* * * Женщину звали Татьяной, они с Рублевым обменялись телефонами, договорившись в ближайшее время созвониться. Но Комбат как-то все не мог собраться. В итоге однажды вечером она позвонила ему сама. — Ну и чего молчим? — насмешливый голос в трубке заставил Бориса покраснеть, чего за ним уже давненько не замечалось! Он залепетал какие-то невразумительные объяснения, но Татьяна не слишком-то настаивала на них. Она просто перевела разговор в нормальное русло, поинтересовалась, как дела, рассказала о своих. Получасовая беседа закончилась обещанием Комбата непременно от — звониться в ближайшие дни. Что он и сделал. После нескольких взаимных звонков Борис был приглашен в гости. Он приехал в Тулу с каким-то странным чувством, словно бы эта поездка — не просто так. Рациональному пониманию эта уверенность не поддавалась и могла оказаться чем угодно — вплоть до предчувствия собственной гибели. После Москвы Тула приятно порадовала Рублева тишиной и медлительностью. Казалось, что само время тут течет в несколько раз медленней, чем в столице. Сложнее всего было привыкнуть к отсутствию метро, хотя как раз оно-то точно здесь не нужно! Город при желании проходился насквозь за каких-то полтора часа! Татьяна организовала Комбату экскурсию, сама объясняла все, что знала, про достопримечательности былого и нынешнего времени. Но Борис как-то слабо смотрел по сторонам. Он скорее прислушивался к себе, пытаясь понять, нравится ему здесь или нет. Как оказалось — очень даже нравится! И не только город Тула, но и его жительница Татьяна Филиппова. Так что их роман оказался событием предсказуемым. Татьяна жила одна, воспитывала двоих детей. Их отец, ее первый муж, погиб полтора года назад. Он работал водителем-дальнобойщиком и зимой, в жуткий гололед, не справился с пошедшей в разнос фурой. Огромный грузовик влетел в лесопосадку, повалил несколько деревьев, опрокинулся на бок и загорелся. Пока приехала помощь, от машины мало что осталось. А мужа Татьяны пришлось хоронить в закрытом гробу. Теперь от него осталась только память и некоторое количество фотографий. Татьяна уже устала горевать и играть роль безутешной вдовы. Конечно, муж у нее был замечательным, но нельзя вернуть умершего, а возраст еще не тот, чтобы надевать на себя «паранджу». С другой стороны, далеко не каждого претендента на роль второго мужа она была готова терпеть. Например, был бизнесмен, предложивший ей златые горы и много романтики, путешествия и приключения только при условии, что она избавится от детей. Он так и сказал. А когда медленно закипающая Татьяна уточнила, как именно избавиться — утопить или повесить, он гуманно ответил, что достаточно отдать их в пансион-интернат. И даже подсказал адрес одного такого заведения. Татьяна еще не успела сформулировать вежливый вариант посыла кавалера подальше, а он уже успел предложить еще и оплатить их пребывание там. Вежливо не получилось. Обиженный бизнесмен, встречая Татьяну на улице, демонстративно не здоровался. А она этим нисколько не напрягалась. Ну и еще пара человек крутилась рядом. Но тоже публика сомнительная. В том смысле, что зачастую интеллигентный раздолбай намного хуже брутального мужика. Ну и опять-таки, для жизни нужен не только интеллект и способность рассуждать о роли того либо иного писателя в развитии человеческой цивилизации. Именно этим занимался один библиотекарь, отчаянно подбивавший клинья к Татьяне. Этим — и больше ничем. Если говорить цинично, то его полезность для реальной жизни стремилась к абсолютному нулю по шкале Кельвина. Таким образом, в отношении Комбата Татьяна провела планомерную и целеустремленную матримониальную кампанию, против которой Рублев не особенно и возражал. Татьяна оказалась человеком, очень близким ему и очень приятным. Она сумела по-настоящему найти ключик к достаточно прочному укреплению, каковым уже давно было сердце Бориса Рублева. И дети тоже сыграли в этом немалую роль. Борис, не имея своих, всегда с трепетом относился к чужим отпрыскам. И если доводилась возможность спокойно повозиться часок с мелкотой — не упускал такой возможности. А дети от