— Какой там вол. Лучше, как пчёлка. Хрупкая девочка. — Я и не спорю, Палыч. — Мне самому жалко. Круглая же сирота! Итак? — повторил Карп. — У нас на третьем этаже две комнаты свободны: кабинет и спальня. Кабинет для мастерской в самый раз. А ей сказать — секретарь-референт нам нужен. И потом. Мы же ещё парк будем делать, так? И спорт-корпус для племянников. А Глеб хотел бы лошадок, так мы и для лошадок, а шеф? Николай Палыч Дедко всегда говорил — «мы». Карп, редко смеявшийся, весело пробасил в трубку: — Палыч, ты у меня орёл! Одним ударом — семерых! В общем, к делу. Твои действия будут такие. Скажешь, нам нужен ландшафтный архитектор для начала. Будем планировать регулярный парк. А следом, что ж, построим и конюшню для нашего ветеринара, а также в память о папе. Лошадок? А как же! И собачек! Знаю я вас с Глебом, каналий. Спорт-корпус для поросят? Тоже неплохо. Да, вот ещё что. Ты на её имя в банке счёт открой и со следующего месяца положим ей для начала тысячу. — Долларов? — уточнил Палыч. — Лучше «евро». — Это на полном довольствии? Не жирно будет? Как бы с пути не сбилась. — А мы сделаем так. Триста «на книжку» пойдут, семьсот — на карманные расходы. Квартиру её запри. Если захочет — сдадим. Возражений не слушай. — Будет сделано, шеф! — Пока, до связи! — прогудел на прощание Карп. Николай Палыч навещал Симу каждый День. Он входил в палату и обследовал помещение. Всё ли в порядке? Он обязательно приносил разумное количество домашней еды и свежие газеты, и, посидев минут десять, уходил. К выписке он приготовился выдержать маленький бой в соответствии с распоряжением шефа — возражений не слушать. Однако, их не последовало — возражений. Тихая подавленная Сима безропотно последовала за Николаем Павловичем в машину и дала себя увезти в Загорянку, где их с обедом уже поджидала радушная и приветливая Клава. Неделько поселилась, где велели, снова начала работать, не поднимая головы, а на Карпа смотрела красивыми тёмными глазами с печальной преданностью ирландского сеттера. Помогла им неизменная Женька. Однажды, когда Серафима, пришла в офис на Грузинской, чтобы согласовать смету на свою часть проекта, она сказала: — Привет, красавица! Тебе наши девчонки очередной парфюм купили. Говорят, не смогли устоять. Последняя новинка. Серафима благодарно засветилась. Она была дружелюбной, общалась с людьми легко и очень интересовалась одеждой, выбирая аксессуары с неизменно прекрасным вкусом. А Женя, посмотрев на неё в упор, добавила: — Слушай, у тебя со временем как? Поговорить надо. Я ещё часок-другой поработаю, а потом двинем с тобой в «Кемпински». Я приглашаю, о'кей? — Евгения Семёновна, у меня время, конечно, есть, но… — Никаких «но»! У тебя ещё дела в конторе? — Нет, но мне надо в библиотеку ненадолго и в банк. — Тогда вот тебе ключи от машины. Жди меня перед входом ровно в пять. В ресторане, подождав, пока девушка поест, она сразу приступила к делу. — Сима, тебе уже двадцать три, не так ли? У тебя молодой человек есть? Или был? — загадочно проговорила Женя. Против ожидания, Неделько не удивилась. Она покраснела, вздохнула и грустно кивнула: — Вы не ошиблись, Евгения Семёновна. Нет. Женька сразу изменила тон. Она взяла девушку за руку и сердечно сказала: — Ты, пожалуйста, не считай, что я бестактная дура. Я тебе сейчас объясню. Я всё думала, как начать, и скажу тебе вот что. Мы с Карпом раньше были женаты — ты знаешь. А теперь я у него вроде старшей сестры. Ох, сестра Тамарка уже тоже есть. Ну, значит — кузина, а он для меня кузнечик! — заулыбалась она и отбросила пёструю чёлку со лба. Словом, Сима! У тебя папы и мамы нет — так получилось. Ты ещё очень молода, да к тому одинока. Ты зависишь от Карпа. Карп тоже, хоть и взрослый, и супермен, но застенчивый как ребёнок, что касается личных дел. Я хотела бы тебя уберечь, если что не так. Я хотела бы и его уберечь. Он мой большой самый близкий друг. И очень раним. Я задам тебе один вопрос. Ответь честно. Ничего не бойся. Я тебе во всём помогу. Ты мне веришь? Серафима посмотрела на сидящую перед ним элегантную, уверенную в себе женщину, второе лицо в фирме по части финансов. Полюбовалась на её прекрасный костюм цвета тёмного аквамарина. На нитку крупных полированных кораллов в серебре и такой же браслет. И без тени сомнения подтвердила: — Да, Евгения Семёновна, я вам верю. Тогда она собралась с духом и отчеканила: — Сима, Карп Валерианович влюблён в тебя как безумный. Если ты это не приемлешь, лучше тебе уйти! — Нет! — вскрикнула вдруг Серафима и её прекрасные глаза наполнились слезами. Только не прогоняйте меня! Я бы никогда не решилась. Но я тоже! Я давно уже! Ну, честное слово, Евгения Семёновна! Ей не хватало слов. Она умоляюще сложила руки и посмотрела с надеждой на Женьку. — Ну вот и хорошо! — с огромным облегчением выдохнула она. — Вот и отлично! После этого разговора Карп с Серафимом на две недели уехали в Испанию на острова, а после приезда спальня