В горле у Зорина запершило, возникло острое желание опрокинуть рюмку. - Не рановато для её нежного возраста? - Выходит ты ничего про неё не знаешь! - заявил Рыбников. - Так себе тема. Ладно в плане просвещения. Тонька лично приводит в исполнение смертные приговоры, садиться за Максимку и вперед. Формально, она состоит в штате вспомогательной полиции, но работает одна. Слышал выстрелы за конезаводом? Там овраг, где она и развлекается. Людей приводят, выстраивают перед оврагом, она по ним шмаляет, а потом в овраг спускается, смотрит, что из одежды, обуви можно взять. На конезаводе тюрьма для смертников. Так Тонька вечерами по ней бродит с плёткой, разглядывает кого завтра кончать будет, заодно прикидывает какую одёжку стянет. Тут народ со всего округа свозят: это партизаны, члены их семей, подпольщики, сочувствующие, уклонисты. А как настреляется, сидит во дворе тюрьмы, на солнышке - пулемет чистит, песенки поёт. У неё кстати, интересный голос и слух имеется. Комната на коне заводе, там она и проживает. Вадима передёрнуло, ему пришлось потрудиться, чтобы не выпустить на свободу рвоту. - Правильная реакция, - сказал Рыбников. - Врагов надо уничтожать, кто бы спорил. Но как задумаешься об этих масштабах - волосы дыбом. Мы же чистенькими хотим остаться. А у Тоньки такая проблема не стоит - она надевает маску, пристраивается на колени к пулемету и долбит. Зачем ей эта маска - непонятно. Боится, что с того света за ней придут. А ведь однажды так и произойдёт, -Рыбников криво ухмыльнулся. – Она и баб, и стариков косит, и деток маленьких, тысячи полторы по самым скромным меркам укокошила. А вечерами и ночами оттягивается, мужиков ей надо. Ты, приятель, к ней чуток в силок не попал. - Она вообще нормальная? - Да не сказать, что дура, просто не понимает, что в этом плохого - стрелять по безоружным людям. В камеру около тридцати человек вмещается, вот она такими порциями и расстреливает. Бывает по два, по три захода на дню. Видно в детстве Чапая пересмотрела, сделала себе кумира - Анку пулемётчицу. За каждую акцию тридцать рейхсмарок получает, заметь, не советских рублей. Аналогия про тридцать серебряников так и напрашивается, да? - Жуть какая-то, - сказал Вадим. - Партизаны за неё награду объявляли, людей своих в Локоть посылали. Только Тонька умная, не попалась. Она из Москвы, представляешь. В сорок первом пошла на фронт, работала санитаркой, попала в окружение, блуждала с какими-то мужиками, понятно, что они её там по кругу пускали, попалась немцам, удрала из плена, снова скиталась по тылам. Нашла себе беглого красноармейца. В начале сорок второго добралась до Брасовского района, а мужики её бросил, к жене вернулся. Тут Тонька видать умом и тронулась. Какие-то бабы её прятали, кормили, а потом выгнали из села к чёртовой матери за беспорядочную половую жизнь. Скиталась по деревням, потом в Локоть пришла, спрятала её хозяйка в каком-то доме, да платить за проживание оказалось нечем. В общем, дилемма перед бабой возникла: к партизанам идти или к нам. А у нас ведь, лучше. Мы и живём нормально, и по лесам не прячемся. Ну и припёрлась: возьмите, дескать, пригожусь. Сначала проституцией занималась, потом в штат вспомогательной полиции вступила. Какой-то умник решил привлечь её к исполнению приговоров, типа подшутить. Выдали ей пулемёт, водкой напоили, немцам не хотелось самим расстреливать, а мы тоже не особо желали в крови мараться. У Тоньки раз получилось, другой, третий, потом уж без водки пошло. - Ладно, меняем тему! - заявил Вадим, поднимаешь стопку. - Выпьем за то время, когда пойдёт нужда в расстрелах и Тоньку увезут в психушку. - Ага, давай! - согласилась Рыбников. - Замышляют что-то большевики под Курском и Орлом, вроде наступление планируют. Немцы зашевелились, резервы на восток перебрасывают. У них мощь немереная, но и Советы уже не те что в сорок первом, мать их, крепкая буча будет, приятель. - Мы же в тылу. - А толку? Здесь тоже временами спокойно, партизан мало