— То, что вы едите, едой назвать нельзя, — пробурчал гость, — сейчас бросим туда зайца. Хоть какое-то мясо, и хоть какой-то навар. Мороз усиливается, надо хорошо есть. — Да кто же против! — хмыкнул Длинный. Спустя пятнадцать минут разделанная и порезанная на куски тушка отправилась в котел. Грязный и Петрович притащили еще веток, и костер запылал с новой силой. — С чего такая щедрость? — поинтересовался Амбал. — Вы позволили мне погреться, разделили со мной свою еду, — отозвался гость, — я поделился своими припасами. — Угу, если бы наша стряпня ему понравилась — хрен бы зайца достал, — проворчал Длинный. Гость его проигнорировал. — И как ты его только умудрился подстрелить? — хмыкнул Амбал, имея ввиду зайца, варящегося сейчас на костре. — Даже не пытался, — пожал плечами гость, — в силки попался. Когда я пришел, он уже задушился. — Фу, падаль! — недовольно поморщился Длинный. — Тебе не угодить! — заявил ему Грязный. — То похлебка ‒ дерьмо, то с зайцем дерьмо. Сам-то знаешь, что тебе надо? — Ага! — оскалился Длинный. — Еды бы, да бабу бы. Да еды бы получше! Не отказался бы от стейка средней прожарки, да под холодное пивко. Бригенское подошло бы. Вот на такой планете я бы с удовольствием остался жить! — Угу, губа не дура, — хмыкнул Грязный, — если бы ты там оказался, то в лучшем случае, как работник пивоварни. И то, туда таких, как ты не берут. — Каких «таких»? — процедил сквозь зубы Длинный, зло сверкнув глазами. — Требовательных! — с улыбкой ответил Грязный. — Стейк ему, Бригенское в слегка охлажденном бокале, сделанном из стекла Оржанских астероидов…похлебку помешай, а то слипнется все! Все сидящие за костром рассмеялись, включая гостя и самого Длинного. — А вот скажи, катехумен, — обратился Грязный к гостю, — ты тут давно обитаешь? — Давно, — кивнул гость. — Видел, наверное, всякое? — Доводилось… — Может, расскажешь чего интересного? — Да запросто! — пожал плечами катехумен. — Вот, к примеру, про белых волков слыхали? — А то! — хмыкнул Длинный. — Не только слыхали, но и видали. — И как, не покусали? — Не, — ответил Длинный, помешивая похлебку, — издалека сняли, и все. — А-а-а…тогда, считай, повезло, — хмыкнул гость. — А вот если бы эти твари заметили вас, крови бы попили много…В отличие от обычных волков они чрезвычайно умные… — Ой, да чего ты тут нам трешь, — рассмеялся Длинный, наливая себе похлебку из чана и выбирая куски зайчатины побольше, — такие же волки, только крупнее, хитрее и умнее. Они хотя бы не прут как обычные прямо на ствол. Вот и вся разница! Ты нам не про волков, а что-нибудь эдакое расскажи. — Например? — сухо поинтересовался гость. — Ну, к примеру, — начал Грязный, последовавший примеру Длинного, и также начавший смаковать похлебку с зайчатиной, — я слышал, что где-то к востоку отсюда водятся твари. Слепые, но слух у них просто отменный. Слепни вроде называются. Тебе вот их приходилось видеть? — Приходилось, — ответил гость, а Амбалу в его ответе послышалась то ли злость, то ли сожаление. С чего вдруг? Но подумать Амбалу не позволил Петрович, толкнувший его в бок и протянувший тарелку, от которой шел такой запах, что у Амбала слюни потекли. — И что, пристрелил их? — поинтересовался меж тем Грязный. — Нет, не пристрелил, — ответил гость, — отнять жизнь может каждый, а вот… — О! — перебил его Длинный. — Теперь узнаю катехумена. Начал опять втирать за эти все священные жизни, необходимость сохранять баланс, и бла-бла-бла. — Это просто слепни к нему близко не подходили, — ухмыльнулся Грязный, — так бы быстро их священные жизни перечеркнул бы. Да, катехумен? — Нет, — покачал головой гость. — Вот ты скучный! — посетовал Длинный и зевнул так, что чуть челюсть не свернул. Следом за ним зевнул и Петрович, и Грязный. Амбал же тряхнул