предыдущих браков в личной жизни могут быть либо помехой, либо подспорьем — только так, без промежуточных стадий. Кто-то воспримет их со злой ревностью, будет по каждому поводу придираться и наказывать. И ничего хорошего в такой семье не получится. А кто-то полюбит детей как своих и станет им не менее родным, чем отец биологический. К сыну и дочери Татьяны Борис привязался после первой же встречи. Мишка и Ленка, шести и четырех лет, — пара взбалмошных ангелов, крикливых и шумных, способных в несколько минут поставить квартиру на уши без приложения к тому заметных усилий. В Тулу Борис переехал как раз через три месяца после того, как они с Татьяной начали отношения. Первым делом стал искать работу. На сей раз он всерьез рассчитывал на мирную профессию. И согласен был, если понадобится, хоть грузчиком устроиться на первое время. Ну, грузчиком не пришлось. На самой окраине Тулы, на въезде из Москвы, открывалось кафе. Туда требовался кельнер, а хозяином был школьный знакомый Татьяны. Так Борис оказался за стойкой этого небольшого уютного заведения. И немедленно стал в каком-то смысле визитной карточкой заведения. Казалось — что от него толку? Никаких особых талантов в сфере общепита Комбат не имел. Но выяснилось, что работа кельнером — это не так и сложно. Надо только принимать и выдавать заказы, ну а еще — время от времени запускать в работу роскошную итальянскую кофеварку, на которую раскошелился хозяин. К слову, хоть работа и казалась тихой, все равно хозяин радовался приобретению такого внушительного кельнера, как Борис. Кафе на трассе — это не только заведение, приносящее прибыль. Это еще и мощнейший источник головной боли. Потому что дорога — это дорога и ездят по ней самые разные люди. И плохие, и хорошие — всякое случается. Комбат не успел приступить к выполнению обязанностей, а уже пришлось вешать по соплям бомжеватому дядьке, который возмутился, что его не пустили в туалет. Хотя и было ему внятно объяснено, что после того, как он в свой прошлый приход навалил кучу в писсуар, нечего ему делать в кафе и в туалете. Мужик был пьяный, что и стало причиной всех проблем. Он опрокинул один стол, разбив вазу с искусственными цветами. Второй опрокинуть не успел — Борис оказался рядом с ним и просто, без прелюдий, двинул дядьке в челюсть. А потом подхватил бесчувственную тушу и выволок вон. Милицию вызывать не стал — пусть на первый раз просто очухается и исчезнет. А вот если повторится подобный спектакль — можно будет дяденьку сплавить на пятнадцать суток. Хозяин кафе, молодой и веселый Антон, сказал по этому поводу, что он с радостью приплатит Рублеву как минимум половину его заработной платы, если тот и впредь будет столь же эффективно разбираться с проблемами заведения. Борис пожал плечами и ответил, что это запросто, потому что невозможно работать там, где находится придурок, готовый портить настроение направо и налево. Антон смущенно потер переносицу. — Как-то оно не очень хорошо получается. Я тебя не в вышибалы беру, а сам… — Да ладно, я бы и не пошел вышибалой. Ну и сам посуди — не того у тебя уровня заведение, чтобы специального человека на эту роль заводить. — Это да… Ну, в общем, спасибо тебе. — Постараюсь, — усмехнулся Рублев в ответ. После того бомжа, решившего устроить веселье с разбрасыванием мебели, не прошло и трех дней, а новые приключения не замедлили объявиться в кафе «Семь ветров». Они приехали на минивэне «ситроен», обшарпанном и красующемся помятой дверцей. Номера на вэне были тульскими. Машина лихо затормозила перед дверью кафе, из нее вытряхнулись четверо. Молодые, явно под шафе… На детей богатеньких родителей не тянувшие никак. И шмотки не того качества, и вид какой-то обтерханный. Комбат озабоченно хмыкнул, разглядев их сквозь витрину. Остановил официантку Анечку, бегущую с подносом, ткнул пальцем в четверку новых гостей. — Поаккуратней возле них. Анечка нахмурилась, быстренько отнесла заказ, а возвращаясь на кухню, прошептала Борису на ухо: — Это местные придурки. Смотри, они крутые. — Правда? — неподдельно удивился Комбат. По его меркам крутые должны были выглядеть иначе. Ну что же, придется списать все на непривычный антураж. Кто их разберет, что по тульским меркам считается крутизной? Вот в Смоленске до сих пор двухсотый «мерин» — роскошь. Их там можно по пальцам пересчитать. Ребята зашли в кафе. Дверь, конечно, открыли ногой — створка качнулась, ударилась в стену. Стекло в ней грустно задребезжало. — Привет этому дому! — гнусаво выкрикнул головной пацан. Комбат наметанным глазом засек, что это не главный. Как раз наоборот. Шестерка, которого будет не жалко отдать на растерзание, случись стычка с тем, кто сильнее. Впрочем, никто из четверых добрых молодцев не видел тут, в кафе, серьезных противников. И вообще, никакой угрозы. Потому и вход был обставлен настолько помпезно. Кафе погрузилось в молчание. В смысле — от прежнего звукового фона остался только телевизор. Разговоры умолкли — даже самые негромкие. Люди уткнулись носами в тарелки, старательно делая вид, что кроме еды их ничего не волнует. Комбат заметил, что в сторону дверей были посланы несколько взглядов, — люди очень хотели уйти. Пацаны прошли через зал. Все четверо держались гоголем. Но главный замечался сразу, и был он, прямо скажем, не самого презентабельного вида. Не очень-то понятно, на чем строился авторитет этого типа. Грузноватый, с отвислым животом и щеками, он должен был бы в такой компашке быть, максимум, на побегушках. А нет, идет важно, как американский миллиардер, смотрит свысока, как будто глаза его существуют отдельно от тела и парят где-то в полумиле сверху. Проходя мимо одного из столиков, толстый явно умышленно задел плечом сидящего там человека. Повернулся и сказал: — Чего ты расселся, козел? Подвинься, когда люди идут! Посетитель втянул голову в плечи и подвинулся, хотя для этого ему понадобилось чуть ли не влезть под стол. Толстяк довольно гыкнул. Комбат мысленно выругался — ясно было, что без неприятностей не обойтись. С этой братии станется. Он прикинул, что было бы неплохо не выпускать в зал Анечку. Девчонку эти уроды наверняка зацепят. Он только успел об этом подумать, а официантка уже выскочила из кухни, неся на подносе заказанную еду. Ее появление заставило отморозков прервать свое дефиле по залу. В Анютку уставились четыре пары глаз. Эти глаза моментально оценили, что девчонка симпатичная, видная, молодая. Идеальный объект для того, чтобы продемонстрировать собственную крутизну. И не успела она поставить на стол тарелку с едой для клиента, как один из приятелей толстого подскочил к ней и спросил: — А не желает ли девушка к нам присесть? Девушка не желала, о чем и сказала. — Да ладно, мы нормальные пацаны! — Я на работе, — ответила Анечка. Пацан махнул рукой, как бы говоря, что это-то как раз не проблема. — Так сейчас поговорим, чтоб тебя отпустили! Анечка молча улизнула. Комбат понял, что теперь проблемы гарантированы. Девочка правильно сделала, что убежала. А уж он-то как-нибудь разберется с этими мутантами. И плевать, насколько они круты. Он и не таких обламывал. А на всякую «крутизну» оглядываться — получится, что об тебя каждая сволочь сможет запросто вытирать ноги. Пацаны подошли к стойке. Самый главный не лез. Ниже его достоинства было разбираться с кем бы то ни было из обслуги. Разговаривать с Комбатом начал тот же пацан, что при — ставал к Анечке. — Ну как, нормально работается? — спросил пацан. — Не жалуюсь, — пожал плечами Рублев. Он не пытался притворяться доброжелательным. Ясно, что любые его слова будут истолкованы как непозволительная дерзость. Спрашивается — надо ли кривляться и терять лицо? — Еще бы ты жаловался. Вон какие тут девчонки работают. Слушай, а ты что, самый главный здесь? — Я здесь работаю. — Ну, будешь главным. Я разрешаю. Слушай, босс, отпусти девчонку с нами посидеть? Мы ее не обидим! — Девочка с вами сидеть не хочет. И не может — она на работе, ей за это деньги платят. — Да я тебе сейчас неустойку оформлю! — взвизгнул пацан, полез было в карман, но, видимо, содержимое его не было таким уж впечатляющим. Так что рука застыла. — Мужик, — приблизился второй. — Не отсвечивай. Мы отдыхаем. — Так отдыхайте, — пожал плечами Рублев.