осталось, но бывает, что НКВД засылает группы для диверсий. Они то склад взорвут, то поезд под откос пустят, зимой на санях, летом могут верховых лошадей использовать, то в немцев рядятся, на машинах по район рассекают. Недавно венгерский батальон по тревоге подняли, в соседний район перебросили, вернулись они без потерь, но какие-то снулые. Даже в школе абвера на днях была перестрелка. - Где-где? - сердце Зорина неприятно дёрнулось. - На Окружной. Немцы секретность развели, закрыли окрестность школы. Помнишь мы с пацанами из неё на рамсах были, все знают что там абверкоманда работает, за огороженную зону не пускают никого. Перестрелка там была с неделю назад, вроде сбежать кто-то пытался, да его положили. Серена выла, охрана туда-сюда металась. Мужики рассказывали, что на следующий день комиссия в школу явилась, куча немецких офицеров на трёх легковых машинах: все такие серьёзные, озабоченные. Да уж событие не рядовое, может шпион туда пробрался или свой кто в бега подался. Нам, в принципе, плевать - пусть у немцев голова болит. Ты что напрягся, дружище? - Рыбников подметил перемены в облике собутыльника. - Вспомнил что-то неприятное? - Да Тонька пулемётчица из головы не идёт, - сердце майора контрразведки СМЕРШ бешено стучало, вряд ли это было совпадение. Обер-лейтенант Фриц Карлберг, он же агент Грач, с треском провалился. Слабые надежды обрести вторую половину списка, составленного им, умирала в муках. - Кстати, зазноба твоя ещё здесь! - заявила Иван. – Полюбуйся, эти двое уже раздеть её готовы. Эх, Тонька, Тонька, опять поди пулемёт твой перегрелся. Настроение у Вадима было скверное, его томили дурные предчувствия, ночь прошла спокойно, но тяжесть на душе росла. Он вновь объявился на улице Лесной, взломал сарай на участке, извлёк заплесневелый инструмент. Зорин повозился у крыльца, потом отправился на кладбище: на одном плече лопата, на другом грабли. За час могила приняла надлежащий вид - не зря он приехал в Локоть. Не задолго до полудня Вадим вернулся к сараю, выгрузил инструмент, снова пошатался вокруг кольца и отправился в город. Только дойдя до центра, он обнаружил новые проблемы: отклеилась часть подошвы у левого носка, висела на честном слове - требовался срочный ремонт. Вадим ругнулся, от него шарахнулась некрасивая девчушка с забавно торчащими косичками. Он медленно тронулся по тротуару, разглядывая вывески лавочек. Тут кипела активная жизнь: продавались овощи и фрукты, работала кулинария, сапожная мастерская находилась в следующем доме. Зорин распахнул дверь, пропустил надменную особу с пышными формами, выходящую за порог. В углу крохотной комнатки работал немолодой анемичный мужчина в очках, у него были худые, костлявые руки, есть признаки артрита, он резал заплату из икуска замши, покосился на посетителя, осведомился хриплым голосом о цели визита. - Присаживайтесь снимайте свой сапог, - мастера отложил ножницы и замшу. – Посмотрим, что можно сделать лучше. - Уж сделайте, пожалуйста,- Вадим стянул с ноги повреждённую обувку. - В долгу не останусь. Несколько минут в мастерской было тихо. Зорин присел на маленькую лавку, терпеливо ждал, наплыва посетителей не было. По тротуару мимо застеклённой двери проходили люди, доносились глухие голоса, колокольчик над дверью ни разу не брякнул. Мастер насадил испорченный сапог на колоду, начал священнодействовать. - Придётся повозиться, - проворчал он. – Подошву я вам, конечно, не заменю, посажу оторванный кусок ногой клей. Возможно пару недель она ещё протянет, но выбора нет, потом вам придётся покупать новые сапоги. Как же вас угораздило? - Сам виноват. Послушайте любезный, а ваша мастерская единственная на этой улице? Одноногий Силантий ещё работает? Дрогнула долото в артритных руках, мастер заморгал, взгромоздил очки на лоб, пристально воззрился на посетителя: - Нет Силантия, уважаемый. Он к родне в Черкасовку, уехал. Если явка провалена, то долго погулять на воле шпиону не удастся. Но чувство опасности