– Не экономист он! – проворчал Сталин. – Продолжай, раз начал. Что у тебя во-вторых? – Еще немного из предыдущего пункта. Отношение развитых стран к нашему государству вовсе не определяется тем, что мы строим общество другого типа. Это отношение к России как таковой, вспомните конец XIX века и начало XX, разве тогда нас больше они любили? Гадили, как могли! Вспомните – Россия имеет только двух союзников, это ее армия и флот! Актуально и сейчас! Во-вторых, такие изменения в мире требуют адекватной оценки со стороны теоретиков марксизма. Тезис о дальнейшем усилении классовой борьбы надо снимать и заменять новыми, отвечающими современным реалиям. Когда говорилось о дальнейшем углублении кризиса капитализма и резком ухудшении материального положения широких масс трудящихся, западными политиками и экономистами еще не были найдены пути выхода из «Великой депрессии», Америка еще не стала ведущей экономикой капиталистического мира. В обозримом будущем обнищания их трудящихся не будет, как раз наоборот. Они будут жить все лучше и, фактически, превращаться в средний класс. Но это вопрос идеологии, здесь я также не силен. В-третьих, приоритеты развития нашей страны видятся следующими. Наряду с идеологической борьбой жизненно необходимо дальнейшее совершенствование хозяйственного механизма. Основная часть населения развитых стран живет неплохо, и уровень их жизни будет только возрастать. Их это устраивает и терять не хочется. Мы должны демонстрировать преимущества нашего строя, которые заключаются в лучших социальных гарантиях для всех граждан нашей страны. Уверенность в завтрашнем дне, это дорогого стоит! А для этого необходимы огромные средства, наша промышленность должна быть очень эффективной. Товарищ Сталин, мир меняется, и мы должны адекватно реагировать, иначе нас просто задавят. Ведь когда развитые страны боролись с «Великой депрессией», мы явили пример другого пути развития, успешный пример, из-за этого на нас и натравили Третий Рейх. Сталин снова замолчал и продолжал ходить по кабинету, на этот раз молчание длилось минут десять. – Почему ты все время твердишь, что не занимаешься и не хочешь заниматься административно-хозяйственными вопросами? – Товарищ Сталин! Я военный человек и хочу им остаться! Дело не в карьере, с этим у меня все, даже не знаю, как сказать… Правильнее, наверное, сказать – удивительно. А смена деятельности… Взять сталь и дерево. Сталь прочна, но хорошо проводит тепло и электрический ток. Дерево гораздо менее прочное, но тепло проводит плохо, а электрический ток не проводит. Что из них лучше? А это смотря для чего! Вот и свойства человека, которые хороши для одного дела, плохи для другого. Я готов выполнить приказ, но не все приказы есть смысл отдавать. Сталин внимательно смотрел в глаза Северову, снова знаменитый «взгляд тигра», но Олег выдержал его один раз, выдержал и второй. Иосиф Виссарионович снова улыбнулся и с неожиданной теплотой в голосе произнес: – Иди, отдыхай. Остальным скажешь, что говорили о твоей новой технике. И спасибо за откровенность, с товарищем Сталиным не каждый решается говорить прямо. Все, ступай. Глава 3 Следующий вызов в Ставку пришел на 10 апреля, но на этот раз тематика заседания обозначена не была. Такие вызовы Северов не любил, спросить могли все, что угодно, а выглядеть перед Верховным не выучившим урок школьником – удовольствие сомнительное. С другой стороны, состоянием дел в армии руководство было довольно, ситуацией командующий владел. За неделю до вызова командующему ГАОН была поручена проработка вопроса о нанесении авиаудара. О какой конкретно цели идет речь, не пояснялось, требовались лишь максимальные точность и мощность. Было указано также, что необходимо проработать два варианта, наведение по сигналу радиомаяка и без него, только по известным координатам. Сообщалось также предельное расстояние, на котором может находиться цель. Связан ли вызов с этим заданием, не сообщалось. Когда Олег зашел в приемную, там уже находились Жуков и Василевский. Не успел поздороваться, как Поскребышев пригласил в кабинет. Военачальники вошли и доложили о прибытии, Сталин предложил занять места за столом, где уже сидел только один человек – Берия. Северов был немного удивлен набором приглашенных, все эти люди были гораздо более высокого уровня, чем командующий армией, пусть и отдельной гвардейской. Это не укрылось от Верховного Главнокомандующего, он улыбнулся в усы и произнес: – Товарищ Василевский, доложите общее положение на фронтах. – Товарищ Сталин, наши войска успешно