Даша осознала, что хочет есть. Она вскрыла упаковку темных сухарей и попыталась разгрызть один… но тут же выплюнула его: это был муляж, изготовленный то ли из папье-маше, то ли из гипсокартона. Нет, ну все у них ненастоящее, только телефон работает. Даша вернулась в комнату связи: рядом с радисткой она чувствовала себя не так одиноко. Время шло, никто не приходил ей на помощь. Даша почувствовала холод и тяжесть стен подземелья. Прошел час, потом еще четверть часа, и наконец в соседней комнате раздались шаги, лязгнул засов, и дверь открылась. На пороге появился приземистый пузатый дядечка с круглой блестящей лысиной. Даша готова была броситься на шею своему спасителю, но тот был не в таком благодушном настроении. – Это как же вы сюда попали? – проговорил он недовольным голосом. – Это кто же вам санкционировал? – Никто! Я же говорю – провалилась сюда с верхнего этажа… – Это как? – прищурился дядечка. – Ну, я шла-шла, потом открыла какую-то дверцу и провалилась… по желобу… – Даша скроила самую дебильную физиономию, забеспокоившись, не перегнуть бы палку. Но стереотип, что все бабы полные дуры, сработал безотказно, дядечка ей поверил. – Как хорошо, что вы пришли! – Она прижала руки к сердцу. – Конечно, хорошо. Если бы я не пришел, с вами мог бы произойти несчастный случай, а кто бы за это отвечал? Вот именно, администрация музея в моем лице! – Хорошо, что я до вас смогла дозвониться… – Это даже странно, что телефон работает. Я его лично отключил перед уходом… – Дежурный поднял трубку черного телефона, послушал и еще больше удивился. – А сейчас он не работает… удивительно… и еще странно – как это вы сами себя на засов заперли? – Дежурный строго смотрел на Дашу. – А вы там никого не встретили? – опасливо спросила Даша. – Там, в тех комнатах музея… – Кого же я должен был там встретить? Музей еще официально не функционирует, и посторонние лица в него не допускаются. Хотя вот вы проникли… – Вот именно. Мог и еще кто-то проникнуть и запереть эту дверь на засов. – Короче, немедленно покиньте помещение музея. Или я буду составлять акт о мелком хулиганстве. – Я покину, покину, мне здесь больше делать нечего! И Даша вслед за дежурным пошла из комнаты связи. Сначала они прошли через каземат княжны Таракановой. На этот раз Даша посмотрела на несчастную пленницу с большим сочувствием – она находилась в подземелье совсем немного времени, а и то ощутила гнетущую тяжесть и мучительное одиночество, а бедная княжна провела в каземате долгие годы! Из каземата они прошли в комнату бомжей, затем – в ту, где тусовалась компания панков. Проходя через это помещение, Даша присматривалась к восковым фигурам – не прячется ли среди них тот тип, который преследовал ее и запер в комнате связи? Наконец дежурный вывел ее из музея. Они поднялись по лестнице на первый этаж. – Спасибо вам! – сказала Даша дежурному. – Вы меня спасли! – По-хорошему, надо бы тебя задержать, протокол составить, – проговорил тот примирительно, – но, так и быть, иди уж… Распрощавшись с ним, Даша решила пойти к Алексею и рассказать ему, что в двести девятнадцатой секции происходит что-то подозрительное и скорее всего криминальное. Она уже свернула к аппаратной, но тут увидела в коридоре того бритоголового мужчину, с которым вела переговоры фальшивая Аня. Он оглядывал всех, кто шел по коридору, и явно кого-то искал. То есть ясно кого – ее. Ведь она теперь для этих подозрительных типов нежелательный свидетель. Даша испуганно метнулась назад. Дежурный, к счастью, еще не ушел, он с кем-то разговаривал по мобильному телефону. Даша подскочила к нему и вцепилась в руку. Тот удивленно взглянул: – Опять ты… вы? Чего тебе еще надо? – Ох, извините, мне что-то стало плохо… может, это от духоты в подвале… выведите меня, пожалуйста, на свежий воздух! – От духоты? – переспросил дежурный. – У нас в