помалкивало. Да и Задорожный был уверен, что явка в Локте надёжная. - Фу ты, ну ты, - сапожник утер рукавом вспотевший в лоб. - Не ожидал, любезный, право слово. - Не обращайте внимания, Егор Захарович, продолжайте работать. Сапог, как видите, в самом деле дышит на ладан. Как же я пойду? - Да, вы правы, - сапожник волновался, но делал свое дело, перебирал гвоздики в деревянной коробке, лицо его вдруг разгладилось, как-то ожило. - Признаться не ожидал, что посланник из центра будет иметь такой вот вид - бравый офицер вспомогательной полиции. - Будет надо, Егор Захарович, я и Гитлером прикинусь, - с улыбкой проговорил Зорин. - Вы правы, я прибыл из центра. Мне нужна информация по школе абвера, расположенной на Окружной улице, всё что знаете, подозреваете, любые сплетни, слухи, которые сорока на хвосте принесла… Скрипнула дверь, между стеллажами, высунулось девичья головка, знакомая личность - та самая, с торчащими косичками, что шарахнулась от него на улице. - Ой, - сказала она. - Вы работаете, дядя Егор? - Это очень выгодный клиент, Наденька, - сапожник повернул голову, по небритым губам скользнула неуверенная улыбка. Очевидно эта фраза была условной, девчушка сделала большие глаза, приоткрыла ротик. Вадим сдержал улыбку. Бравым внешним видом местные подпольщики не отличались, с другой стороны: кто на них подумает. - Посиди-ка там, Наденька не высовывайся, мы тут побеседуем. Дверь закрылась, Егор Захарович заговорил: За мастерской не следят, он в этом убеждён. Служба безопасности конторы, которая находится в соседнем доме, не подозревает, что у неё под носом прописалось подполье. Всё это шатко, неопределённо, каждый день может стать последним, но Егор Захарович и его племянница морально готовы ко всему. Примерно дней восемь назад в мастерскую зашёл немецкий офицер в звание обер-лейтенант, по приметам вылитый Грач, он попросил сделать набойки на каблуки, волновался, был бледен, по-русски говорил неплохо, но с сильным акцентом, назвал пароль и Егор Захарович чуть не ошалел. Офицер не скрытничал, ты говори как есть. Данная явка у него была единственная, он просто не знал к кому ещё обратиться. Этот человек работал преподавателем в школе абвера, имел радиосвязи с органами советской контрразведки, неоднократно высылал секретные разведданные. Немцы давно подозревали, что в школе утечка и на этот раз взялись за дело рьяно. Он находился под колпаком и мог провалиться в любой день. Немцы нашли рацию, так что связи у него больше не было. Офицер сказал, что хвоста за собой не привёл, Егор Захарович может не волноваться. Бежать в лес агент не хотел, да и вряд ли это удастся. Он что-то бормотал про судьбу, злой рок. Этот немец был уверен в том, что его коллеги внедрили в отряд Задорожного своего сотрудника. Шпион имеющий псевдоним Ульрих не имел отношение Каминскому, преследовал особую цель. Офицер подозревал, что отряд Задорожного просто используется абвером в своих интересах и поэтому пока нет резона его уничтожать. Человек навестивший сапожную мастерскую выглядел загнанным в угол. Он в отчаянии выбалтывал секретную информацию совершенно незнакомому человеку. У него имелись имена агентов глубокого залегания на советской территории, часть этих сведений он отправил, когда мог ещё поддерживать связь. Завтра там получит новую информацию, будет крайне признателен, если Егор Захарович передаст её Задорожному, а тот в цент. Просьба была необычной и Егор Захарович согласился это сделать. Но немецкий офицер на следующий день не явился. В районе школы абвера люди слышали стрельбу. - Вы не сообщили Задорожному об этом. - подметил Вадим. - Федор Вячеславович сказал бы мне об этом. - Да, не сообщал. Посыльные долго не работали: ни с его стороны, ни с моей. Задорожный давно подозревает о наличии лазутчика. Что передавать, позвольте спросить? Пришёл испуганный офицер, не сказал ничего конкретного, сообщил о возможном провале. Может нервы шалят на пустом месте. Что за стрельба была? Кого там убили - тоже неизвестно. Я не могу просто так гонять человека в лес - это опасно. Сапожник бормотал что-то ещё, прятал глаза. Вот если бы, да кабы. Подпольщик понимал, что допустил ошибку, не отправил гонца, но в целом, Егор Захарович, был прав. Картина писаная вилами по воде, сведений не хватает. - Ульрих, говорите? - пробормотал Зорин. - Ну допустим, цели у этой личности далеко идущие, банальная ликвидация партизанской базы сюда не входит. Какое дело абверу до этих партизан? Пусть мучаются Каминский, вермахт. Что нужно этому субъекту? Попасть на советскую территорию? Но для этого есть множество других способов. - Мы думали об этом, Фёдору Вячеславовичу неоднократно сообщали из центра, что его отряд собираются вывести на советскую территорию. - Почему? - Ввиду полной бесперспективности его присутствия здесь. У РОНА накоплен опыт борьбы с партизанами, они добились в этом потрясающей эффективности, немецким карателям такое не снилось. У партизан фактически отсутствует поддержка населения, чувствуют себя неуютно, их уничтожение лишь дело времени. Почему ещё действует база Задорожного - большая зарядка. Не хотелось бы думать, что он просто пешка в чужих руках. Мы можем только гадать на кофейной гуще, товарищ. Представьте, отряд выходит на советскую территорию, партизаны - герои, всем почёт и уважение, ведь они не щадя своих сил бились в кольце врага. Вадим задумался: «С Грачом все ясно, ждать от него сведений теперь бессмысленно. Кто такой Ульрих? Он имеет какое-то положение в отряде или сам по себе пробивная личность? Знает этот тип агентов глубокого залегания? Допустим, партизанский отряд выходит в советский тыл… - и тут Вадим похолодел: - Кого уже взяли по наводке Грача? Директора дома культуры, руководителя автотреста. Да, враг принимает разные личины, опасен на любом посту, а если дальше будет больше. Почему это впервые пришло мне в голову? Центральный штаб партизанского движения, при ставке Верховного главнокомандования? А если в нём по всей вертикали засели кроты: от самого верха, до областей, районов. Технически это возможно, при умелой работе они доведут до полного краха партизанское движение. Не к ним ли направляется Ульрих? Кто он такой? - маленькое звено в цепи, но если взять его под контроль, подтянуть цепь». Сапожная мастерская была не самым удобным местом для сложных умозаключений. Мастер выжидающе поглядывал на посетителя, сапог был готов. - Сколько я вам должен, Егор Захарович? - Шутите, теперь второе: У вас налажен канал бесперебойной связи с лесом? - Да, если Задорожный хочет со мной связаться, то посылает паренька, есть у него один быстроногий. Я отправляю Наденьку в пригородный посёлок Шлаково, это тридцать минут быстрой ходьбы, там у неё двоюродная тётушка живёт, а уж из Шлакова по оврагу бегает местный мальчонка. В этом направлении связь сложнее, состоит из двух этапов. - Все же постарайтесь задействовать этот канал, дело срочное, подробности объяснять не буду, требуется огневая поддержка товарища Задорожного. План места, где желательно присутствие его людей я нарисую, если дадите бумагу и карандаш. Пяти человек будет достаточно, но потребуются ручные пулеметы и гранаты, командовать должен лично Задорожный, либо товарища Шаламов. Передвигаться скрытно, ждать своего часа в указанном месте. Взять людей, которым они верят как себе, лучше всего не приближённых к руководству. Замысел держать в тайне. Поддержка может не понадобиться, но лучше подстраховаться. В половине десятого вечера они должны быть на месте. Придется подсуетиться, Егор Захарович. Вадим оторвался от дровяника, быстро прошёл вдоль здания, поднялся на крыльцо, предательски скрипнула половица, он перешагнул порожек, двинулся по ковровой дорожке, скрадывающей шаги, затаил дыхание, прижался к стене. За изгибом коридора разливался мягкий свет, на кухне лилась вода, бубнили поварихи, в коридоре никого не было. Контрразведчик двинулся дальше, одолел один изгиб, другой, слева осталась бильярдная, из