продвигаются вдоль побережья Балтийского моря, взяли Любек и подошли к Гамбургу. Наиболее боеспособные войска противника стянуты к Берлину. Строить серьезные линии обороны противник не успевает, но те, что есть, периодически приходится прорывать, войск для их насыщения пока хватает. Построены они в основном вокруг городов. Однако ожесточенное сопротивление мы встречаем далеко не всегда. С одной стороны, мы жестко подавляем любое сопротивление, средств для этого у нас предостаточно. С другой стороны, всегда даем возможность выйти мирному населению и не проявляем жестокости к сдавшимся в плен. Кроме того, пока на континенте войск союзников нет, так что альтернативы у немцев тоже нет. Либо сдаются нам, либо умирают. Сейчас Петровский проводит перегруппировку сил для продолжения наступления. Попытка контрудара на Шверин силами немецких 11-й и 12-й армий нами выявлена и пресечена, тем более что они были не полного состава. Южнее Берлина наше продвижение идет несколько медленнее, но к пригородам Вены мы выходим. На очереди Будапешт и Прага. В Грецию устремились англичане, спешно высаживают войска в Каламате, это на юге полуострова Пелопоннес, но с правительством Греции уже проведены переговоры. Подписан договор об использовании нашим флотом военно-морской базы Саламин сроком на девяносто девять лет. Если без подробностей, то, в целом, все. Наступление немецких армий, пусть и не закончивших переформирование, было, на самом деле, не таким уж и безобидным. Да, шансов что-то изменить не было, все равно передавили бы. Даже локальной задачи – притормозить движение русских – наступление не достигло. Но потери с обеих сторон были ощутимые, немцы – противник серьезный. Наскребли где-то бензина, в воздухе снова появилась немецкая авиация, танковые клинья рвали нашу оборону, вражеская штурмовая пехота вгрызалась в наспех сооруженные позиции войск Рокоссовского. Но это был не 41-й год, и не 42-й, и даже не 43-й. Войсковая ПВО, даже без участия авиации, была очень серьезная. Самоходные и буксируемые зенитные установки не давали немецким самолетам безнаказанно штурмовать войска на марше и на позициях, насыщение ими было очень хорошим. Да и авиация не дремала. Северов задействовал летающие радары, которые плотно контролировали обстановку на средних и больших высотах. Авианаводчики, находящиеся в боевых порядках, и посты ВНОС не давали немцам незамеченными пройти на малых. На полную были задействованы средства РЭБ, предельно осложняя жизнь вражеским локаторам и средствам беспроводной связи. У Рокоссовского было хорошо налажено взаимодействие родов войск, хватало боеприпасов и топлива, конечно, кому могли подвозить. У немцев был порыв, было отчаяние обреченных, было все. Но против русских это никогда не работало. Да, умирать в самом конце войны, когда до победы осталось совсем немного, очень не хотелось. Но уступать этой сволочи… Пущенная в свое время Северовым фраза «чтобы они нами еще сто лет детей пугали!» неожиданно понравилась и получила широкое распространение (да, сплагиатил, так ведь на авторстве и не настаивал). И неполная рота, все, что оставалось от полнокровного полка, поднималась врукопашную, не считая наступающих врагов, резалась ножами, лопатками, штыками. Взятые в плен немцы признавались, что такого ожесточения встретить не ожидали, они на своей земле, все должно было быть наоборот. До них не сразу дошло, что у нас просто накопилось, что это «алаверды по максимуму» в исполнении русских, что «мы не дожили до Победы, но мы прославили страну». Удар немцев пробил нашу тонкую оборону и увяз в опорных пунктах в ее глубине, авиацию противника сожгли почти всю, бронетехнику тоже. Пленных было мало, дорвались славяне. Сталин качнул трубкой: – Товарищ Северов, я вам уже говорил, что ранее вы сделали правильное предположение относительно заговора против Гитлера и даже правильно назвали одну из фамилий. Так вот, в настоящее время проводится разработка операции «Молния», целью которой является помощь заговорщикам в устранении верхушки Третьего Рейха. Нами прорабатываются различные варианты, один из которых нанесение авиаудара по месту, где будет находиться Гитлер. Что скажете? Олег понял, о какой цели, которую надо поразить с максимальной точностью, идет речь. Уже после войны стало известно, что рассматривались также варианты с бомбой в портфеле, принесенной заговорщиками, и обстрелом поезда фюрера. – Товарищ Сталин, нанесение высокоточного удара без наведения с земли с приемлемой вероятностью поражения объекта невозможно. Судя по требуемой мощности, речь идет о бункере, но имеющиеся головки самонаведения не могут выделить цель на фоне земной поверхности, тем более в горном районе. Верховный Главнокомандующий немного помолчал. – А какую вероятность поражения вы считаете приемлемой? – Не менее пяти десятых, но при обычной бомбардировке она вряд ли будет более одной десятой. Необходимо задействовать, по крайней мере, несколько сотен бомбардировщиков, но и это не даст гарантии уничтожения хорошо защищенного объекта. Кроме того, попытка такой армады приблизиться непременно вызовет ответную реакцию. Гитлера могут успеть просто увезти, про действия ПВО я не говорю. – Разрешите, товарищ Сталин? – Берия прихлопнул рукой по лежащей перед ним папке. – Непосредственно перед совещанием пришел доклад о том, что нашим немецким союзникам удалось передать несколько мощных радиомаяков. Габариты устройства позволили разместить его в большом портфеле, из-за приличной мощности время работы невелико, но минимум четыре часа конструкторы гарантируют. Частота работы маяка находится за пределами прослушиваемого противником диапазона, поэтому зафиксирована быть не должна. После включения маяков нам будет подан кодированный сигнал о начале операции. – Значит, на внешнее наведение можно рассчитывать, – удовлетворенно кивнул головой Сталин. – Продолжайте, товарищ Северов. – К условленному времени в готовности № 1 будут находиться тяжелые бомбардировщики. Всего мы имеем четыре изделия, два старых с модернизированной головкой самонаведения и два новых. Самолеты немедленно взлетают и наносят удар, время подлета с учетом всех маневров в пределах двух часов, должно хватить. Помимо четырех мощных бетонобойных изделий задействуем также восемь пятисоток с новой боевой частью и аналогичным наведением. Сложность представляет синхронизация, все большие бомбы должны подойти к цели одновременно, ведь первый же взрыв уничтожит все маяки. Малые бомбы подойдут с небольшой задержкой, секунд десять или около того, их рули после пропадания сигнала маяка будут просто заблокированы. Они должны добить тех, кто еще остался жив в развалинах бункера. Новая боевая часть представляла собой прообраз боеприпаса объемного взрыва. Восемь бомб, это было все, что успели сделать сотрудники Ивана Филимоновича Сакриера. На испытаниях срабатывала только половина изделий, поэтому о серийном выпуске речи не было, разработка продолжалась и пока не сулила быстрого успеха. Такие бомбы никогда не делали управляемыми, это не имело смысла, но Северов сам вынашивал план нанесения точного удара по защищенному объекту, поэтому и попросил бывшего дивинженера, а ныне генерал-майора инженерно-авиационной службы, собрать несколько устройств. Вот и пригодились. – Таким образом, непосредственно для нанесения удара будут задействованы пять тяжелых бомбардировщиков. Можно надеяться, что пролет небольшого количества самолетов в стороне от объекта не вызовет немедленной реакции противника, но наиболее удачным представляется вариант, когда сигнал о начале операции будет подан заранее, незадолго до включения маяков. Все-таки полной уверенности в том, что их работа не будет замечена, нет. Сталин молча походил по кабинету, потом кивнул. – Операции «Молния» присвоена высшая степень секретности. Больше посвященных в таком объеме нет. – Иосиф Виссарионович махнул рукой в сторону сидящих за столом: – Занимайтесь подготовкой авиаудара, о готовности докладывать немедленно. Вы свободны, товарищ Северов! Когда командующий ГАОН вышел, Верховный Главнокомандующий еще немного походил по кабинету, посмотрел на карту и спросил: – Что-то еще, товарищ Берия? – По имеющимся данным, третья сила, о есть оппозиционные Гитлеру генералы и промышленники, которые не хотят договариваться с нами, нашли контакт с представителями США и Великобритании. Может создаться ситуация, когда они сами ликвидируют Гитлера и начнут переговоры с союзниками. – Насколько они готовы пойти на такой шаг? – Процесс в самом начале. Во-первых, собственно устранение фюрера. Есть основания считать, что серьезная подготовка еще даже не начата, рассматривают варианты. Во-вторых, переговоры с нашими… хм… союзниками. Такие дела у них быстро не делаются, демократия. – Берия усмехнулся. – Пока контакты начаты на неофициальном уровне. В общем, не у шубы рукав, время у нас пока есть. Гитлер до сих пор не считает, что ситуация необратима. Он исходит из уверенности, что еще немного – и мы остановимся, а потом покатимся назад. Как он поведет себя, когда до него наконец дойдет, сказать