Энджи кружила по кварталу, лишь на третий раз отыскав свободное место возле «Старбакса»: ей хотелось и из кафе видеть «Ниссан» с драгоценными коробками. Торопливо выбравшись из машины, она скормила счетчику монеты. Шел уже третий час дня. Надев сумку через голову, Паллорино побежала в «Старбакс»: дул холодный ветер, но дождь перестал. С бьющимся сердцем Энджи распахнула дверь. Ее охватили тепло и аромат кофе. В зале было людно и шумно, за прилавком работала другая смена. Энджи даже вздрогнула от волнения, увидев пожилого китайца, склонившегося над газетой за маленьким круглым столиком. Пробираясь между посетителями, Энджи подошла туда. – Доброе утро, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал мягко. Старик поднял голову. На вид ему можно было дать лет семьдесят пять, и был он маленький и согнутый, как вопросительный знак, в чересчур просторном для него твидовом пиджаке. Оттопыренные уши торчали, как ручки у кружки, из-под густого венчика белых волос, окружавшего блестящую смуглую лысину в старческих родимых пятнах. Под выпуклыми круглыми скулами рот казался впалым, словно беззубым. Глубоко посаженные карие глаза вопросительно смотрели на Энджи из-под маленьких очков в металлической оправе. Энджи улыбнулась: – Меня зовут Энджи Паллорино. Вчера бариста сказал, что вас можно найти здесь. Скажите, это вы владели рестораном китайской кухни «Розовая жемчужина»? Старик нахмурился: – Да, много лет. Ресторан принадлежал моей семье. Я работал в «Жемчужине» с ранней юности. – Разрешите к вам присесть? Мне нужно кое о чем узнать. Китаец снова нахмурился и поправил очки. Энджи отметила легкий тремор рук – от возраста или болезни. – Я уже собирался уходить. Через пятнадцать минут начнется передача, я ее всегда смотрю. Энджи напряглась: – Я вас не задержу. Поколебавшись, старик указал на свободное место напротив: – Заказать вам еще чашку чая? – спросила Энджи, отодвигая стул. – Или что-нибудь еще? – Нет, спасибо, я правда тороплюсь. Энджи быстро заговорила: – В восемьдесят шестом году ваш ресторан находился в этом помещении? – И в восемьдесят шестом, и до этого. Родители открыли «Розовую жемчужину» в восемьдесят втором. Мы с сестрой продали ресторан всего пять лет назад. Это часть истории Ванкувера – при «Розовой жемчужине» сменилось несколько эпох. Паллорино подалась вперед: – А вы не помните случай, когда в ночь под Рождество в «ангельской колыбели» оставили довольно взрослую девочку? У собора была перестрелка, крики, визг покрышек. Может, полиция вас тоже опрашивала? Китаец свел брови, и его взгляд стал далеким, отсутствующим. – Да. Это был важный день, как можно забыть. Перестрелка, ребенок… В газетах писали, что произошла бандитская разборка. – А вы сами что-нибудь видели? – Я – нет, я был на кухне. Мы закрывались поздно, после полуночи. В «Розовой жемчужине» кушали врачи, медсестры, санитары. Некоторые брали навынос, перекусить между сменами. За кассой в ту ночь стояла моя бабушка, вот она кое-что видела. Но она умерла много лет назад. Энджи еле усидела на месте от адреналина: – А что она видела? В глазах старого китайца появилась осторожность. Он покосился на дверь. Энджи успокоительно положила руку ему на запястье: – Пожалуйста, мне очень нужно знать! Моя подруга попросила меня разобраться в этом старом деле с «ангельским» подкидышем… – Вы журналистка? – Нет. – Тогда из полиции? – Я веду собственное расследование, – ответила Энджи. – Ищу родственников девочки по просьбе подруги. Китаец оценивающе смотрел на нее в упор. Энджи, еле сдерживаясь, заставила себя спросить спокойнее: – Ваша бабушка давала показания полиции? Старик медленно покачал головой, словно не решив, доверять собеседнице или нет. – Она не знала английского и недолюбливала полицию. Или лучше сказать, сторонилась. После Китая она боялась полицейских. Но нам она рассказала, что видела в ту ночь. – Кому – нам? – тут же спросила