– Оно должно оставаться в земле. Оно использует тебя. Чтобы освободиться. Нежеланный миг сомнения омрачает цель Тома, затем все проходит. – Вы что угодно скажете. Я сниму печати. Блэквуд объяснил, что делать, прежде чем вы его убили. Я разорву цепь и исцелю свою дочь. Вы ее прокляли. Приговорили маленькую девочку. Вы хуже навоза, который разбрасываете вокруг своих роз. И если моя малышка не переживет эту ночь, я вам обоим снесу головы из этого ружья. Голова Медеи приподнимается от пола, затем падает, старуха задыхается. – Не ломай печати. Блэквуд был неправ. Его тоже использовали! Она достает… Она создает видения. Маги извивается, корчится от боли в судорогах. – Ты не должен ее выпускать! Прочищая рот, Том сплевывает на пол, на их пол. – Тот бедняга, который жил в нашем доме до нас, вы довели его до самоубийства. Вы убили пару, что была до него. Теперь Блэквуда. И сколько еще людей за эти годы? Любого, кто вызвал ваше неудовольствие, жалкие вы придурки. Вы наживались на штуке, которую там держите, и уничтожали невинные жизни. Мы были следующими. Моя дочь! Вы это сделали! Заставили меня это сделать. Приглушенный голос Медеи снова проникает сквозь ее колпак. – Дурак! Вам следовало уехать. Мы пытались только напугать вас. Защитить вас! От нее. Мы защищаем мир от того, что невозможно изгнать. Ты думаешь, мы хотели этого? Этой жизни. Здесь. Маги торопится оказать своей хозяйке льстивую поддержку. До последнего прячется за ее юбкой. – Проклятие! Мы родились для этого. Но никогда не хотели ничего подобного! Мы потратили свои жизни на то, чтобы сдерживать ее. Это наша роль. Наше наследие. Ее нельзя развеять или уничтожить. Неужели ты думаешь, что мы не пытались, идиот чертов! Том качает головой, делает шаг вперед и пинает Маги по ногам, вызывая визг низложенного зайца. – Вот что скажу. Я вам помогу. Свяжу вам ноги и дам шанс. Просто скажите мне, как все сделать. Как мне снять проклятие, которое вы наложили на мою дочку. Тогда это может прекратиться. У меня есть бинты. – Бинтов у него нет, но Том ловит себя на том, что ему до стыдного приятна мысль о том, что он может говорить им все что угодно. Неужели у него всегда были наклонности садиста? Голова Медеи снова поднимается, как ужасная белая змея с мешком на зубастой голове. – Никогда! Ее кровь на твоих руках! Сам звук исполненного злобы голоса Медеи помогает Тому вспомнить, он снова видит выражение ее глаз в ту ночь, когда она злорадствовала по поводу слепоты четырехлетней девочки. Том собирает всю оставшуюся волю, чтобы не разнести голову старухи вдребезги. – Я собираюсь откопать это. Освободить. И будь что будет, сука. Он разворачивается и выходит из комнаты. Голос Медеи превращается в тонкий плач. – Не надо! Ради всего, что ты любишь, не выпускай ее! Сдавленный голос Маги преследует Тома в кухне. – Мы умоляем тебя! Нет! Нет! Нет! Черная ночь влечет Тома к задней двери и к самой себе. 51 Том стоит в одиночестве внутри круга из камней, перед священным курганом и покрытым пятнами алтарем. Здесь сама земля и все, что тянется от нее вверх, покорено. Окружающие заросли кустарников тихи, и вечное беспокойство деревьев умолкло. Том гадает, не остановилось ли само время. Возможно, весь ландшафт, окружающий священную рощу, замер в почтительном страхе, восприимчиво, но робко, ведь любое движение или звук может привлечь зловещее внимания того, кто лежит под землей. Бога. И подумать только, в более наивные времена его дочь с их щенком беззаботно прогуливались здесь, взволнованные необычной поляной и перспективой приключений. Том удивляется тому, что он и сам верил, будто это место – всего лишь полоска старого леса, которая приблизит его семью к природе, убежище, которое спасет их от жизни в городе, где природы вовсе не было. Ему так мало было известно о возрасте этого места, об его истории, законах и характере, обо всем, что оно видело, пережило и сохранило. И все же он привез сюда семью. Верил, что они могут просто купить развалившийся дом на аукционе, покрасить пару стен и жить долго и счастливо. Так и подмывает хохотать над своими заблуждениями, пока не задохнешься. Теперь некому его направлять. Блэквуд выпотрошен, расчленен и четвертован, в конце концов его найдут по кусочкам, когда мухи заполонят мрачный двухэтажный склеп мага. Позади Тома, там, где два дома склоняются перед этим скрытным и переменчивым лесом, лежат связанными его пожилые соседи с колпаками на головах. Их коварство запечатано наволочками, а сами они медленно истекают кровью. Из-за ран, полученных от его ружья. Том качает головой. В его жизни не должно было случиться ничего подобного. «Что я сделал, чтобы это заслужить?» Но было так легко втянуться, ввязаться в войну. Разрушение не занимает много времени, стоит только начать, и он солгал бы, отрицая, будто уничтожение деревьев соседей и стрельба по ним самим не принесли ему глубокого удовлетворения. По крайней мере, в тот момент. Как быстро Муты сделали так, что он перестал узнавать себя. Но больше нет времени думать об этом. Фонарь на траве освещает следы кабаньих копыт, двустволку и окровавленный рюкзак. Но внимание Тома переключается на курган и то место, где он сейчас должен разрыть землю. В его мыслях заплаканное личико Грейси, которая прощается с ним. Малышка Грейси. Еще Том видит усталые, наполненные слезами глаза Фионы. Затем мумию кота. Пламя свечи в кромешной темноте. Примитивный трон. Голову Блэквуда с открытыми глазами на столе. Опять видит эти огромные грязные маски на