трудно. Но что будет, когда Гитлер осознает имеющиеся реалии? Сталин уверенно произнес: – Убежден, что он покончит жизнь самоубийством. Как вариант, подставит вместо себя двойника, а сам попытается скрыться. Но это менее вероятно. И еще, скорее всего, перед этим он вернется в Берлин. Исходя из этого целесообразно следующее. Пока у наших агентов влияния не все готово, Берлин не окружать. Двигаться северным флангом, в идеале освободить Нидерланды и Бельгию. Думаю, что дальше нам продвинуться не дадут, союзники не дадут. На южном фланге продолжать движение в сторону Италии. Было бы очень неплохо освободить север этой страны, но это мы вряд ли успеем. В любом случае Югославию, Австрию и Венгрию мы включаем в сферу своих интересов. А как только Гитлер будет ликвидирован, замыкать кольцо окружения вокруг Берлина и по западной границе Германии. Заметив движение своего заместителя, Иосиф Виссарионович спросил: – А что скажет товарищ Жуков? – Считаю, что в случае предательства общих интересов союзниками нам следует быть готовыми к самому жесткому варианту развития событий. – Вы имеете в виду военные действия? – Так точно, товарищ Сталин! Хотя я лично думаю, что они не решатся. Но готовыми быть надо. Сталин немного подумал, потом снова кивнул. А маршал продолжил: – Нашей разведке необходимо сосредоточиться на выявлении контактов немцев с союзниками. Крысы бегут с корабля, они должны искать средства к спасению, не будут же военные преступники просто наблюдать за приближающимся неизбежным финалом. – Что ж, каждый из вас знает, что надо делать. До свидания, товарищи. * * * На следующий день завтракали втроем – Жуков, Василевский и Северов. Все трое были в повседневной форме с орденскими планками, и Олег только сейчас заметил у маршалов планку ордена «Победа». Оказалось, что оба были награждены, пока Северов валялся в госпитале, поэтому и упустил из вида. Еще одним награжденным был сам Сталин. Сейчас готовился указ о награждении орденом «Победа» Рокоссовского, Петровского и Конева. Все трое станут маршалами Советского Союза, указ подписан и в самое ближайшее время будет опубликован. Северов искренне порадовался за этих глубоко уважаемых им людей, что не укрылось от маршалов. – Хороший ты мужик, Олег Андреевич! – Василевский плеснул себе и Жукову немного водки в рюмки, по этому движению летчик понял, как тот устал. – Давно за тобой наблюдаю, ты за других искренне радуешься и переживаешь. Леонид Григорьевич тебя очень хвалит, да и генералы его тоже. Давай, Георгий Константинович, выпьем за то, чтобы этот генерал маршалом стал. – Поддерживаю! – Жуков выпил и с удовольствием закусил осетринкой. – Расти и дальше, хорошо у тебя служба идет, умеешь ты нужных людей вокруг себя собрать. С такой командой горы свернуть можно, да ты и сворачиваешь. Мы с Александром Михайловичем следим за новинками, много полезного от твоей армии в вооруженные силы идет. И быстро. Вроде недавно придумали, глядишь – уже до ума довели. Молодец! – Товарищи маршалы! За добрые слова спасибо, только мне бы притормозиться в росте-то карьерном. Я бы в этой должности посидел, куда уж расти. – Ничего, справишься, – засмеялся Жуков. – Мы поможем. Скажи лучше, ты и правда жениться собрался? – Да, только окончания войны дождаться надо. Дел много, а это теперь не уйдет, чего как голый в баню бежать. Георгий Константинович помолчал, Олег понял, что он вспомнил Вику Галанину, и помрачнел. Но маршал перемену его настроения уловил сразу. – Чего нахмурился? Все правильно. Ту девушку ты всю жизнь помнить будешь, но эта память тебе не мешать, она помогать должна. Мы все теперь не только за себя, за всех друзей своих павших живем. Значит, паскудную жизнь вести не имеем права! Таких слов от небогатого на сантименты Жукова Северов не ожидал, не ожидал и Василевский. Но говорить никто ничего не стал, налили и молча выпили за всех, кто погиб в боях. Весь следующий день Олег проработал в наркомате ВМФ и на базу № 1 попал только 4 апреля. Проверил учебу авиагруппы «Москвы» и вылетел на аэродром Пютниц, с которого перескочил уже на аэродром под Любеком. Адъютант Северова старший лейтенант Востриков тоже побывал в Москве, в приемную к Сталину его, разумеется, не пустили, но в Кремле побывать удалось, так что Александр впечатлился очень сильно. Волнение его Северов заметил и про себя усмехнулся. Все-таки нынешние его современники к некоторым вещам относятся очень серьезно, может быть, даже чересчур. С другой стороны, его как человека, пожившего в постсоветской России, такое серьезное отношение