— Заходите, обсохните, поешьте, — сказал Армстид. — Ничего с ним не сделается. — Только ради нее, — сказал папа. Ради нее принимаю пищу. Ни упряжки у меня, ничего, но она будет вам всем благодарна. — Ну да, — сказал Армстид. — Заходите, обсохните. Однако, когда Армстид папе налил, папе стало легче; а когда мы зашли поглядеть на Кеша, он с нами не пошел. Я оглянулся: он уводил коня в сарай, папа уже говорил о том, где бы раздобыть новую упряжку, и к ужину почти сторговал ее. Он в сарае, гибко проскользнул мимо пестрого мечущегося вихря — в стойло, вместе с ним. Вскочил на ясли, стаскивает сверху сено, выбирается из стойла, ищет и находит скребницу. Потом возвращается и, увильнув от одного звучного удара, прижимается к коню, там, где копыту его не достать. Начинает чистить скребницей, избегая ударов с ловкостью акробата, и любовным шепотом материт коня. Рывком обернулась с оскаленными зубами морда; глаза катаются в потемках, как мраморные шарики на пестрой бархатной скатерти, и он бьет по этой морде обратной стороной скребницы. АРМСТИД Я налил ему еще виски, ужин был почти готов, а он к тому времени уже купил у кого-то упряжку — в кредит. Выбирал, привередничал: эта упряжка ему не нравится, а у этого и курятник купить побоится. — Может, тебе у Снопса попробовать, — сказал я. — У него три-четыре упряжки. Может, какая приглянется. Он зашлепал ртом и смотрит на меня так, словно во всем округе у меня одного есть упряжка мулов и я не желаю их продать, — а я и так уже знал, что со двора моего они съедут не иначе как на моих мулах. Не знал только, что они будут делать с мулами, если купят. Литлджон сказал мне, что в низине у Хейли дамба на две мили смыта и в Джефферсон можно попасть только кружным путем через Моттсон. Но это уже было дело Анса. — С ним тяжело торговаться, — говорит он и шлепает ртом. Но после ужина, когда я налил ему еще, он маленько повеселел. Собрался идти в сарай, при ней посидеть. Может быть, думал, что, если будет сидеть там, готовый к дороге, придет Дед Мороз и приведет ему пару мулов. — Но я, пожалуй, смогу его уломать, — говорит он. — Человек человеку всегда поможет в беде, если в нем хоть капля есть христианской крови. — Конечно, моих можешь пока взять. — Я-то знал, сильно ли сам он верит в эту причину. — Благодарствую, — сказал он. — Она захочет ехать на своих. — Да и он знал, сильно ли я в эту причину верю. После ужина Джул верхом поехал в Балку за Пибоди. Я слышал, что он должен быть сегодня там у Варнера. Вернулся Джул ночью. Оказалось, Пибоди уехал куда-то за Инвернесс, но с Джулом прибыл Дядя Билли и привез свою сумку лошадиных лекарств. Если не мудрить, он говорит, человек не сильно отличается от лошади и мула, разве что разума у лошади чуть больше. — Где теперь тебя угораздило, парень? — спрашивает Дядя Билли и глядит на Кеша. — Давайте мне матрас, стул и стакан виски. Заставил Кеша выпить виски и выгнал из комнаты Анса. — Спасибо еще, что эту же ногу сломал, когда с церкви падал, — грустно говорит Анс, шлепает ртом и моргает. — И то слава богу. Сложенный матрас положили Кешу на ноги, на матрас поставили стул, на стул сели мы с Джулом, дочка Анса поднесла лампу, а Дядя Билли откусил табаку и принялся за дело. Кеш поначалу сильно брыкался, а потом потерял сознание. Он лежал тихо, а на лице у него выступили крупные капли пота, как будто собрались было течь, но решили повременить, пока не очнется. Очнулся он, когда Дядя Билли уже собрался и уехал. Он все силился что-то сказать; сестра наклонилась и вытерла ему рот. — Инструменты, — сказала она. — Я их занес, — сказал Дарл. — Они у меня. Он опять попробовал заговорить; она наклонилась к нему. — Хочет на них посмотреть, — сказала она. Дарл принес и показал. Их засунули под кровать, не глубоко, чтобы он мог достать рукой и потрогать, когда ему полегчает. Наутро Анс сел на ихнего коня и поехал в Балку к Снопсу. Они с Джулом постояли на дворе, о чем-то поговорили, потом Анс влез на коня и уехал. Думаю, Джул первый раз разрешил кому-то сесть на своего коня и, покуда Анс не вернулся, все бродил по двору — а походка у него такая, словно там распухло, — и на дорогу глядел, будто совсем уже думал догнать Анса и отобрать коня. Часам к девяти стало припекать. Тогда я и увидел первого грифа. Намокшая была, наверно, поэтому. Так или нет, но увидел я их не с самого утра, а попозже. Слава богу, ветер дул от дома, так что утром было ничего. Но как увидел я их с поля, так будто за милю почуял запах от одного только вида; а они там кружат и кружат, всей округе показывают, что у меня в сарае. Мальчишкин крик я услышал за полмили. В колодец, думаю, свалился или еще что — наддал и рысью домой. Их, наверно, с десяток сидело на коньке сарая, а еще одного мальчишка спугнул с гроба и теперь гонял по двору, как индюка: он только подлетывал и уворачивался, потом захлопал крыльями и сел на крышу сарая. Стало уже совсем жарко, и ветер то ли утих, то ли переменился, так что решил я с Джулом потолковать, — а тут как раз Лула выходит из дома. — Ты должен что-то сделать, — говорит. — Это безобразие. — Я как раз и собрался. — Это безобразие. Судить его надо за такое обращение. — Старается похоронить ее, как умеет. Нашел я Джула и спрашиваю, не хочет ли он взять одного мула и съездить в Балку, посмотреть, что там с Ансом. Он ничего не сказал. Только поглядел на меня — глаза белые, желваки на скулах белые, — потом отошел и стал звать Дарла. — Что ты собрался делать? — спрашиваю. Он не отвечает. Вышел Дарл. Джул ему: — Пойдем. — Чего ты придумал? — Дарл спрашивает. — Повозку выкатим, — Джул ему через плечо. — Не будь дураком, — я говорю. — Разве я тебе что сказал? Ты же не виноват. И Дарл за ним не торопится; а Джулу хоть кол на голове теши. — Заткнись, черт бы тебя взял, — он говорит. — Ей ведь надо где-то лежать, — говорит Дарл. — Папа воротится, тогда и заберем. — Не будешь помогать? — Джул говорит, и глаза белые, прямо светятся, а лицо дрожит, словно у него малярия. — Нет, — Дарл говорит. — Не буду. Подождем, когда папа воротится. Я стоял в дверях и смотрел, как он толкает и тянет повозку. Она стояла на скате, и раз мне показалось, что он вышибет заднюю стену сарая. Потом к обеду позвонили. Я его позвал, но он не оглянулся. — Пошли обедать, — я сказал. — Мальчика позови. Но он не ответил, и я пошел обедать. Дочка Анса отправилась за мальчишкой, но вернулась без него. За обедом мы услышали его крик: он опять выгонял грифа. — Это безобразие, — сказала Лула, — безобразие. — А что он может сделать? — говорю. — Со Снопсом за полчаса дело не сладишь. До вечера будут сидеть в теньке, торговаться. — Сделать? — она говорит. — Сделать? Он и так уже много чего наделал. — Наделал, верно. В том беда, что, когда он кончит, наши дела начнутся. Никакой упряжки он ни у кого не купит, тем паче у Снопса, — надо оставить заклад, а что у него годится для заклада, он еще сам не знает. — Так что вернулся я на поле, поглядел на своих мулов и вроде как распрощался с ними на время. А вечером, когда пришел, — солнце-то весь день сарай грело, — не сказать, что пожалел об этом. Все они сидели на веранде, и, только я туда взошел, он едет. Вид какой-то чудной: и побитый — хуже, чем всегда, — и вроде гордый. Словно сделал что-то из ряда вон и не знает, как остальные отнесутся. — Есть у меня мулы, — говорит. — У Снопса купил мулов? — спрашиваю. — Что ж тут, кроме Снопса, и купить не у кого? — Ну почему? — говорю. Он смотрит на Джула таким же чудным взглядом, а Джул спустился с веранды и пошел к коню. Посмотреть, что Анс с ним сделал, я думаю. — Джул, — говорит Анс. Джул оглянулся. — Поди сюда. — Джул вернулся на несколько шагов и встал. — Чего тебе? — Так ты у Снопса мулов взял, — я говорю. — Верно, к вечеру их пришлет? Раз вам ехать через Моттсон, завтра пораньше захотите отправиться? Тут он перестал так смотреть. Вид опять сделался затурканный, как всегда, и ртом опять зашлепал. — Делаю, что могу, — он говорит. Никому на всем белом свете не досталось столько издевательств и трудностей, сколько мне. — Снопса объехавши, человек должен веселей глядеть, — я говорю. — Что ты дал ему, Анс? Он в сторону смотрит. — Я ему дал в залог культиватор и сеялку. — Да за них и сорок долларов не выложат. Далеко ли ты уедешь на сорокадолларовых? Теперь все смотрели на него, тихо и внимательно. Джул никак не мог дойти до коня: остановился и ждал на полдороге. — Еще кое-что дал, — сказал Анс. Он снова начал шлепать ртом и стоял так, словно ждал, что кто-то его сейчас ударит, а сам заранее решил не отвечать. — Что еще? — Дарл спросил. — Черт с ним, — я говорю. — Возьми моих мулов. Потом приведешь. Я как-нибудь обойдусь. — Так вот чего ты рылся ночью у Кеша в одежке, — говорит Дарл. Говорит так, словно из газеты читает. Словно ему плевать, в чем там дело. Теперь и Джул подошел: стоит и смотрит на Анса своими мраморными глазами. — На эти деньги Кеш хотел купить у Сюратта говорящую машину, — объясняет Дарл. Анс стоит и шлепает ртом. Джул на него сморит. Не моргнул ни разу.