деревянных крючках в шкафу. Арчи, застывшего в своей корзинке, его маленькие глазки в эбеновом меху. Страдание и смерть. Все это исходило из того, что черпалось отсюда – из божественного напитка на старом камне. Свежие цветы венчают покрытый пятнами алтарь. Том сжимает лопату в руке и гадает о том, что произойдет, когда он разобьет печати. Помимо скудных инструкций Блэквуда и отчаянного желания снять проклятие с Грейси, в его знаниях зияющая дыра. Он не представляет последствий того, что собирается сделать. Рассеется ли вот так концентрация инфернальной силы, которая была захоронена тут и накапливалась так долго? Высвободившись, не станут ли veneficium и maleficium, которые он видел прежде, более направлены на уничтожение его дочери? Может ли все оказаться просто? Блэквуд сказал, что здесь бог. Бог. Блэквуд хотел изгнать бога из ожившей магической куклы. Магическая кукла – вот, что нужно раскопать, хотя Блэквуда уже нет рядом, чтобы развеять то, что захватило артефакт. Мысли Тома резко меняют направление, он задумывается о страхе Мутов перед тем, что лежит под курганом. Должно ли оно оставаться в земле, как просили старики-хранители? Не обрушит ли освобожденный бог на него гораздо худшую участь, чем предсказывали Муты? Ведь они переделали себя по его образу и подобию. И от одной этой мысли Том чувствует слабость и тошноту. Но, может, их просто поразила мысль о потере власти, которая поддерживала их десятилетиями? И нужно остановить этих диких, звероподобных хранителей, которые безнаказанно разрушают и отнимают жизни в погоне за благами, что выкачивают из этой земли. Он обязан положить конец тому, что сходило его соседям с рук. Десятилетиями. Да, это следует выпустить наружу, поскольку иного шанса у Грейси нет. Она – это самое главное. Его маленькая девочка. «Поэтому ты здесь». И если освобождаешь бога, то, наверное, его можно попросить об одолжении? Морщась из-за боли в плече, Том готовит лопату – простой инструмент перед силой огромной мощи и сверхъестественного могущества. «Пора начинать». * * * В конце концов сталь целует камень. Словно роя себе могилу, Том, освещенный белым светом фонарика, целый час раскапывал курган, пока не раздался звон и его не пробрало холодом. По спине вместе с потом и грязью течет кровь, Том трудится на пределе сил, и на его лице все это время держится гримаса – судорога решимости и подавленной боли, пока куча черной земли медленно превращается в гору у его ботинок. Том стоит внутри большой ямы в северной части кургана, и его глаза расширяются от благоговения. У этого храма твердое сердце. Подняв лопату над головой, затем опустив ее вниз под углом, он яростно кромсает остатки влажной почвы. Затем отходит в сторону и нащупывает фонарик, стремясь осветить то, что только что вылетело из грязи у основания холма. Среди комков темной земли мерцают кости. Стоя на четвереньках, Том отчаянно разгребает землю руками в перчатках, собирая ужасный урожай, пока не поднимает большой череп. Хотя его карикатурные пропорции и грязные, похожие на человечьи зубы наводят на мысль о потустороннем чудовище, Тому кажется, что это череп свиньи. С едва заметными символами. Находятся и другие черепа. Один из них намного меньше первого. Но как только большие пальцы соскребают влажную грязь, Том обнаруживает, что кости украшены так же, как и в предыдущем случае. Это заяц? По третьему черепу сразу понятно, что он человеческий. И тоже покрытый надписями. Том может лишь предполагать, что это печати – остатки того, что когда-то было погребено здесь ради эзотерического и древнего предназначения. Еще во влажной земле виднеются какие-то мелкие предметы, бледные, будто личинки. Несколько небольших косточек и плоских камней, на которых, по-видимому, были метки или гравировка. Том их не рассматривает. Они ему ничего не скажут. Их язык он не способен понять. Поэтому снова терзает свою измученную спину, шумно срезая оставшуюся почву с камня, который лежит под костями. Еще десять минут, и он едва может выпрямиться. Позвоночник, плечи, локти, запястья и бедра – все кричит от работы до красноты и испарины. Но теперь Том частично скрыт внутри крыльца с земляными насыпями, в расщелине метровой глубины, которую вырыл на северной стороне кургана. Копая в сторону, он нашел и расчистил нечто вроде двух колонн с перемычкой из камня – трилитоном. Дверной проем из гранита. И прямо перед ним, словно сброшенные кандалы, валяются кости и останки. Между цоколями, высота которых не превышает метра, Тому удается пробить слой почвы, а затем соскрести его с порога, чтобы сделать грубое отверстие. Дыру, через которую смог бы проползти человек. За аркой оказывается пустое, темное пространство. Если расписанные узорами кости и камни перед входом были печатями, то статуя должна находиться внутри. Легкий ветерок лижет его лицо и охлаждает кожу, покрытую потом и въевшимся песком. Но это, конечно, просто воображение. И как бы Том ни пытался оправдать резкую смену температуры тем, что наступила самая холодная часть ночи, а он больше не машет лопатой, ему не удается отделаться от нарастающего зловония. Пахнет старым отхожим местом и остатками разложения. Том затыкает нос, стараясь отгородиться от миазмов, исходящих из недр кургана, затем шарит в поисках фонарика, чтобы осветить полость изнутри. Всего через несколько мгновений тусклый электрический луч, а также слабый свет, который просачивался сквозь облачный покров, гаснут. Беззвучно и мгновенно в роще исчезают всякие проблески огня.