— Один только есть, — говорит. И смотрит на меня. — Ладно, ладно. Она молчит. В подвале то плохо, что выход только один — и на внутреннюю лестницу. На часах двадцать пять первого. — У такой красивой девушки, — говорю. Смотрит на меня. И деньги начала в платок увязывать. Я говорю: — Извините, я на минуту. — Захожу за шкаф. — Ты знаешь, — говорю, — как один ухо вывихнул? А теперь рыгнет и сам не слышит. — Пока старик не пришел, выведи ты ее из задней комнаты, — Джоди говорит. — Если ты будешь в торговом зале, за что он, кстати, тебе жалованье платит, он, кроме меня, никого не поймает. Джоди пошел прочь, нехотя. — Комар, что ты с ней будешь делать? — Не могу тебе сказать, — отвечаю. — Это неэтично. Ты иди туда и следи. — Слушай, Комар. — Да ладно, ладно, ничего не будет, только лекарство пропишу. — За женщину, может, и ничего бы не сделал, но, если узнает, что лазишь в шкаф, под зад коленкой так получишь, что в подвал улетишь. А сам ушел обратно. На часах без четверти час. Она деньги в платок увязывает. Говорит: — Вы не доктор. — А кто же? — спрашиваю. Разглядывает меня. — Что, молодой чересчур или чересчур интересный? — спрашиваю. — У нас тут раньше лечили старые доктора-подагрики. Джефферсон был вроде богадельни для старых докторов. Но дела стали идти все хуже, люди хворали все меньше, и в один прекрасный день до людей дошло, что женщины-то здесь совсем уже не хотят болеть. Тогда всех старых врачей выгнали и позвали нас, молодых, интересных, чтобы нравились женщинам, — тогда женщины опять стали болеть, и врачебные дела пошли веселее. Теперь это делают по всей стране. Неужели не слыхали? Это потому, наверно, что вам доктор никогда не был нужен. — Теперь нужен, — говорит. — И вы его правильно выбрали. Я вам уже сказал. — У вас что-нибудь есть от этого? — она спрашивает. — Деньги у меня есть. — Ну, — говорю, — доктор, конечно, много чего узнает, пока учится каломель развешивать; хочешь не хочешь — узнаешь. Но я не выяснил, что вас беспокоит. — Он сказал, можно что-то купить. Сказал, я могу купить в аптеке. — А название не сказал? — спрашиваю. — Вы сходите к нему, спросите. Она перестала смотреть на меня и вертит свой платок в руках. — Мне надо что-то сделать, — говорит. — Что, очень надо? — Смотрит на меня. — Доктор ведь много чему научается, людям даже невдомек, сколько он знает, но он не должен говорить все, что знает. Это против закона. Из зала Джоди зовет: — Комар. — Извините, я на минуту. — Иду туда. — Его увидел? — спрашиваю. — Ты не кончил еще? Может, ты сюда выйдешь и сам проследишь, а я ее проконсультирую? — Может, ты яичко снесешь? — говорю я. Возвращаюсь. Она на меня смотрит. — Вы, конечно, понимаете, что меня могут посадить в тюрьму, если сделаю, о чем просите. Потеряю диплом, — говорю, — и придется идти работать. Вы понимаете? — У меня всего десять долларов. Можно, я остальные в будущем месяце принесу? — Всего-то? — я говорю. — Десять долларов? Понимаете, моим знаниям и сноровке цены нет. А тут какая-то жалкая десятка. Смотрит на меня. Даже не моргнула. — А что вы хотите? На часах без четырех час. Я решил, что пора ее выпроваживать, говорю: — Угадайте с трех раз, а нет — сам покажу. Она даже не моргает. — Мне надо что-то сделать. — Оглядывается назад и вокруг, потом смотрит в сторону зала. — Сперва дайте лекарство, — говорит. — Ты, что же, прямо сейчас готова? Здесь? — Сперва дайте лекарство. Ну, беру мерный стакан, становлюсь к ней спиной и выбираю бутылку безобидную — потому что кто держит яд где попало в бутылке без ярлыка, по нему тюрьма плачет. А пахнет скипидаром. Отлил ей в стакан и даю. Понюхала и смотрит на меня, стакан под носом. — Скипидаром пахнет. — А как же, — говорю, — Это начало лечения. В десять вечера придешь, дам тебе остальное, и сделаем операцию. — Операцию? — она говорит. — Больно не будет. У тебя уже была такая операция. Клин клином вышибают, слыхала? Смотрит на меня. — А поможет? — Конечно, поможет. Если придешь. Ну, выпила она, что там было, глазом не моргнув, и ушла. А я в зал. — Ну, сумел? — спрашивает Джоди. — Что сумел? — Да ладно тебе, — он говорит. — Я же не собираюсь отбивать. — А-а, с ней, — говорю. — Ей просто лекарство понадобилось. У ней сильная дизентерия, стесняется сказать при посторонних. Дежурство в этот вечер все равно было мое, так что я помог старому паразиту все проверить, нахлобучил на него шляпу и в половине девятого выпроводил из лавочки. Дошел с ним до угла и потом еще смотрел, пока он не миновал два фонаря и не скрылся из виду. Тогда я вернулся, подождал до половины десятого, выключил весь свет спереди, только сзади оставил лампочку, запер дверь, потом насыпал шесть капсул тальком, немного прибрался в подвале и сижу, жду. Пришла ровно в десять, часы еще не начали бить. Открываю, входит быстрым шагом. Я выглянул за дверь — там никого, только мальчишка в комбинезоне сидит на обочине тротуара. — Тебе чего? — спрашиваю. Он молчит, только смотрит на меня. Я запер дверь, выключил свет и пошел в заднюю комнату. Она стоит и ждет. В этот раз на меня не посмотрела. — Где? — спрашивает. Я дал ей коробку с капсулами. Держит в руке, смотрит на капсулы. — А это правда поможет? — Правда, — говорю. — Когда проделаешь остальное лечение. — Где его делать? — В подвале. ВАРДАМАН Теперь она шире и светлее, но магазины темные, потому что все ушли домой. Магазины темные, но огни проходят по стеклам, когда мы проходим. Вокруг суда огни в деревьях. Они уселись на деревьях, а суд темный. Часы на нем смотрят на все четыре стороны, потому что они не темные. Луна тоже не темная. Не очень темная. Дарл он уехал в Джексон мой брат Дарл мой брат. А он был в той стороне, блестел на рельсах. — Дюи Дэлл, пошли в ту сторону, — говорю я. — Зачем? — говорит Дюи Дэлл. Рельсы блестели за стеклом, он красный на рельсах. Но она сказала, его не продадут городским ребятам. — Нет, он на Рождество там будет, — говорит Дюи Дэлл. — Придется тебе подождать, когда его снова выставят. Дарл уехал в Джексон. Много людей не уехало в Джексон Дарл мой брат Мой брат едет в Джексон. Мы идем, а огни поворачиваются вокруг, уселись на деревьях. Со всех сторон одинаково. Они идут вокруг суда, а потом их не видать. Зато видать в черных окнах. Все ушли домой спать, кроме меня и Дюи Дэлл. На поезде едет в Джексон. Мой брат.