– Что, зацепило? – Ясное дело… – ответил Пул, почувствовав острое раздражение от самодовольства Биверса. – А у тебя иммунитет? – Едва ли, Майкл, – покачал головой Биверс. – Просто привык держать чувства в себе. Так воспитали. Знаешь, я думаю, что к этому списку нужно добавить кучу имен. Маккенна, Мартинсоны. Дантон и Жильбер. Помнишь? Пул не нашел в себе желания пытаться объяснить то, что он только что пережил. Он тоже мог припомнить хотя бы одно имя, которое можно было бы добавить к выбитым на плите. Биверс едва ли не подмигнул Майклу: – Ты же понимаешь, что мы разбогатеем на этом, не так ли? По какой-то «биверской», абсолютно не понятной для Майкла Пула причине, он дважды постучал его по груди вытянутым указательным пальцем, на котором Майкл успел разглядеть маникюр. Затем Биверс повернулся к Пумо и Линклейтеру, очевидно, говоря им что-то о Мемориале. Майкл словно все еще чувствовал, как указательный палец Гарри игриво тычет в его грудину… – Вот только беда в том, что здесь не все имена… – донеслись до него слова Биверса. Сотни подыхающих москитов забили ноздри Пула; подыхающие пиявки впились в онемевшие от усталости ноги. Майкл понял: решение принято. Как бы повторяя самих себя – невежественных, напуганных и каждого по-своему безрассудного девятнадцатилетних мальчишек, – сегодняшние они действительно собирались вновь отправиться на Дальний Восток. Часть вторая. Приготовления к отъезду 6. Биверс на отдыхе 1 – Мэгги сюда никогда не вернется, Мэгги сыта по горло, – сообщил Джимми Ла в ответ на вопрос Гарри. Он готовил коктейль: серебристая лента вермута из шейкера лилась поверх кубиков льда в стакан, уже отчасти наполненный какой-то жидкостью. Джимми выдавил лимонную цедру вокруг края стакана, затем опустил ее в кубики льда. – Сыта по горло жизнью или сыта по горло Тиной? – уточнил Биверс. Джимми Ла положил на барную стойку свежую бумажную салфетку с маркировкой «Сайгон», напечатанной красными наклонными буквами над силуэтом рикши. Он поставил напиток Гарри Биверса на чистую салфетку и ловко смахнул намокшую, порванную, что лежала рядом на стойке, и сказал: – Тина для Мэгги слишком уж… правильный. Бармен подмигнул Гарри, затем отступил назад. Гарри неприятно поразился, обнаружив себя под прицелом взглядов наклеенных на зеркало злобных, подозрительных длинномордых демонов с кошачьими усами. Пока Джимми Ла стоял у стойки, демоны прятались за его спиной. Где-то он уже видел эти злобные рожи, кажется, в 1-м армейском корпусе, но больше ничего вспомнить не удалось. Было четыре часа дня, и Гарри просто убивал время до звонка бывшей жене. Джимми Ла наливал из блендера какое-то немыслимое пенистое зелье единственному, кроме Гарри, клиенту – какому-то чудиле с петушиным желтым ирокезом и огромными розовыми очками. Гарри развернулся на табурете лицом к большому прямоугольному обеденному залу ресторана Пумо: узловатые бамбуковые стулья и бамбуковые же столы со стеклянными столешницами; коричневые лопасти потолочных вентиляторов, похожие на полированные весла, медленно вращались над головой; белые стены разрисованы гигантскими папоротниками и пальмовыми листьями. Это место выглядело так, будто в любую минуту сюда могла войти Сидни Гринстрит[37]. За стойкой в дальнем конце ресторана распахнулась дверь – в открывшемся помещении два вьетнамца в белых передниках нарезали овощи, а за ними на газовой плите булькали кастрюльки. А дальше, за плитой, взгляд Гарри уловил нежданный, как мираж, трепет полупрозрачной шторки. Он чуть подался вперед, чтобы получше рассмотреть, и почувствовал знакомую внутреннюю дрожь, когда увидел Виня, шеф-повара ресторана Пумо, метнувшегося к открытой двери. Винь родом из Анлата – деревни, где был расквартирован 1-й корпус, – она находилась всего в паре-тройке километров от Я-Тука. А затем Гарри увидел, кто открыл дверь. Буквально чуть ниже поля его зрения маленькая улыбающаяся вьетнамская девочка осторожно, но быстро двигалась в ресторан. Она почти достигла барной стойки, когда Винь ухватил ее за плечо. Рот малышки округлился в изумленное «о», и Винь втащил ее обратно на кухню – дверь захлопнулась, отрезав выплеск сердитых выкриков на вьетнамском. В пугающе четкой слуховой галлюцинации Гарри Биверс услышал тяжелое дыхание М. О. Денглера у себя за правым плечом, а также отдаленные выстрелы и вопли. Тусклыми пятнами бледнели лица в центре бескрайней тьмы. И тут он вспомнил, где видел рожи демонов – это были лица маленьких черноволосых женщин, кидавшихся на них с поднятыми кулаками. «Ти номер дьесят! Ти номер дьесят!» Перед Гарри Биверсом словно разверзлась бездна. На мгновение его охватил ужас небытия – жуткое тошнотворное чувство, будто он никогда не существовал на свете, как существовали более простые, более нравственные люди. Словно со стороны он услышал себя, спрашивающего, что на кухне делает ребенок. Джимми Ла подошел ближе. – Это Хелен, младшая дочка Виня. Они оба иногда торчат здесь. Хелен, наверное, искала Мэгги, они давние подружки. – У Тины, должно быть, хлопот полон рот, – проговорил Гарри, чувствуя, что удается понемногу взять себя в руки. – Видели «Вилледж войс»[38]? Гарри покачал головой. До него только сейчас дошло, что он инстинктивно сунул руки в карманы, чтобы скрыть их дрожь. Джимми поискал за барной стойкой, из стопки меню вытащил газету и протянул Гарри последней страницей вверх. «Доска объявлений „Войс“ – гласил заголовок над тремя колонками плотного текста объявлений разных размеров кегля. Гарри обратил внимание, что два из них заключены в кружок. Первое гласило: «Кормежка для кошки. Скучаю по тебе, проклятый. Буду в среду в 10 у „Майка Тодда“. Бродяжка». Второе было набрано заглавными буквами: «ТОЛЬКО ЧТО РЕШИЛА, ЧТО РЕШИТЬСЯ НЕ В СИЛАХ. МОЖЕТ, „МАЙКЛ ТОДД“, А МОЖЕТ И НЕТ. ЛА-ЛА». – Поняли, о чем я? – спросил Джимми. Резкими движениями он начал доставать из-под бара стаканы и энергично крутить их под струей в раковине. – Оба объявления дала твоя сестра? – Кто же еще, – ответил Джимми. – У нас в семье все чеканутые. – Жаль мне Тину. Джимми усмехнулся и поднял взгляд от раковины. – А как поживает доктор? Изменения есть? – Ты же знаешь его, – ответил Гарри. – С тех пор как умер его сын, тусоваться с ним не слишком весело. Totalemente[39]. Через секунду Джимми спросил: – И что, едет с вами на охоту? – Я бы предпочел, чтобы ты называл это миссией, – огрызнулся Гарри. – Слушай, а Тина собирается когда-нибудь показаться на свет божий? – Может, позже… – сказал Джимми, отводя глаза. В ресторане Пумо работали и жили два вьетнамца. Если он находил хотя бы пару тараканов, то переворачивал всю кухню вверх дном, а с Мэгги Ла вел себя как подросток. «ЛА-ЛА», вот уж точно. Старый товарищ Боба Биверса стал просто очередным… несколько мгновений он копался в памяти, пытаясь отыскать слово Денглера – вспомнил: «мультяшным». – Передай ему мой совет: заявиться в номер «Майкла Тодда» с охренительным ножиком за поясом. – Ага, Мэгги это возбудит не по-детски. Гарри бросил взгляд на свои часы. – Гарри, в планы вашей миссии входит посещение Тайбэя? – спросил Джимми, впервые явив признаки реальной заинтересованности. Биверс ощутил нечто вроде укола предостережения. На виске дернулся нерв: – А вы с Мэгги разве не из Тайбэя? И тут до него дошло! Кто сказал, что Тим Андерхилл все еще живет в Сингапуре? Гарри бывал в Тайбэе в кратковременном отпуске и легко мог представить себе, что Тим Андерхилл предпочел остаться жить там – в гремучей и похотливой смеси Чайна-тауна и Додж-Сити, какими он помнил те места. Он понял, что суд Божий, ошибочно считающийся дремлющим, на самом-то деле все это время бодрствовал, что все предписано и продумано заранее. Бог все предусмотрел и спланировал загодя. Гарри вновь устроился поудобнее на барном стуле, заказал еще один мартини и, отложив конфронтацию с бывшей женой еще на двадцать минут, принялся выслушивать разглагольствования Джимми Ла о неприглядных аспектах ночной жизни столицы Тайваня. Джимми поставил перед ним исходящую парком чашку кофе. Гарри сложил салфетку, сунул ее во внутренний карман пиджака и бросил взгляд на разъяренных демонов. Он увидел ребенка, летящего на него с поднятым ножом, и сердце его зачастило. Он улыбнулся, и горячий кофе обжег ему язык. 2 Вскоре Гарри стоял у телефона-автомата рядом с мужским туалетом в узком коридоре подвального этажа. Свою бывшую жену он пытался для начала отыскать в галерее Марии Фарр, располагавшейся на первом этаже бывшего склада на Спринг-стрит в Сохо. Пэт Колдуэлл Биверс ходила в частную школу Марии Фарр, а когда галерея, казалось, стала приходить в упадок, взяла ее под крыло, сделав одним из своих любимых благотворительных проектов. (Еще в самом начале вовлечения его жены в работу галереи Гарри терпеливо сносил званые обеды с художниками, чьи работы представляли собой ржавые трубы, беспорядочно разбросанные по полу, аккуратные ряды поставленных на торец алюминиевых слитков, розовые колонны, инкрустированные похожими на бородавки наростами, которые напоминали Гарри исполинские эрекции. Ему до сих пор не верилось, что авторы-исполнители этих подростковых шуточек зарабатывают звонкую монету.) На звонок ответила сама Мария Фарр. Это был дурной знак. – Мария, – сказал он, – как приятно снова слышать твой голос. Это я. По правде, звук голоса Марии – все согласные твердые, словно галька, – вновь напомнил Гарри, как он не любил ее. – Мне нечего сказать тебе, Гарри, – ответила Мария. – Уверен, это к счастью для нас обоих, – сказал Гарри. – Пэт еще у тебя? – Даже будь она здесь, я бы тебе не сказала. – Мария повесила трубку. Второй звонок – в справочное бюро, где ему сообщили номер телефона «Рильке-стрит», литературного журнала, еще одного объекта непреходящей благотворительности Пэт. Офисы редакции располагались на Дуэйн-стрит и на самом деле были лофтом, принадлежавшим Уильяму Тарпу, редактору журнала. Поскольку Гарри провел с Тарпом и его обнищавшими соавторами меньше вечеров, чем с Марией Фарр и ее художниками, Тарп воспринимал его всерьез. – Редакция «Рильке-стрит», Уильям Тарп слушает.