Энджи. – Мне, моей сестре, матери, отцу и брату. Бабушка стояла вон там, лицом к витрине, там тогда была касса, – старый китаец показал на конец прилавка напротив двери. – Снизу окна до половины закрывали красными шторами, чтобы прохожие не разглядывали посетителей, занятых едой… Дело шло к полуночи, но колокола на соборе еще не начали звонить, когда бабушка увидела женщину. Сердце Энджи бешено забилось. – Какую женщину? – В платье. Она бежала через дорогу к переулку между больницей и собором, а на бедре, сбоку вот так, несла ребенка. – Того, которого потом нашли в бэби-боксе? – Я думаю, да. Бабушка и моя мать обратили внимание, потому что женщина была без пальто, хотя стояла зима и начинался снег. Из-за занавески бабушка разглядела женщину только сверху и приметила ребенка у нее на бедре. Она поспешила к окну, но беглянка уже скрылась в переулке. И тут – бабушка как раз стояла у окна – раздались крики, и вон оттуда выбежали двое мужчин, – старик показал налево от входа. – По словам бабушки, они гнались за женщиной с ребенком, размахивали пистолетами и тоже были без верхней одежды. Во рту Энджи пересохло. – А как выглядела эта женщина? – хрипло спросила она. – Моя бабушка разглядела только длинные темные волосы. Вроде бы молодая. – А мужчины какие были? – Здоровые, мускулистые. Они тоже скрылись в переулке, и сразу начались выстрелы, но их заглушили колокола. Бабушка еще расслышала вдали визг шин, и мимо окон на большой скорости проехал черный фургон. Хотя фургон, может, и ни при чем, говорила бабуля. Только к утру, когда съехались журналисты и полицейские и у ресторана собралась толпа, мы узнали, что в «ангельской колыбели» нашли ребенка. – И вы ничего не рассказали полиции о том, что видела ваша бабушка? – Отчего же, – возразил китаец. – Они пробовали поговорить с ней через меня в качестве переводчика, но бабуля передумала – сказала мне по-китайски, что ничего не видела и все сочинила. Я перевел ее слова полицейским. Ей уже было восемьдесят два года, и она не очень хорошо видела из-за катаракты. Как назло, больше никто не заметил той женщины и бежавших за ней мужчин… – старик пожал плечами. К «Старбаксу» подъехал автобус, остановился и с громким шипением открыл дверцы, выпуская пассажиров. При виде автобуса старый китаец опомнился и взглянул на часы. – Мне пора, – он свернул газету и, опираясь на столешницу, поднялся на ноги. – Удачи в ваших поисках, – он слегка поклонился. – Подождите, подождите, – Энджи вскочила, шаря по карманам в поисках визитки. – Я не записала вашего имени, а мне может понадобиться встретиться еще или позвонить. – Она подала старику свою карточку. Прочитав, китаец поднял на нее глаза с иным выражением: – Значит, вы все же из полиции? – На острове Ванкувер я действительно работаю в полиции, но, клянусь, данное расследование не имеет отношения к моей работе. Это личная услуга моей подруге. В маленьких карих глазах появилось недоверие. – Моя подруга и была той девочкой, которую оставили в «ангельской колыбели», – вполголоса добавила Энджи, торопясь восстановить доверие прежде, чем старик уйдет. – Она хочет знать, почему ее там оставили и кто она. Я ей помогаю. Скажите, как с вами связаться, если понадобится? – Мое имя Кен Лау, – наконец ответил старик, опуская визитку в карман. – Моя квартира на втором этаже. Мы всегда жили над «Розовой жемчужиной», а теперь я живу над «Старбаксом». – А телефон? – Найдете в телефонном справочнике. Лау с Франт-стрит. С этими словами старик, шаркая, поплелся к выходу. Дверь за ним медленно закрылась. Глава 7 Энджи ужасающе медленно продвигалась по длинной дамбе к паромному терминалу в Цавассене. Ей не терпелось вернуться на остров и успеть на ужин с Мэддоксом, чтобы поделиться своими открытиями, но дождь и шквал сорвали несколько паромных рейсов, и у переправы скопилась настоящая автомобильная очередь. Разговор с Кеном Лау съел весь запас времени.