музее воздух свежий, эти… кондиционеры поставлены самые лучшие. Комиссия проверяла, пробы воздуха брала. Потому что у нас же дети будут. Все соответствует нормативам… – Ну, может быть, не от духоты… может быть, от замкнутого пространства. Возможно, у меня клаустрофобия. – Я же говорю – комиссия проверяла, и никакой клистирофобии в воздухе не нашла. Во всяком случае, в пределах допустимой нормы. – Ну мне просто плохо… выведите меня, пожалуйста, на воздух. – Вывести можно… отчего не вывести… – и дежурный строевым шагом направился к выходу с химзавода. Даша плелась следом, уцепившись за его локоть и уткнув лицо в его плечо, чтобы ее нельзя было узнать со стороны. Про Алексея она вспомнила только у ворот и решила не возвращаться. Нехорошо, конечно, получается, что она ключ зажилила, но с этим как-нибудь потом разберемся. Он ведь просто так ее не отпустит, начнет расспрашивать, а у нее сейчас просто сил нет придумывать объяснения. А если честно все рассказать, то как бы не догадался он про того убитого типа… Бал в Зимнем дворце был в полном разгаре. Императрица не танцевала. Она сидела с несколькими приближенными за ломберным столом и совмещала приятное с полезным – карточную игру с оживленным разговором. – Вы только что из Вены, граф, – обратилась она к графу Сиверсу. – Какие новости при дворе императора? – Простите, ваше величество, но я вынужден передать вам одну сплетню, которая имеет хождение при венском дворе. Сплетню не самую приятную… – Расскажите, граф. Обожаю сплетни – они часто несут в себе больше правдивых сведений, чем доклады моих дипломатов. Тем более неприятные сплетни – они могут быть по-настоящему важными. Так о чем там сплетничают? – Там сплетничают о некой особе, которая появляется в обществе с графом Лимбургом. – Шашни графа меня не интересуют… – Дело в том, что эта особа распространяет слухи, что она – дочь покойной императрицы Елизаветы и гетмана Разумовского. – Вот как? – Императрица сломала веер и бросила на стол обломки. – Именно так, ваше величество. И эта особа утверждает, что у нее имеются некие документы, якобы подтверждающие ее происхождение. – Вот как! – повторила Екатерина. – Мало мне этого мерзавца Пугачева, так еще какая-то дрянь свалилась на мою голову… что еще о ней известно? – Называет она себя принцессой Владимирской, но это, конечно, не настоящее ее имя. И некоторые знатные особы при дворе императора проявляют к ней известный интерес. – Интерес… вот как… а что, она хороша собой? – Сам я ее не видел, но от людей слышал, что чрезвычайно хороша. И прекрасно умеет привлекать к себе сердца, особенно мужские. Взять хотя бы то, что тот же граф Лимбург предлагал ей руку и сердце. А он как-никак имперский князь… – Там, в Священной империи, этих князей видимо-невидимо… – задумчиво протянула Екатерина. – Впрочем, дорогой граф, узнайте все, что можно, об этой самозванке. И вот еще что… – она повернулась к одной из фрейлин, – дорогая моя, попросите Алексея Орлова зайти ко мне нынче вечером. Через полчаса по всему дворцу разнесся слух, что звезда великого Потемкина поблекла, и императрица намерена снова приблизить к себе одного из братьев Орловых – на этот раз не Григория, а Алексея. И сам Алексей, когда ему передали приглашение императрицы, почувствовал необыкновенное волнение. Неужели матушка императрица снова почтит их, Орловых, своим вниманием? Перед покоями государыни он отдышался, поправил орденскую ленту и парик и вошел с приятной и почтительной улыбкой. – Вы хотели видеть меня, ваше величество? – Хотела, мой друг, хотела… – Императрица оглядела его внимательным взглядом и проговорила: – Хорош! Орлов сделал шаг к императрице, но та усмехнулась: – Не подумай чего… я смотрю, можешь ли ты произвести впечатление на даму с фантазией. Вижу, что можешь. Так вот, хочу поручить тебе одно деликатное дело…