головой — его тоже так потянуло в сон, что глаза прямо-таки слипались. — Ну, хрен с ними, со слепнями, — махнул рукой Грязный, — может, еще чего необычного видел или слышал? — Слышал, — кивнул катехумен. — К примеру, далеко на севере есть такие существа: кошмары. — О! Интересно! — заинтересовался Длинный. — Что это и кто это? — Такие сущности, — пояснил катехумен. — Издалека их легко спутать с людьми. А вот вблизи… — Что? Страшные, как моя бывшая? — хохотнул Длинный. Катехумен пожал плечами. — Их не просто так зовут кошмарами. Эти твари действительно выглядят жутко. Глаза словно бы налиты пустотой, которая притягивает и гипнотизирует, длинные пальцы постоянно в движении. Их когти словно бы каждую секунду проверяют, нет ли поблизости плоти, которую можно разорвать. Но самое страшное — лицо. Нет носа, нет рта в привычном понимании. Есть огромная пасть, будто бы человеку ножом разрезали щеки, сделав улыбку от уха до уха. И кошмары постоянно скалят эту свою пасть, показывая несколько рядов мелких зубов. — У-у-у! Как страшно! — хохотнул Длинный. — Пока не особо страшно. И что? Это и весь кошмар? — Кошмар в том, что эти твари выглядят пугающе и страшно, — пояснил катехумен. — Когда ты их увидишь — поймешь: тебе конец. Но они никогда не будут нападать сразу. Они будут кружить вокруг тебя, будут заставлять тебя буквально дрожать от страха. Им это нравится, они любят запах страха. Они ждут, когда ты им пропитаешься, когда сам себя запугаешь, представляя, что они с тобой сделают. И лишь затем они на тебя нападут… — В детстве страшнее истории слышал, — зевнул Грязный, — даже байка про черного наемника, и то страшнее. — Угу, — кивнул Петрович, — лазют кругом и лазют. Подумаешь…взял пузырь, хлопнул для смелости, и все, тебе море по колено. Хоть обпугайся! Короче, катехумен, хреновые у те… Петрович зевнул так, что даже у Амбала челюсть заболела. — Так. Я спать, — заявил Петрович, — умаялся за сегодня. И он тут же влез в спальный мешок и мгновенно захрапел. — Ни хрена себе у Петровича нервы! — хмыкнул Длинный. — От твоих историй, катехумен, на сон потянуло. Хотя…что-то я тоже вымотался… Он сладко зевнул, заразив зевотой и Грязного. — Спать! — Длинный просто увалился поверх своего спального мешка и уснул. — Э! Длинный! Ты в мешок залезь, а то замер… — начал было Грязный, однако не успел закончить фразу и заснул на месте, сидя. — Что за… — Амбал попытался подняться, но понял, что ноги стали словно ватные, и он попросту не в силах заставить себя распрямиться. Более того, появилось ощущение, что делать этого не надо. Исчез холод, было плевать на любые опасности. Единственное, чего Амбал хотел больше всего — это спать. Но он все же пересилил это чувство и попытался подняться, попытался окрикнуть Бубу, чтобы тот пришел к костру и разбудил Длинного, который должен был заступать на дежурство. Однако ничего Амбал сделать не смог. Когда он понял, что его попытки тщетны, Амбал вдруг заметил, что прямо перед ним кто-то стоит. Он поднял глаза вверх и увидел перед собой катехумена. Амбал хотел было что-то сказать, но не смог, да и не успел: тяжелый кулак, прилетевший прямо в лицо, моментально выбил из него дух. * * * Серая муть, которая, как казалось, заволокла сознание Амбала, исчезла. Амбал вдруг понял, что ему холодно и неудобно, что он лежит на чем-то твердом. Он попытался подняться, попытался помочь себе руками, однако ничего не получилось. Звякнула цепь, и Амбал с удивлением обнаружил, что руки скованны. А точнее, на запястьях наручники, а цепь от них уходит к стене над его головой. — Это что за мать твою?! — не удержался и вполголоса пробормотал Амбал. — Амбал? Это ты? — прошептал кто-то слева. Голос показался Амбалу знакомым, однако узнать его сразу он не смог.