у них стала общая. Глава 6 Лиза доехала до «Odeonsplatz» на метро, вышла из последнего вагона и побежала по эскалатору вверх. До кафе «Luitpold» пешком было минут пять. Она немного опаздывала и раздумывала на бегу, не позвонить ли по мобильному телефону подруге, которая, отличаясь завидной пунктуальностью, конечно, уже ждала её за столиком под стеклянным куполом у журчащего фонтана. Девушки познакомились в библиотеке университета, где Лиза, по обыкновению, искала очередную монографию по внутренним болезням. Анна-Мари, кончившая уже в то время учёбу, отошла в зале заказов в сторонку, достала свой серебристый «Самсунг» и негромко заговорила. «По-русски болтает, или мне показалось?» — Лиза, занятая своими делами, не вслушивалась, как вдруг голос за её спиной сделался громче. «Кто это у тебя там мяучет? — услышала она, — Вот, кстати, ты у нас любитель поэзии, ну и скажи мне, чьё это: Дочурка под кроватью ставит кошке клизму, В порыве счастия полу открывши рот, Но кошка, мрачному поддавшись пессимизму, Истошным голосом взволнованно орёт! Саша Чёрный, — совершенно неожиданно для себя констатировала Лиза, и тут же смутилась, боясь показаться нескромной. Но красивая высокая зеленоглазая брюнетка, быстро закончив разговор, сама подошла к ней: — Привет, — сказала она, — Меня зовут Анна-Мари. Я биохимик — фармаколог. А ты, наверно, учишься на факультете славистики? — Нет, я на медицинском. Извини, я не подслушивала, просто я эти стихи с детства люблю. Вот и не удержалась. — покраснела Лиза. — Наоборот, отлично вышло, — продолжала брюнетка. — Я рассудила, Сашу Чёрного мало кто знает. Разве что литературоведы. А мы с тобой и тут сродни. Выучишься, и я для тебя таблетки изобрету. Она говорила по-русски совершенно свободно и почти без ошибок, однако, с заметным акцентом. С тех пор прошло года полтора. Анна-Мари постепенно и уверенно завоёвывала в жизни Лизы место старшей сестры. Ведь бывает такое место, да? И ещё бывает младшая сестра, братья, мама. У Лизы, кроме папы, не было никого. Не с кем было сравнить. — Скорей, скорей! Дождь начинается, — приветствовала Лизу знакомая официантка. — Твоя подруга уже тут. — Машка, здравствуй. До чего же я рада тебя видеть! — Лиза влетела в кафе, плюхнулась на стул, встряхнулась как котёнок и попыталась отдышаться. — Лизочек, ты почему такая встрёпанная? И что-то ты не очень радостная — собеседница посмотрела на бледное серьёзное личико Лизы. — Ты не промокла? Я нам заказала по бокалу бордо. Скажи, ты есть хочешь? Здесь супчик такой потрясающий готовят: протёртый тыквенный азиатский острый с креветками. Или тебе лучше «Kaffee und Kuchen»?4 Я приглашаю. — Ты у меня, известное дело, акула капитализма. Ох, нет, это из моего коммунистического детства. Наши немецкие политики говорят: «капиталистическая саранча», — пожала плечами Лиза. Её глаза, несмотря на шутливые слова, оставались печальными, она явно думала о другом. — Лизка, я тебя убью. Мы с тобой, как получившие естественно-научное образование, такие вещи ляпать не можем. Я, конечно, не систематик. Но знаешь, хордовых с прямокрылыми перепутать? Акулу и саранчу? Легче акулу со львом! — Анна-Мари явно старалась растормошить подругу, чтобы отвлечь от невесёлых мыслей. Однако Лиза вяло улыбнулась, и только. Тогда Анна-Мари сделала ещё одну попытку: — Вот кстати, о львах5. Ты посмотри, какой у нас в Мюнхене за последнее время львятник развёлся. Я пока ехала, пока парковалась, всё время на этих львов смотрела. А от подземного гаража до кафе стала считать. — От угла «BriennerstraBe»? От самого салона «Mercedes»? — наконец включилась Лиза. — Ну да. Здесь идти-то две минуты. Так вот, пять львов: весь красный, весь золотой, зелёный снизу со светлой спинкой. Спинищей! Лев всё-таки. — Ну хорошо. Потом «шахматный лев» в шашечку. — Который на задних лапах сидит? С ящиком рядом? — Точно. И ещё весь цветной. А-ля «Hundertwasser». Анна-Мари с удовольствием заметила, что подруга понемногу приходит в себя. — А я вообще смотрю, много нового в городе появилось. Пледы в кафе, чтобы сидеть на улице, когда прохладно. Свечка перед тобой горит, сама в плед укутаешься. Уютно! Экипажи и велорикши. Ну и эти скульптуры львов, конечно. Мы с папой… Она осеклась, и её серые глаза наполнились слезами. — Лизочка, — ласково сказала Анна-Мари, — давай с самого начала. Что случилось? Что тебя мучает? Ты по телефону не хотела. Давай сейчас. — Маш, я тебе говорила, мама у меня рано умерла. Она замолчала, но вскоре с усилием продолжила — Это был несчастный случай. Сначала на скользкой дороге, какой-то Опель пошёл впереди юзом. Папа резко затормозил. Мама ударилась. Ну ничего особенного! Ударилась и всё! Ремни удержали, врача не вызывали даже. Но вечером дома ей стало плохо. Левая рука перестала действовать. Отнялась речь. Это был первый инсульт. Затем в больнице мама вроде начала поправляться, но вскоре последовал и второй инсульт, а потом третий последний.