к символам власти не могло не радовать. И вообще, за три года, что Олег провел здесь, он уже сжился с этим временем, нашел здесь замечательных друзей, вот-вот создаст семью. Про просто головокружительную карьеру и говорить не стоит. Нет, здесь ему нравилось гораздо больше, чем в прошлой жизни. И хорошо, что обратной дороги нет. Вызовы Северова к Сталину для Кутькина были привычны, хотя он командира никогда в Кремль не сопровождал, но восторженный рассказ Вострикова Тимофей выслушал с интересом. Службой в гвардейской части старший сержант искренне гордился, а к своему положению ординарца относился спокойно, с таким беспокойным командиром, каким был Северов, жизнь однообразной не казалась. К тому же заслуженные боевые награды на гимнастерке показывали всем, что за чужими спинами их обладатель не прятался. Сопровождая Олега в различных поездках, Кутькин видел командующих армиями, фронтами и флотами, о чем и рассказывал Вострикову, с которым успел подружиться. Отдельно Тимофей рассказал о полете в Тегеран, Александр не знал, что Северов принимал участие, причем именно в самой конференции, а не ее обеспечении. Обоим показалась интересной мысль, что когда они состарятся, то будет о чем рассказать внукам. Еще бы, близко видели людей, делавших историю. Ударно-штурмовые корпуса взламывали оборону противника, в прорыв вводились механизированные соединения, за ними катился настоящий вал, очаги сопротивления надежно блокировались и методично давились. Вот только строить оборону немцы уже не успевали. Если накопать траншей и рвов, настроить ДОТов они еще могли, то войск явно не хватало. Выучка же и насыщение техникой у Красной Армии неуклонно росли. К тому же основной упор немцы сделали на оборону Берлина, а части Красной Армии просто обходили его и двигались дальше. Союзники поняли свою ошибку и спешно готовились к высадке на севере Франции, но явно не успевали. Всем было понятно – не то что Берлин штурмовать, даже к границам Германии они подойти не смогут, Красная Армия раньше управится. Южнее тоже все шло неплохо, хотя и не так шустро. Через вышедшую из войны Словакию наши войска двигались в сторону Вены. В Венгрии шли напряженные бои, но долго такое напряжение немцы и хортисты выдерживать не смогут, скоро сдуются. По Югославии продвижение шло довольно успешно, маячила перспектива вторжения в Италию, хотя, конечно, не очень близкая. В Греции немецких войск было немного, но они предпочли, не принимая боя, двигаться на северо-запад, где их с распростертыми объятиями ждал маршал Тито со своими партизанами. Но и советских войск в Греции было совсем мало, так что просто обеспечили безопасность вернувшейся королевской семьи и поддерживали порядок в меру сил. В стране шла постоянная борьба за власть, нынешний король Георг II отправлялся в изгнание и возвращался уже три раза. Он шутил, что самая главная вещь для греческого короля – чемодан. Ситуацию там предстояло потихоньку успокаивать, причем в условиях, когда там очень сильно влияние Великобритании. Для проживания командующего командир дивизии полковник Ларионов выделил две комнаты в расположенном совсем недалеко от аэродрома доме местного помещика. Сам хозяин как активный член нацистской партии отбыл в неизвестном направлении буквально за несколько часов до того, как здесь появились наши войска. Затем передовые части ушли дальше на запад, а в поселке, на окраине которого и стоял дом, расквартировали авиаторов. В одной комнате жил Северов, в другой – Востриков, Кутькин и Самарин. Валера и Рекс шныряли по дому, но спать приходили к хозяину. Когда поздним вечером Северов пришел в свою комнату, Настя только что пришла из ванной и расчесывала перед зеркалом свои роскошные волосы. – Совсем у меня домашней одежды нет, только халат этот, – смущенно улыбнулась девушка. – Когда вместе с другими девушками живешь, она вроде и не нужна. А то не в чем из ванной было бы выйти, не будешь же тут в полотенце завернутой ходить. Халатик, в котором она сейчас была, ей отдала Надя Малинина. Его подарил летчик, который за ней ухаживал, но с размером он очень сильно ошибся. Халат оказался для нее маленьким, так что Надя отдала его своей подруге. Настю немного смущала его длина, намного выше колена, а Северов сразу предположил, что это верх от комплекта. Брючного низа не было, но Олегу так даже больше нравилось. Наконец девушка закончила заниматься со своими волосами и уселась Олегу на колени. – Настюша, война кончается, самое время подумать, что ты будешь дальше делать. Летчица пожала плечиками: