Но несомненным центром притяжения была невысокая молодая женщина с выразительными глазами. – Это и есть знаменитая принцесса Владимирская? – спросил граф Альбинони у английского посланника. – Да, она самая. Говорят, она – незаконная дочь покойной российской императрицы Елизаветы. Ее зовут Елизаветой в честь августейшей матери. Но только – тсс-с! Это величайший секрет! – Да, секрет, который известен каждой собаке в городе! Таинственная принцесса тем временем оживленно болтала с рослым красавцем, русским вельможей Алексеем Орловым. – Господин Грейг рассказывал мне настоящие чудеса о ваших военных кораблях! – Ваше высочество, – Орлов улыбнулся княжне своей неотразимой улыбкой, – я был бы счастлив показать вам корабли русской эскадры. Уверяю вас, вы не видели ничего подобного! – Отчего бы и нет? – Княжна Елизавета засмеялась своим серебряным смехом. – Я обожаю морские прогулки, они очень хороши для цвета лица! Скажите, мой любезный скиф, когда это можно устроить. – Да хоть сейчас! К чему откладывать это в долгий ящик. – В какой ящик? – переспросила княжна. – В долгий, ваше высочество! Это такая русская поговорка. – Ах какая прелесть! Мне нужно больше заниматься русским языком, ведь это язык моих родителей. – Верно, ваше высочество. Впрочем, у вас будет для этого много времени, а я готов быть вашим учителем. Гости консула вышли из-за стола и на нескольких каретах отправились в порт. Там княжну и ее спутников уже ждала роскошная, украшенная цветами шлюпка с десятью гребцами. Через несколько минут шлюпка подошла к флагманскому кораблю русской эскадры. С борта корабля для Елизаветы спустили кресло, на котором ее весьма ловко подняли. При ее появлении на борту флагмана выстроившиеся в ряд матросы в парадной форме дружно грянули троекратное «Ура!». В адмиральской каюте для княжны был приготовлен десерт, откупорены несколько бутылок шампанского. Откушав, Елизавета со своей свитой вышла на палубу, чтобы полюбоваться маневрами русских кораблей. На берегу также столпились сотни местных жителей, желавших насладиться редкостным зрелищем. Увлеченная эффектными маневрами эскадры, княжна не сразу заметила, что сопровождавшие ее господа, в том числе Орлов и адмирал Грейг, куда-то пропали. Рядом с ней были только трое польских слуг и камеристка. А также большое количество русских моряков. Елизавета спросила стоявшего поблизости русского офицера, куда подевались прибывшие с ней господа. Тут этот офицер с безупречной галантностью поклонился ей и сказал: – Ваше высочество, соблаговолите пройти со мной в каюту. – В какую еще каюту? – Княжна капризно поморщилась. – Не желаю в каюту! Скажите лучше, где господин Орлов. – Не могу знать, ваше высочество, однако вам придется пройти в каюту. Вы арестованы. – Что?! Да ты знаешь, кто я?! – Прекрасно знаю. Тем не менее вынужден препроводить вас под арест. – Чей это приказ? – Самодержицы всероссийской, императрицы Екатерины Алексеевны! – А где господин Орлов? – Его сиятельство также помещен под караул. Услышав это известие, княжна сгорбилась и дала отвести себя в каюту – далеко не столь просторную и роскошную, как каюта адмирала Грейга. Ей позволили оставить при себе одну только горничную, остальных слуг отправили на другой корабль. Княжна была бледна, отказывалась от еды и то и дело спрашивала, нет ли вестей от господина Орлова. Алексей Орлов тем временем написал императрице, сообщив, что сумел заманить самозванку на русский корабль и в ближайшее время доставит ее в Петербург. После того как его брат Григорий утратил место царского фаворита и его место занял энергичный Потемкин, Алексей Орлов всеми силами старался вернуть влияние при дворе. И арест опасной самозванки давал ему такой шанс. Императрица ответила весьма благосклонно, только настаивала на том, чтобы самозванку доставили ей живой и здоровой. Для этого Орлов старался поддерживать в «принцессе Владимирской» уверенность, что он – ее преданный поклонник и сделает все возможное для ее освобождения. Адмирал Грейг хотел как можно скорее выйти в море, но герцог тосканский Леопольд не давал на то своего позволения. На второй день плена княжна стала жаловаться, что задыхается в каюте, что ее мучают мигрени, и добилась позволения выйти на палубу для моциона. Едва оказавшись на палубе, она неожиданно подбежала к борту корабля и попыталась спрыгнуть в рыбачью лодку, которая была пришвартована к флагману. Гвардейский офицер Литвинов, которому было поручено охранять пленницу, в последний момент успел схватить ее и оттащить от борта. Но княжна билась в его руках и кричала, что непременно сбежит или лишит себя жизни. И тут на корабль поднялся некий русский посланец, который потребовал пропустить его к княжне. Оставшись с нею наедине, он сообщил, что принес ей письмо от Алексея Орлова. «Душа моя, – писал Орлов княжне, – мои и твои недоброжелатели добились своего. Меня, как и тебя, поместили под караул. Однако у меня остались еще преданные друзья, и они все сделают, дабы освободить