Литовские посиделки на Кюржской косе закончились к обоюдному удовольствию сторон, отгремела и культурная программа. В понедельник поздно вечером Карп Валерианович со свитой высадились из лимузинов и отправились по домам. А во вторник, когда он прибыл ровно в восемь на фирму, Женя уже была на месте, слегка осунувшаяся, с тенями под глазами, но безупречно причёсанная и одетая в серый английский костюм и тёмно-синие лодочки, одного и того же оттенка, что и серьги с оправленным в белое золото кулоном на венецианской цепочке, угнездившейся в вырезе её голубой блузки. Она сидела в своём кабинете, и всё вокруг кипело и бурлило вокруг неё. Молоденькие референты получали указания и испарялись, секретать и заместитель доложили сводку за истекшее время, и когда через четверть часа поступило распоряжение просить Евгению Семёновну подняться на двенадцатый этаж в директорский кабинет или «океанариум», по словам остряков из «Мосстали», всё следы финдиректорского исчезновения были ликвидированы и присыпаны табачной крошкой пополам с перцем. Она кивнула, поднялась по внутреннему «командирскому» лифту и вошла с тыла к Карпу, символически стукнув два раза по задней двери костяшками пальцев правой руки. Он позвонил с дороги и предложил ей позавтракать вместе. Она согласилась и попросила заказать сыр, салат и маслины. — Да, Карпуш, я не хочу кофе. Пусть они сделают чай. Может, потом выпью эспрессо, но не сейчас. — Есть, товарищ генерал! Слушай, Женчик, о другом. Я сделал всё как ты просила и не звонил ни разу. Она тоже, так не можешь ли ты мне? — Конечно, но я думаю, лучше не по телефону. — Ты, как всегда, права, мой дорогой ДБД, — вздохнул Карп. Оставалось только ждать. Он попрощался, включил зажигание и через четверть часа вошел к себе в секретариат. Ещё минут через двадцать появилась и Женя. Она чмокнула Карпа в щёку, осмотрела его внимательно и озабоченно и осталась довольна. — Ты как, готов откушать или мне подождать? — она вопросительно перевела глаза с начальника на помощников, которые профессионально заулыбались, демонстрируя готовность номер один. — Вне всякого сомнения, если только Тоня и Дима — это были его два секретаря — получили нужный сигнал, — ответил он. — Карп Валерианович, садитесь, пожалуйста за «гостевой», официант уже всё доставил. Я ему скажу, чтобы подавал, — отозвался Дима, после чего Карп и Женя вошли в кабинет, расположились там и немедленно заговорили о своём, пока безшумный вышколенный молодой человек колдовал с тарелками, тарелочками, судками и салфетками. — У меня для тебя хорошие новости, — сказала Женя. — Резюме из больницы переслали мне, как ты просил. И вот что я тебе скажу. Ни одно опасение не подтвердилось — сердце в порядке, внутренние органы, давление и прочие… — Детали механизма? — усмехнулся Кубанский. — Постой, подробности тебе доложит доктор. Ты сбросил киллограмм пять на почве переживаний, что ещё лучше. Словом, я хочу сказать, ты совершенно здоров, моя рыбка! — Ты хочешь сказать! Ну например, что я симулянт, и в больнице лежал, чтобы устроить себе выходные? — Отличная мысль, а кроме того, получить деньги за бюллетень! Они посмеялись, Женя подняла глаза на официанта, и он послушно изчез. Тогда она подошла поближе и села на ручку кресла Карпа. — Подожди веселиться. У тебя был менингит — совсем не смешно. Они сначала не поняли, а потом оказалось — это вирусная форма. Очень неприятно, но не опасно. Действительно опасно подхватить бактериальную. — Бог ты мой, менингит! Я всегда считал, что здоров, как бык, только толстый стал, к сожалению. Ладно, хватит о хворобах. Как у нас дела? — Очень прилично. Мы потеряли немного на чугуне, но выиграли на высоколегированных сталях. И вот ещё — предложения по долларовым активам и нашим вкладам в евро ты получишь сегодня после обеда. С капитализацией у нас тоже, я считаю, нет проблем. Но стратрегию на ближайшие время надо скорректировать, учитывая валютные тенденции и международные нефтяные игры. Это мы с тобой отдельно на финсовете обговорим. А что в Литве? — Не считая мелочей, я доволен. Нет ничего такого, что я хотел бы тебе конфиденциально сказать о делах. В одинадцать соберёмся в узком кругу — я, ты, первые заместители, ответственные по филиалам и отделу продаж, и ты всё услышишь подробно. А сейчас… — Да, я тебе скажу в двух словах. Сима совершенно не при чём. Лопатин написал подробный и обстоятельный отчёт. Определённые люди почуяли жирный куш и организовали систему «заказ — грабёж». А наша девочка просто изучала мемуары и документы о Королеве и писала, что бы мы хотели иметь, если достанут. Потом она, по согласованию с тобой, за это дело платила, и все. Но видишь ли… В дверь постучали. Одновременно раздался мелодичный бой часов, что стояли в высоком, армированном бронзой хрустальном футляре в углу апендикса, где сидели Карп с верным «АХ»-ом. Это был «малый кабинет» шефа, где он любил работать. Внутренние совещания тоже проходили тут, а для торжественных случаев имелся другой. Тот — с представительским дизайном в просторном помещении, увенчанном высоким стеклянным куполом, был отделан мрамором и панелями из карпатского тиса. Для заседаний в нем имелся громоздкий овальный стол. В малом же стол стоял старомодный без фокусов и новаций, удобный и приспособленный для человека, привыкшего не только тяпать по компьюторным клавишам, но и писать. — Слушай, время летит. Что, уже и контора запыхтела? Я своих сегодня вызвала пораньше, они мне были нужны, и думала, что у нас ещё полно времени. Часы роскошные, я их не видела, и играют, словно колокольчики фей, — подняла брови Женя и повернулась к дверям. — Нет, Жень, только полдевятого. Эти часы — подарок датчан, а играют они «Гермеса», так они специально настроены. Мне нравится, а тебе? «Гермесом» в Мосстали называли время, когда шефу доставлялась утренняя корреспонденция, требовавшая его внимания и визы. В комнату вошёл секретарь с папкой, полной разных конвертов. — Карп Валерианович, начать распечатывать или Вы хотите сначала посмотреть, что к чему и мне прочитать вслух? Я отобрал самое неотложное. — Спасибо, Дима, нет. Положите пока на стол. Я Вас вызову, когда мы закончим с Евгенией Семёновной Секретарь сделал несколько шагов вглубь комнаты и подошёл к столу, который с позиции завтракающего начальства виден не был. Дима хотел было опустить свою папку и выйти, как вдруг его лицо приняло изумлённое выражение, и он что-то пробормотал. Карп и Женя занятые разговором не обращали на него внимания, и тогда он повысил голос. — Шеф, извините пожалуйста, что я Вас прерываю, тут лежит письмо… м-м-м… это Вы положили? Я просто его тут не видел, стол был совершенно пустой. И я знаю определённо — оно не проходило через детектор Лопатина. В «Мосстали» было установлено непререкаемое правило после историй с отравлениями и взрывами, заботливо организованными в форме почтовых отправлений, что дирекция и в особенности Карп ничего без проверки не открывает. Но удивлённый не меньше Димы начальник, вообще не заходивший в эту часть кабинета, распорядился голосом, не оставляющим места для возражений. — Что такое? Покажите! Он увидел конверт из красной бумаги, явно сработанный вручную. На нём чёрным фломастером неуверенной рукой крупными буквами было выведено: «Лично в руки. Карп Кубанский — Стальная акула! Ты на крючке». Карп протянул руку, чтобы его вскрыть, но Дима в ужасе воспротивился. — Что вы, это же явная угроза! Сейчас вызовем СБ, и пусть они… Но тут возразила Женя. — Какой-нибудь розыгрыш, — спокойно сказала она. — И смотри, почерк детский, и стиль дурацкий. Ну кто в самом деле из чужих может сюда войти? Не мы же с тобой, Дим, эту штуку положили на стол? И не успели мужчины что-либо возразить, как она разрезала конверт специальным шведским ножом. Ничего не произошло — внутри не было коварного ядовитого порошка, не было ни огня — ни дыма, но листок бумаги выплыл на столешницу и лёг между тарелок и чашек. — Мы взяли твою девчонку. Плати три миллиона зелёных, где и когда мы скажем, или заказывай для неё гроб. Жди звонка! Рыбаки, — с бледным от гнева лицом прочитал Карп. «Всё происходившее напоминало дурной сон.» — Он спрашивал себя, — «да полно, с ним ли эти криминальные игры происходят?» Скрипел зубами и отвечал, «а почему нет? С другими-то происходят. Ему, наверно, до сих пор просто везло. Везение же капризная вещь, и длится… длится! Но до поры.» Они с Женей прошли все обычные круги ада. Установили, что госпожа Неделько не значится ни в одном из отелей и гостиниц Эстонии. Потом выяснили, что границу она пересекла. Дальше её след потерялся. Мобильный Симы не отвечал, попытки её засечь не дали результата. Всё, дальше домашними средствами, даже лопатинскими, было не пробиться. А мерзавцы уже звонили и грозили, и шипели в трубку, что изрубят жертву на куски, если деньги не будут доставлены быстро. Также непостижимо, как и проклятое послание, появилась фотография Серафимы со вчерашней газетой в руках — подтверждение, что она пока жива. Её подбросили прямо в персональный шефский клозет и приклеили скотчем на дверь. Нечего и говорить, что никаких отпечатков пальцев не обнаружили ни на чём. Феликс, единственный кроме Безрук полностью посвещённый в дело, ходил мрачнее тучи. От Карпа осталась разве что тень. Глаза его запали и блестели, пиджак висел, голос сел. В тоже время он был чисто выбрит, собран и похож на пуму перед прыжком. — Я поеду один, я не стану рисковать её жизнью ни на иоту. Деньги готовы. Возьму машину, и все дела, — процедил он сквозь зубы. — Нет и нет. Нельзя везти такие деньги без охраны. Тебя просто ограбят, а то и убьют, у них не задержится, — стукнула Женя ладонью по столу. — Значит мы умрём вместе! — Не говори глупостей. Симу ты так не спасёшь! Давай спланируем и поставим гадам свои условия. Надо обеспечить сопровождение чёртовым миллионам и продумать, как сначала получить обратно нашу Симу, а потом уже отдать гроши. А иначе… ты понимаешь! Зазвонил телефон, и в унисон зазвенели подвески на богемской хрустальной люстре. Карп с окаменевшим лицом подошёл, поднял трубку и с минуту молча слушал. Когда он заговорил, его голос звучал совершенно бесстрасстно. — Теперь слушайте меня. Хотите деньги, выполните и абсолютно точно, что я скажу. А нет… Что? В таком случае я тоже, и всё. Но денег вам не видать, как своих ушей. В ответ раздались короткие гудки, и Женя, вонзившая ногти в ладони, увидела, как можно стать белее мела. Вернее, Карп посерел, уже был вечер, его щеки без кровинки стали отливать синевой. Он пересказал ей разговор, и они быстро посовещались. Голос какой-то лягушачий. Квакает и шипит. — Я потребую Симу к телефону, и тогда…, — начал Карп, но телефон зазвенел опять, и он в ответ включил громкую связь. — Приезжайте один. Мы сумели положить Вам письмо прямо на стол. Сумеем и проследить за всеми передвижениями. Одна ошибка и всё, кранты. Это понятно? — заклекотало и отдалось под потолком в кабинете. — Исключено, — прервал шантажиста Карп. — Меня либо ограбят по дороге случайные люди, или вы и ваши пришьют. Я привезу вам деньги и останусь, после того как Серафима Неделько на моих глазах будет освобождена. И ещё. В чемодан будет вмонтировано устройство, которое уничтожит доллары, если его откроет чужой. Итак, вы отдаёте Серафиму, я открываю вам чемодан. Предупреждаю, если со мной что случится, вас достанут из-под земли. Любого можно укокошить, даже президента Соединённых Штатов, как известно. Только где теперь эти люди? Вы не представляете моих возможностей. Как вдруг шипение с клекотанием прекратилось и вполне ординарный баритон бормотнул. — Нет, отчего же, очень даже представляем, Карп Валерианыч, — услышал владелец и генеральный директор «Моссталь». Карп оторопел. Но прежде, чем он опомнился, в трубке опять заквакало, зашипело, и со словами — Ждите, Вам позвонят. Ни слова милиции! — чертов телефон отключился в этот вечер, наконец, насовсем. Глава 67 Машина выглядела вполне заурядно. Это была старая армейская газель, выкрашенная в защитные тона. Но изнутри Феликс со товарищи потрудились на славу. Всё, что можно, ради безопасности защитили и укрепили, пуленепробиваемые стёкла и новенький мощный мотор служили тем же целям. Но это было не всё. Машину снабдили радиомаяком, чтобы самому Лопатину и помощникам, повиснуть у Карпа на хвосте и не упустить. Когда раздался очередной звонок, он не медля, сел за руль. Голос дал команду — на Таганку «огородами», и Карп послушно двинулся в путь. Он тащился плохо асфальтированными закоулками, едва уворачиваясь от ям, возбуждённых агрессивных подростков и подвыпивших мужичков, то и дело вкривь и вкось пересекающих проезжую часть, чтоб добраться до бессонных магазинов, потому как — душа горит! И добавить. Мгла над городом давно сгустилась, а теперь ещё начало моросить. Снова позвонили и велели повернуть к Крестьянской заставе, а оттуда уже требовали — без названий — только прямо, налево, ещё налево, а теперь триста метров обратно, направо до перехода, под мост, во двор, и наконец, стоп! Он вышел из машины прямо в грязь. Под ногами чавкало, и он постарался поскорей выбраться на досчатый настил, что вёл к единственной облезлой двери кирпичного трёхэтажного дома. В окнах не было ни одного огонька, но перед дверью болталась грязная лампочка, скудно освещавшая маленький пятачок. Карп толкнул дверь, и она открылась. Сразу с двух сторон ему в спину воткнулись два твёрдых предмета, которые он принял за оружейные дула. Двое в масках молча плотно взяли его в кольцо и ловко завязали глаза. — Я один, чемодан со мной, но я вас предупредил. Откроете — и деньгам каюк, — ледяным тоном промолвил Карп. — Вперёд по лестнице вверх! — произнёс тот же голос, но откуда-то сверху. Конвоиры рта не раскрыли. Так же в молчании они поднялись на марш, открыли дверь, за которой был короткий коридор, куда его втолкнули внутрь, и он остался один. Тьма египетская царила на лестнице, и в узком помещении, которое он про себя так назвал, хотя… Нет, определённо что-то изменилось. Промозглый смрадный воздух во дворе и подъезде тут потеплел. Сквозь неплотную повязку пробивался свет, и Карп осознал, что его никто не держит, руки свободны, деньги при нём, значит, повязку можно попробовать снять. Проделав это не без труда, он обнаружил перед собой дверь с металлической ручкой. Нажатие руки, несколько шагов, и он вошёл в комнату, которую после такой прихожей можно было ожидать разве в фантастическом сне. Большая, просторная, с выкрашенными в белое стенами, она была освещена мягким приглушённым голубоватым светом. В дальнем углу стояла высокая больничная кровать с многочисленными приспособлениями и капельницей. На ней полулежал человек, лицо которого скрывала густая тень. Рядом с ним на белом стуле находилась… Судя по белому с голубым халату и такой же шапочке, скорей всего, медсестра. С другой стороны рядом со стеклянным столом Карп уведел кресло с высокой спинкой. Сидел в нем кто-то? Не успел он об этом подумать, как его внимание привлёк большой экран, расположенный непосредственно перед креслом. Никто не обернулся и не сказал ни слова, но освещение медленно стало ярче и… «о боже, человек на кровати! Да ведь это Серафима!» — Это ты, ты пришёл, я до последнего момента не верила, — услышал он шелестящий голос, отбросил в сторону чемодан, подбежал к постели и опустился возле неё на колени. С голубоватого лица с бескровными губами на него смотрели запавшие огромные измученные глаза. Серафима протянула Карпу свою прозрачную руку и прошептала. — Я опять хочу жить. Слышите, Евгения Семёновна, я буду слушаться, я снова… — Что? — Карп не верил своим ушам. — Какая… кто? Его собственный голос отдался эхом в его ушах. Будто из пещеры, из раковины, из… «А это что такое?» Он поднял голову, и на экране, словно в зеркале, увидел себя. В это время кресло около стола неспеша повернулось. А в нём… сидела бывшая жена Карпа Женька, Ангел-хранитель. Друг без дураков! И вся в слезах смотрела прямо перед собой. — Это правда я, а это, знаешь, наша Серафима. Она первый раз хотела покончить с собой — вскрыла себе вены, её случайно спасли, так она и второй раз в больнице сумела. — Она встала, подошла к ним и тоже опустилась на пол. — А это, Сима, наш с тобой Карп. Он прилетел сюда, бросил на пол свои три миллиона и о тут же о них забыл. Пистолетов под рёбра тоже не заметил. Ни минуты ни колебался, не торговался и не трусил. Он просто собирался тут с тобой умирать, если что!