Наконец, когда силы почти оставили её, Василиса разглядела в буре гряду камней. Пять больших валунов торчали из песка, словно ладонь великана, погребённого в пустыне. Убежищем это назвать было сложно, но выбирать не приходилось, так что Василиса, выбрав камень побольше и пошире, рухнула за ним с подветренной стороны. Подтянула колени к подбородку и, обхватив голову руками, спрятала между коленями лицо. Она сидела так, затаившись, пока песок с шипением разбивался о камни и разлетался в разные стороны. Прекрасно. Просто прекрасно. Она оказалась совсем одна, посреди бушующей пустыни, в чужом мире, без еды и воды. И её конь – проводник, единственная ниточка, связывающая её с домом, – сгинул в буре. Ей вдруг захотелось вновь стать маленькой девочкой. Чародейкой-недоучкой, гоняющей анчуток по Лютоборскому полю и не знающей забот, кроме скучных уроков. Только вот пути назад к этой девочке у неё больше не было. У неё больше ничего и никого не было. В Василисе словно что-то надломилось, она не выдержала и заплакала. Слёзы разъедали обветренные щёки. От жажды и жары было тяжело дышать настолько, что воздух хрипами вырывался из лёгких. Кажется, даже слёзы испарялись прежде, чем успевали добежать до подбородка. «Я должна вернуться». Веки сомкнулись, и Василиса на мгновение провалилась во тьму, но тут же вздрогнула, приходя в себя. «Я не могу здесь умереть». «Не здесь. Не сейчас». Василиса взвыла и ударила себя по щекам. Ещё раз и ещё, чтобы хоть немного прийти в чувство. «Надо переждать бурю и идти. Куда-нибудь. Надо двигаться». Веки снова смежились, и голова рухнула на грудь. «Не спать». Спина заскользила по шершавому камню. «Не спать!» Кирши нашёл её. Его губы и ладони были спасительно прохладными, а дыхание бархатом ласкало измученные щёки. Он поднял обессиленную Василису на руки и отнёс в тень под раскидистым деревом. Как же она не заметила этого дерева раньше, должно быть, буря скрыла его от глаз. – Ты пришёл за мной, – прошептала она, пока Кирши протирал её лицо влажной тряпицей. – Но как? Кирши не ответил, только улыбнулся, и в синих глазах его разлилась нежность. В груди защемило от этого взгляда, и Василиса на мгновение забыла, как дышать. Она хотела перехватить его руку, но не смогла пошевелиться, испуганно вздрогнула, но Кирши успокаивающе погладил её по щеке и, склонившись, нежно поцеловал в лоб. – Пойдём домой. Раскат грома привёл Василису в чувство. Она резко вскочила, и мокрые пряди волос хлестнули её по щекам. С синего ночного неба лился дождь. Она всё ещё лежала под камнем, присыпанная влажным песком. Ни Кирши, ни дерева – только бескрайняя пустыня. Всего лишь сон. Василиса закусила и без того искусанную в кровь губу и стянула с лица повязку. – Очень надо! Я и сама вернусь! – Она взмахнула руками, собираясь чарами воды собрать дождевые капли, чтобы напиться. Пасс вышел быстрый, ловкий, пусть и немного резкий. Капли должны были заплясать и собраться в упругий водяной шарик. Но ничего не произошло. – Что за?.. – Василиса замерла, прислушиваясь к себе. Резерв был полон, магия гуляла по венам и была готова в любой момент вырваться наружу. Тогда почему же?.. Василиса попробовала снова, но снова ничего не вышло. Выругавшись, она запрокинула голову к небу, жадно хватая ртом каждую капельку. Не отвлекаясь, попробовала разжечь несколько искр. Ничего. А воздух? Широкие, выразительные, почти танцевальные пассы не вызвали даже малейшего ветерка. Василиса уставилась на свои руки, от ужаса не в силах даже вдохнуть. Неужели? Неужели это та самая цена, которую пришлось уплатить за переход? Чары. Изуродованное мор тело и почерневшие пальцы не выбили Василису из колеи так, как осознание того, что она потеряла способность к плетению чар. Это оказалось больнее касания мор. Страшнее серпа в сердце. Будто с косой ей отсекли невидимую, но очень важную, необходимую часть её самой, ту самую, что делала её собой. И самое ужасное, что Василиса чувствовала её, чувствовала магию в своём теле. Она наполняла резерв и залечивала раны, но никак, никак не хотела вырываться наружу, будто между ней и Василисой выросла невидимая преграда. И сколько бы чародейка об неё ни билась, ни молотила кулаками и ни рвалась, магия оставалась недосягаемой. Василиса тяжело задышала, руки затряслись, а колени сделались ватными и податливыми, неспособными больше выдержать вес её тела. Василиса упала, ударила кулаками песок и закричала. И кричала, пока не закончился воздух в лёгких, пока силы не покинули её. Она сгорбилась, уткнувшись лбом в остывший песок, и то ли плакала, то ли скулила, дрожа всем телом. Холод ночной пустыни быстро пробрал её до костей и привёл в чувство. Оставаться на месте было нельзя. Двигаться ночью, пока не жарко, а на день, если получится, искать убежище. Но куда идти? Василиса огляделась. «Думай. Думай». Спустя несколько мучительных мгновений в голову ей пришла безумная мысль. Если конь на самом деле часть её, если он порождён её магией, то, возможно, она сумеет его почувствовать? Василиса снова вспомнила вечер в кровнице, когда Кирши поделился своей силой и потом, когда они лежали рядом. Василиса чувствовала, как его сила колола изнутри её кожу, желая вернуться к своему хозяину. Что, если и её магия, заключённая в коне, тоже стремится назад? Василиса поднялась на ноги и отряхнула с колен приставший песок. Выпрямилась и закрыла глаза. Она толком не знала, что именно искать и как это делать. Вспомнила уроки Белавы и представила, как магия золотым потоком струится по телу, собирается в сверкающий узел у самого сердца и нитью тянется туда, куда велит чародей. С другими чародеями у Василисы делиться магией не получалось, но вдруг теперь выйдет? Ведь технически она делилась магией с самой собой. Василиса простёрла руки к небу и сосредоточилась, представляя золото чар. «Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста!» – молила она. Василисе нужен был этот подарок судьбы, маленькая уступка, только сейчас, а потом… потом она что-нибудь придумает. Всего лишь маленькая уступка. И судьба оказалась благосклонна. Невидимый заслон, прятавший от Василисы её магию, дал небольшую трещину. С пальцев сорвался сноп золотых искр. Они взметнулись в небо россыпью звёзд и зашипели, испаряясь под каплями дождя. Искры никуда её не вели и ни к чему не стремились, кроме бездонной высоты. Василиса попытала счастья снова, но результат вышел тот же. Ничего, кроме красивых переливов на фоне ночного неба, у неё сотворить не получалось. – Похоже, я ошиблась, – пробормотала она, глядя, как гаснут рыжие всполохи в темноте. – Или просто делаю что-то не так. Разозлившись на себя, Василиса выбросила в небо кулак. Огромный огненный поток змеем взвился в небо так высоко, что чародейка даже на мгновение поверила, что он достанет, царапнет хвостом небосвод и подожжёт тучи, превратив их в бескрайнее полыхающее море. Но змей завернулся в спираль, укутываясь в клубы пара, и огненным дождём осыпался на землю. А Василиса вздохнула полной грудью. По крайней мере, огонь так и не покинул её. Её огонь. Пусть это и было лишь короткое одолжение со стороны магии: Василиса чувствовала, как трещина в невидимой преграде затягивается, снова отрезая её от чар, но сейчас… сейчас она была почти готова это принять. «Останки» змея догорали на песке и тихо гасли один за другим, как исчезают с неба звёзды на рассвете. Василиса, всё ещё заворожённая этим зрелищем, кивнула самой себе, с облегчением чувствуя, что готова идти дальше. И неважно, куда приведёт её путь. Внутри стало тихо, легко и спокойно. Выпрямившись, Василиса обернулась. На вершине далёкого, напоминающего серп бархана стоял рыжий конь и нетерпеливо бил копытом. 11 Рыжий лис и волк, что потерял свою тень Малый зал для собраний представлял собой просторное круглое помещение в главной башне гарнизона. Из шести больших арочных окон был виден, казалось, каждый уголок заснеженного Даргорода. Посреди зала стояли круглый дубовый стол и четыре стула с высокими спинками. Ещё четыре таких стула умостились вдоль стен рядом с сундуками, забитыми книгами, свитками и давно забытыми бумагами и картами. Над ними висели три знамени Гвардии. На столе лежала карта Первого материка, или, как называли эти края гусляры и бродячие сказители, Дивных Берегов. Карта пролежала на столе так долго, что чернильные контуры её уже выцвели и поблекли. Только роза ветров – стрела, наконечником определявшая север, – в левом верхнем углу карты каким-то чудом сохранила глубокий чёрный цвет. День выдался хмурый и по-зимнему тёмный, так что факелы горели в зале с самого утра. Снег валил всю ночь, не остановился и с рассветом, и площадь, на которой ещё вчера было кровавое месиво, превратилась в безукоризненно белое поле. Атли безотрывно смотрел на него с высоты башни, и, если бы не привкус металла на языке и не солоновато-сладкий запах крови, что всё ещё витал в воздухе, он мог бы поверить, что ничего не произошло. Что вчера он собственными руками не разрушил будущее Гвардии, что никто не погиб по его вине. Кирши стоял неподалёку, прислонившись спиной к стене, и притворялся, что дремлет, но Атли чувствовал, что Тёмный наблюдает за ним из-под полуприкрытых век. Дверь скрипнула, и в зал вошла Ярослава. Сегодня её голову украшали два рогатых месяца с сапфирами, а белое платье с золотыми, расшитыми жемчугом воротом и длинными рукавами выгодно подчёркивало смуглость кожи. На плечах лежал белый меховой плащ. Высокая и широкоплечая, она напоминала мраморную статую, прекрасную и такую же холодную. – Вижу, у вас не принято начинать вовремя, – сказала она вместо приветствия и, скинув с плеч плащ, бросила его на ближайший стул. – А ты что здесь… – Совет решил, что я стану прекрасным капитаном Соколов, – перебила Ярослава, подошла к соседнему окну и изящно сложила руки на груди. По непроницаемому лицу нельзя было сказать, рада она своему назначению на новый пост или нет. Ярослава повернула голову к Атли и прищурилась. – Тряхну стариной. Атли заложил руки за спину и отвернулся к окну: – Не думал, что ты захочешь вернуться после того, как Мира выставила тебя за дверь. И это спустя сколько? Лет двадцать? – Тридцать. И я сама ушла. – Ярослава выдала злорадный смешок. – А Мира была просто ревнивой сукой. Она и мизинца Аргорада не стоила. Атли резко развернулся: