— Ты не поняла. Я не говорю, что кому-то грозит опасность. Собирайся — ты едешь со мной. Ее глаза забегали. — Но поздно уже, я устала. Рублев молча достал пистолет. Показал его и спрятал. Конечно, стрелять он не собирался. Но она настраивалась на затяжку времени, а этого позволить было нельзя. И выбирать приходилось между рукоприкладством и вот таким, более гуманным методом убеждения. Анна, побледнев, бросилась в квартиру. — Три минуты! — сказал Комбат. — Иначе едешь в чем придется. Говорят, что женщины не умеют быстро собираться. Вранье. Меньше чем через две минуты она была уже одета. — Мобильник! — сказал Борис. — Нет! — выкрикнула она, понимая, что лишается последнего шанса. Он, не говоря ни слова, вытащил телефон у нее из кармана, бросил на кресло, схватил ее за руку и вытащил в подъезд. — Только чирикни — голову оторву, — пообещал он. Анна, дрожа, пошла следом за ним. Когда она увидела «мерседес», то чуть не упала в обморок. — Спокойно, девочка, тебя еще никто не трогает и ничего тебе не делает. Садись в машину. Она села на заднее сиденье. Рублев забрался туда же. Он не мог допустить, чтобы она выпрыгнула на ходу где-нибудь возле поста ГИБДД. Если такое произойдет — не поможет даже Сильченко. Анна спросила: — Куда вы меня везете? — Поедем разговаривать, выяснять отношения и все такое, — ответил Комбат. — Но ты пока не бойся: мы не собираемся с тобой ничего делать. Если будешь умницей, то вообще не соберемся. Она притихла и, казалось, уменьшилась в размерах. Через пятнадцать минут после того, как они уехали, к подъезду подлетела милицейская машина с выключенными мигалками. Из нее выскочил лейтенант Крохин, подбежал к двери и нажал кнопки на домофоне. Послушал гудки, чертыхнулся, набрал квартиру наугад. Когда ответили — приказным тоном сказал: — Милиция. Откройте подъезд. — А что такое? — Открывай подъезд! — рявкнул Крохин. — А то я тебе потом в другом месте объясню, что и как! Дверь открыли. Крохин взбежал на этаж, стал трезвонить. Поняв, что в квартире никого нет, он выругался, грохнул кулаком в дверь, выхватил мобильник и набрал номер Анны. Услышал, как в квартире заиграла мелодия вызова. — Сучье вымя! — рявкнул он и пошел вниз. Глава 16 Когда Грачев узнал, что ночью Комбат похитил Анну Зотову, он едва не порвал на куски лейтенанта. Он обозвал Крохина идиотом, бездарностью и вообще абсолютно бесполезным элементом. Приказал перекрыть все выходы из города, досматривать каждую машину. Правда, учитывая, что похищение произошло уже давно, толку от всего этого было как с козла молока. План «Перехват» сработал, как всегда, самым неожиданным образом. Например, через пятнадцать минут после того, как дороги стали контролировать, был задержан находящийся в федеральном розыске Умар Равшанов — известный полевой командир, которого так прижали в Чечне, что он предпочел оттуда слинять. Равшанова сгубила самоуверенность. Он жил в Сочи уже три месяца и все это время свободно перемещался по городу. И хоть бы один мент обратил на него внимание! А вот теперь выполнялся план задержаний, и менты ничем не рисковали. Также перехватили груз марихуаны. Не то чтобы очень большой, но и не маленький. Короче, всякую туфту из мутной воды вылавливали успешно, а вот тех, кого искали, не было. Комбат и Анна испарились, сгинули вопреки всем законам здравого смысла. Хотя если вдуматься, то мало ли в Сочи мест, где можно затихариться? Однако, как показала проверка, мест у Комбата было не много. Он не имел в Сочи ни одного мало-мальски серьезного контакта. Хотя на его сослуживца Артема Самсонова вышли. Стали расспрашивать, но тот вытаращил глаза и сообщил, что Рублева не видел с тех самых пор, как тот уволился из армии. То есть уже больше десяти лет. Подполковник Грачев не был склонен верить Самсонову, но опровергать его слова было нечем. Грачев немного погрозил для проформы, но угрозы благополучно разбивались о непроницаемое спокойствие бывшего капитана ВДВ. Он не боится, он знает свои права. А размахивать тут своими полномочиями не надо. Можно ведь и нарваться на противодействие. Есть управа и на особо борзых ментов. Тут подполковник вкрадчиво осведомился, не угрожает ли ему Самсонов. А тот ответил, что если жалобу в прокуратуру можно считать угрозой, то, безусловно, угрожает. И будет продолжать в том же духе. Написать телегу — дело минутное, а подполковнику потом придется оправдываться. Грачев уехал несолоно хлебавши, приказав установить за квартирой Самсонова наблюдение. Дежурства по вокзалам тоже ничего не давали. Никто похожий на Бориса Рублева не пытался уехать из города никаким способом. Это тоже не добавляло оптимизма и не позволяло чувствовать себя владеющим ситуацией. Все время этой «кипучей деятельности» подполковник пренебрежительно относился к каждому замечанию лейтенанта Крохина. Он будто бы нарочно давал тому почувствовать себя полным дураком. Крохин терпел и старался делать хоть что-то. Но казалось, даже удачные действия Крохина нашли бы в Грачеве только негативный отклик. Лейтенант собрался с духом и пошел разговаривать с начальником. Он не мог больше терпеть такого третирования. Следовало что-то делать. — Евгений Львович, что я не так сделал, что вы со мной так обходитесь? Я стараюсь делать все, что надо! — Ты пытаешься, но скажи на милость, почему у тебя так плохо получается? Я просто в недоумении! Ты с треском проваливаешь все, за что бы ни брался во время этого расследования. Вообще, можешь объяснить мне, какого черта я узнаю о световой гранате в машине столяра только из разговора с Рублевым? — Какой световой гранате? — пролепетал совершенно уничтоженный Крохин. Ему словно стукнули по голове чем-то тяжелым. — Обыкновенная световая граната! Тебе рассказать, почему погиб столяр? Он не справился с управлением машиной на повороте, когда прямо перед ним на приборной панели сработала световая граната. Скажи, почему я это узнал не от тебя, а от главного на данный момент подозреваемого? Если не можешь объяснить этого, не можешь признать, что ты не способен на нормальную оперативно-разыскную деятельность, то на кой черт я держу тебя в уголовном розыске? Вали обратно в патрульно-постовую службу, там как раз деятельность не требует большого участия мозгов! — Извините, Евгений Львович, но я попросил бы выбирать выражения. — начал было Крохин, но тут Грачева прорвало. — Слушай ты, щенок недоношенный! — заорал на него подполковник. — Ты мне что, угрожать собрался? Я тебя научу родину любить! Я тебе гарантирую, что в ближайшие несколько дней ты вылетишь из моего отдела, как пробка из прокисшего шампанского! А если еще чирикнешь, то вылетишь и из органов! Это я тебе гарантирую! И назад тебя не возьмет даже Урюпинский ГОВД! Будешь собирать мусор на базарах, потому что свою основную профессию ты уже забыл! И сделай милость, не раздражай меня моралями! Я сейчас не в состоянии их адекватно воспринять. Могу и по морде дать. Короче, если ты всерьез хочешь остаться работать здесь, найди мне Рублева. Живого или мертвого. Лучше живого. И срочно. Все, пошел! Крохин, дрожа от ярости, ушел. Сел в машину и поехал колесить по городу и трясти самые невероятные «малины». Фотография Бориса все-таки появилась на местном канале. Теперь уже никто не скрывал, что этот человек разыскивается по подозрению в совершении тяжких преступлений. Людей предупреждали, что он вооружен и опасен. И тут произошло новое неожиданное событие. В дежурную часть РОВД обратился человек, заявивший, что хочет видеть подполковника Грачева по очень важному делу. Отрекомендовался он директором гостиницы «Арбат». Внешний вид у директора был таким, что его едва не вытурили вон, но потом решили позвать подполковника, пусть взглянет сам. Вдруг и правда кто-то важный. Потом проблем не оберешься. Подполковник, ругаясь и ворча, что ему только идиотов-шутников не хватает, спустился. И увидел Кулагина с измененной внешностью. Остолбенел, зажмурился, потряс головой — видение не пропало. Тогда он просто схватил Кулагина за шмотки и утащил к себе. Директора-беглеца усадили в кресло, дали чаю, и Грачев приступил к допросу. — Ну, и куда ты пропал? Нет, подожди. Сначала объясни зачем. Это гораздо важнее. — Я просто боялся. — А кто, скажи пожалуйста, не боялся? Тут все работники гостиницы ходили, коленями дрожа. Ты никого не отпустил, а сам взял да и слинял. Что ж ты так? Кулагин потупился и ответил: — Вам хорошо меня судить! Я, между прочим, тоже человек. И мне свойственно бояться. Вам когда-нибудь писали письма с угрозами и требованием денег? — Нет, никогда. А тебе что, писали? — Да. За неделю до первого убийства, это когда охранника током убило, мне пришло электронное письмо, где требовали выкуп в пять миллионов долларов. Иначе грозили убивать по одному человеку раз в неделю. Нет, точнее, они написали, что каждую неделю будет умирать один человек. И писали, что убийства никто не докажет. У меня где-то должно быть это письмо, я его не удалял, хотя и очень хотелось. — Так, — протянул Евгений Львович. — Вот какой интересный компот получается! Ты что, вчера родился, не знаешь, что надо делать, если получаешь такое письмо? — Я боялся, — ответил Кулагин. — Я наслышан о том, что бывает, когда не выполняешь условий вымогателей. И не хотел, чтобы это случилось со мной. — А ты в курсе, мерзавец, что это называется подлостью? И эгоизмом! Ты молчал в течение четырех убийств, а потом взял да убежал! Из-за тебя, между прочим, люди умирали! Ты об этом думал? Кулагин стал раскачиваться вперед-назад на стуле. — Я ничего не мог поделать. У меня не было пяти миллионов долларов, у гостиницы тоже. Что прикажете делать? А они сказали, что будут понемногу добираться до меня. И я больше не мог терпеть. — Ты меня какой частью тела слушаешь?! Я тебе говорю — с письмом надо было идти в милицию, в РУБОП, и делать то, что скажут компетентные люди. — Это бесполезно. Они все равно добрались бы до меня. Никто бы не помог. И я убежал. Я решил, что мне надо уехать. Куда-нибудь далеко, где меня никто не найдет. — Знаешь, а ведь за это тебя можно и посадить. — Посадить? — встрепенулся Аркадий Леонидович. — А за что меня сажать? Мне угрожают, и меня же сажать? — Ты чем думаешь? Такое сокрытие информации можно трактовать как соучастие. И я представлю все именно так. А чего же ты вернулся? Совесть замучила? — Нет, не потому. Просто я не убегу, вы меня везде найдете. И тогда будет хуже. Я убил человека. Я убил человека! — Кулагин задрожал. — Так, давай-ка без истерик. Кого ты убил и как? — Я убил человека. Но он сам виноват. Ему не надо было так делать, — в голосе Кулагина появились отчетливо визгливые нотки. Ему было совсем недалеко до нервного срыва. — Тихо! — подполковник хлопнул ладонью по столу. — Я тебя спрашиваю — кого и когда ты убил?