меня. Едва же я окажусь на свободе, я сделаю все, чтобы и тебя вызволить из плена». Прочитав это письмо, княжна приободрилась, согласилась поесть и оставила мысли о самоубийстве. Жители Ливорно были до такой степени заинтересованы историей загадочной русской княжны, что каждый день десятки лодок с горожанами выходили в море и подплывали к русским кораблям в надежде увидеть пленницу. Несколько раз русским морякам приходилось стрелять в воздух, дабы отогнать любопытных. Едва получив разрешение от властей Ливорно, адмирал Грейг вывел эскадру в море и взял направление на Кронштадт. Всю дорогу пленная княжна металась между надеждой и отчаянием. Всю дорогу она спрашивала у охраны вестей об Алексее Орлове – и всю дорогу ей отвечали уклончиво, чтобы поддерживать в пленнице волю к жизни. Когда до Кронштадта оставалось совсем недолго, княжна утратила последнюю надежду и целыми днями сидела в углу каюты, мрачно глядя в иллюминатор. Наконец корабль вошел в гавань. Поздно ночью на корабль прибыл гвардейский офицер Александр Толстой, с которого взяли строжайшую клятву хранить в тайне все, что он увидит и услышит. Толстой с командой преданных гвардейцев доставил таинственную пленницу на берег, и тут же ее отвезли в Петропавловскую крепость. Здесь княжну разделили с прислугой и поместили в один из самых мрачных казематов Алексеевского равелина. Наконец это случилось. Начальнику надоело, что Даша постоянно то отпрашивается, то вообще не приходит на работу, притворяясь больной, и он ее уволил. Непонятно только, почему именно сегодня, наверно, встал утром не с той ноги. Правда, Даша забыла положить ему вечером на стол отчет (откровенно говоря, она вообще про него забыла, но не увольнять же человека из-за такого пустяка). Тем не менее начальник сказал, что его терпение лопнуло и чтобы Даша с завтрашнего дня считала себя уволенной. И посмотрел в ожидании, что Даша сейчас пустит слезу, начнет жаловаться на судьбу и на мужа, который ее бросил, надает твердых обещаний, что такого больше не повторится и что на работу она будет приходить как штык за полчаса (в такое начальник, разумеется, ни за что не поверит, но главное – это пообещать, размазывая по лицу слезы). И все будут довольны, начальник проявит сочувствие, хоть и поставит на вид, а Даша останется на работе. Не получилось. – Что-о? – закричала Даша. – С завтрашнего дня? А сегодня еще работать? Да ни за какие коврижки! Сейчас ухожу! Немедленно! Подписывайте заявление! – Тогда по собственному… – Начальник попятился вместе со стулом от ее крика. У себя на рабочем месте Даша мигом накатала заявление, покидала в пакет кое-какие вещички, накопившиеся в столе за неполные три месяца, и ворвалась в кабинет начальника, бросив ему на стол заявление со словами из старой песни, которую когда-то пела тетя Лика: – Ты разлюбил меня бы, что ли, сама уйти я не решусь… – Соловьева! – гаркнул начальник, но Даша уже послала ему воздушный поцелуй, напоследок присовокупив, чтобы в бухгалтерию он отнес заявление сам. И удалилась, только в последний момент заметив, что в кабинете, кроме начальника, находится еще один мужчина с очень знакомым лицом. На лице этом была улыбка. Даша вспомнила и эту улыбку – широкую, белозубую. Ну да, это же Максим Соловьев, ее однофамилец, они встречались раньше, когда Даша работала в крупной фирме, делала там неплохую карьеру и даже замещала начальницу отдела, когда та была в отпуске. И господин Соловьев был очень выгодным клиентом. Они были знакомы только по работе, посмеялись как-то, что однофамильцы, поискали в шутку общих родственников, и все на этом. Даша свою девичью фамилию не меняла, когда замуж вышла, тогда пришлось бы много всяких документов переделывать – на квартиру, еще что-то. Муж, тогда еще не бывший, а настоящий, не настаивал, она и не стала заморачиваться. Опять-таки Светка посоветовала. Что ж, хоть один умный совет дала. На прошлой работе Даша вела себя с мужчинами не то чтобы строго, но отстраненно-приветливо, со всеми одинаково – будь тот хоть хозяин фирмы, хоть мальчишка-курьер. Все знали, что она замужем, и ничего лишнего себе никогда не позволит. Да, откровенно говоря, не хотелось ей хихикать и кокетничать, зачем, когда дома муж ждет. И на корпоративных праздниках никогда не задерживалась надолго, как почувствует, что сотрудники уже дошли до кондиции и праздник плавно переходит в обычную пьянку, так сразу либо такси вызовет, либо мужа попросит заехать. Так что с Максимом Соловьевым не было у нее никакого неформального общения. А так он, конечно, симпатичный, вроде бы девчонки говорили, что то ли в разводе, то ли вообще неженатый. Пыталась одна из рекламного отдела с ним закрутить, вроде бы не получилось у нее… Даша мимоходом удивилась, как хорошо она все, оказывается, помнит, наскоро простилась с сотрудниками, пропуск решила не сдавать, еще за расчетом придет. И когда вышла на улицу, то услышала позади себя голос: – Даша, вас подвезти? Максим… Он торопился, перескакивая через ступеньку.