неё несло запахом дорогого трубочного табака. Вот тот самый канделябр, о котором говорила Алевтина, за ним короткие аппендикс, далее приоткрытая дверь. Вадим прижался к косяку, глянул в щель: помещение для семейных ужинов, широкий дубовый стол, на стенах натюрморты, доносились глухие голоса. Вадим попятился, на счет двери в подсобку Алевтина не ошиблась, она находилась в шаге от него. Всё верно, если обе двери приоткрыты, то можно увидеть, что происходит в столовой. Темнота окутала его, под ногами вёдра, тазы, пакеты с хлоркой. Помещение было крохотным, заставлено до предела. Зорин застыл, успокоился, перед его глазами была щель, за ней с разрывом ещё одна, виднелся край стола накрытого скатертью, там хлопотала полноватая особа в чепчике: расставляла приборы, раскладывала ложки с вилками. Вошла Алевтина в длинном шерстяном платье, тут же пропала из виду, села на другом конце стола. Появился Каминский, в коротком растянутом кителе и брюках прямого покроя. Он добродушно улыбнулся и спросил: Не откажется ли сестрёнка от прекрасного крымского вина из до военных запасов. Сестрёнка не возражала, сегодня она не отказалась бы и от чистого медицинского спирта. Рука майора контрразведки СМЕРШ машинально потянулась к кобуре, пальцы погладили застёжку. Планы, командования обсуждению не подлежали, но кто запретит мысленно с ними не соглашаться. Он не стал бы церемониться с Каминским - тупо пристрелил бы его, руководствуясь народной мудростью о журавле и синице. Ей богу, так было бы проще, но приходилось терпеть, наматывать нервы на кулак. Послышались шаги, Вадим застыл, очередной халдей возник в коротком коридоре, прошёл мимо подсобки, коленом открыл дверь в столовую, руки его были заняты, он поставил на стол поднос с чугунным казаном, стал раскладывать еду. Потянуло мясным душком - хоть нос затыкай. - Все любезный, проваливай, дальше мы сами, - нетерпеливо бросил обер-бургомистр. - И проследи, чтобы нас не беспокоили. - Слушаюсь! Халдей отклонился, попятился, вышел задом наперёд и плотно притворил за собой дверь. Он прошуршал по коридору, на приоткрытую дверь в подсобку внимания не обратил, шаги его затихли. Вадим чертыхнулся: «Вот же кретин, кто просил тебя это делать?». Голоса столовой уже не различались. Он шире приоткрыл дверь подсобки, ступил в коридор, дотянулся до следующей створки, осторожно толкнул ее. И всё же эта зараза скрипнула, когда приоткрылась на несколько сантиметров. Зорин замер. Каминский услышал этот звук, недовольно покосился через левое плечо, но всматриваться не стал. - Эти двери такие своенравные. Дорогая, ты хотела поговорить? Давай я за тобой поухаживаю. Мужчина поднялся, ушёл в слепую зону загремела крышка казана, забулькало вино, потом он вернулся на место, стал резать мясо, искоса посматривая на сестру. В позе его чувствовалось напряжение, брат с сестрой чокнулись, выпили, стали есть. Затем женщина глухо заговорила. Контрразведчик обливался пОтом. Каминский сначала ел, потом отложил вилку, устремил на сестру немигающий взгляд. Он схватил бокал, залпом выпил. Вадим не слышал, что говорила Алевтина, Каминский начал бледнеть: сначала побелели его скулы, потом щеки, лоб и даже кончик носа, женщина замолчала, обер-бургомистр тяжелел, смотрел на нее угрюмо, с недобрым прищуром. Зорин вытащил пистолет, у него возникло резонное опасение, что скоро он понадобится. Какого дьявола, на что рассчитывали организаторы этой непродуманной акции? Интересно, про звезду Героя Советского Союза Алевтина тоже упомянула? - А что с этим парнем, который тебя сопровождал? - выдавил Каминский. - Как его, Зорин? - Вадим Андреевич? - теперь различался голос Алевтины, дрожащий, вибрирующий. – Нет, Бронислав, он настоящий Брянский полицейский, ни о чём не знает. Хоть за это спасибо. Только, что это меняет? Инструкции у Зорина были конкретные: вытаскивать Алевтину, если умирать, то вместе. - Бронислав, не спеши, хорошо подумай, проанализируй ситуацию, - пробормотала женщина.