— Давай встретимся у Чистых прудов, — решил Павел. — Через час. Вода в ванной течь перестала. — Ксения, — позвал он, подойдя к двери. — Мне нужно отъехать по делам. Жена, закутанная в махровое полотенце, приоткрыла дверь, грустно и понимающе кивнула. Ей не нравилось, что он уезжает от нее в выходные. Это ни одной жене не нравится. — Надолго? — Надеюсь, что нет. У него замечательная жена, никогда не мучает его вопросами. Павел чмокнул ее в нос и виновато улыбнулся. У него замечательная жена. Он почти не уделяет ей внимания, а она ни разу его в этом не упрекнула. Он успел одеться и уйти до того, как она вышла из ванной. Времени до встречи было больше чем достаточно, и он пошел пешком. Субботний город был почти пуст, немного людей и мало машин. Пахло свежестью и еще чем-то приятным, сиренью, наверное. Юлий красотам природы радоваться не умел, умела бабушка, но ее давно не было в живых. Доставляет ли Ксении радость пребывание на природе, Павел не знал. Если доставляет, нужно купить или построить загородный дом. Жена ничего от него не требует, но это не означает, что он может о ней не заботиться. Он старался идти медленно, но все равно пришел на десять минут раньше. Постоял, глядя на вход в метро, подосадовал, что не обговорил конкретное место встречи, и увидел мать. Она появилась откуда-то сбоку. Наверное, приехала на такси. Мать никогда не была красавицей. Невысокая и полная, она напоминала бы шарик, если бы не умело подобранная одежда и что-то еще, выдававшее в ней иностранку. Мать долго жила за границей. Синеватые седые волосы коротко пострижены. Когда Павел видел ее в прошлый раз, волосы были пепельные. Дать ей ее шестьдесят было невозможно. Гладкое, без морщин лицо, легкая, несмотря на полноту, походка. Мать начала озираться, Павел неохотно к ней шагнул. — Привет. — Пашенька! Он испугался, что она сейчас его обнимет, но она только всплеснула руками. — Ты совсем взрослый! — Я уже двадцать лет взрослый. На самом деле он взрослый гораздо дольше. Он стал взрослым, когда узнал, что она собиралась отдать его в детский дом. Метро впускало и выпускало пассажиров. Они стояли не в самом удачном месте, пешеходам приходилось их обходить. — Пожалуйста, объясни, чего ты от меня хочешь, — вздохнул Павел. Мать, вздохнув, молча тронулась в сторону пруда. Павел послушно пошел следом, радуясь, что она не пытается взять его под руку. На бульваре народу почти не было. Он ожидал, что мать сядет на первую попавшуюся свободную лавку, но она пошла дальше, перед прудом свернула в кусты. За ними он увидел одинокую лавочку. Мать уселась, он остановился рядом. — Ты здесь была? С дорожки, по которой они шли, лавочку видно не было. — Нет. — Она поерзала, перемещаясь в тень нависающей над лавкой сирени. — Но я люблю это место. И всегда любила. Я люблю Москву. — Пожалуйста, скажи, чего ты хочешь. У меня мало времени. Павел отвернулся от матери, посмотрел на серую воду пруда. Рыжая утка, заметив их, подплыла ближе, негромко крякнула. Павел повернулся к утке спиной. — Я соскучилась по тебе, Паша. — Как у тебя с деньгами? Юлий ведь тебе переводил деньги, да? Сын никогда ее не интересовал. Ее всегда интересовали деньги. — Сейчас я деньги получать не могу, — мать притворилась равнодушной. — Не можешь, — подтвердил он. Денежные переводы из России за границу были запрещены санкциями. Он случайно узнал, что Юлий переводит матери деньги. Это было три года назад, когда Юлий готовил налоговую декларацию и попросил Павла ее проверить. — Зачем ты это делаешь?! — ахнул Павел, поняв, куда дядя ежемесячно отправляет тысячу евро. — Юлий! Тот промолчал. — Юлий! — Паша, это наши внутренние дела, — твердо пресек тогда этот разговор дядя. Павел его не понимал, но думать и говорить о матери ему было противно, и больше он к тому разговору не возвращался. — Юлий собирался дать тебе наличные? — Да, — равнодушно призналась она. То есть притворилась равнодушной. — Но я не хочу говорить о деньгах. — Тебе есть на что жить? Зачем он это спросил?.. Какая ему разница, как она живет? — Есть, — уверенно кивнула она. Он ошибался, ей вполне можно дать шестьдесят. — Ты бы шла работать, — посоветовал Павел. — Или выйди замуж в очередной раз. Мать молчала. Видеть ее старой было так же тошно, как видеть ее иностранкой без возраста. Неожиданно Павел достал бумажник, радуясь, что вчера догадался снять наличные, чтобы иметь их на всякий случай на предстоящих похоронах. Отсчитал десять пятитысячных купюр и молча протянул матери. Она тоскливо посмотрела на тонкую пачку, потом на него и, к его удивлению, покачала головой. Павел поморщился, положил купюры рядом с сумочкой. Та была явно не из дешевых. Наверняка недешевыми были и кольца на пальцах. Колец было много. — Мне хочется взять что-нибудь на память о родителях. О Юльке. — Что именно? — уточнил он. Мать пожала плечами. Неожиданно он с тоской подумал, что она вполне может претендовать на квартиру Юлия. Она сестра, имеет право. Насколько он знал, бабушка и дедушка когда-то продали большую квартиру и взамен купили две, одну для себя, другую для матери. Юлий тогда уже много работал, неплохо зарабатывал и жил отдельно. Дядя переехал к бабушке, когда маленький Павел стал никому не нужен. То есть не нужен матери. — Ты претендуешь на квартиру? — Нет, — тоскливо ответила мать. — Я ни на что не претендую. К тому же Юлий написал завещание. На тебя, разумеется. Нужно немедленно узнать насчет завещания. Павел не собирался ничем делиться с матерью. — Родители когда-то выделили мне квартиру. Это была крошечная однушка… — Считай, что тебе не повезло, — мстительно усмехнулся Павел. — Юлию в результате досталась квартира в два раза больше. Да еще в центре! — Это была крошечная однушка, но я была в ней счастлива. У матери на глазах появились слезы. Он посмотрел на пруд, чтобы не видеть ее. Уток поблизости не было. — Ты не возражаешь, если я буду ездить иногда в квартиру? — тихо спросила она. — Она все равно пока пустует. Мне хочется вспомнить маму, Юлия…