– Так почему же он не стал разбираться с Гладилиным тогда же, в понедельник? – возмущенно спросил Гуров. – Сам Малюгин сказал, что его смутил внешний вид гражданина и особенно его характерная небритость в области лица. Я не шучу – он именно так и выразился. Он принял его за бомжа, одержимого белой горячкой. Посчитал, что день-другой отдыха гражданину не повредит. Мол, на трезвую голову его показания станут более реальными. – А Гладилин был пьян? – подозрительно спросил Гуров. – Не думаю, – ответил Крячко. – Тогда этот Малюгин заслуживает наказания, – серьезно заметил Гуров. – Его не исправит никакое наказание, – возразил Крячко. – Да и не нужно его наказывать. Подумай, он мог ведь просто промолчать, и мы бы до сих пор ничего не знали. Так что в данном случае Малюгин сделал даже больше, чем мог. Он прыгнул выше головы. – Ну, невысоко пришлось ему прыгать, – пробормотал Гуров и тут же спросил: – И где же теперь находится Гладилин? В понедельник он навещал участкового, машина его стоит во дворе… Может быть, все эти дни он находился у себя дома? У Малюгина имеются соображения на этот счет? – Малюгин не рассматривает обстоятельства, которые не изложены в письменном виде, – важно сказал Крячко. – Но клянется, что больше ни разу с Гладилиным в контакт не вступал. И вообще на вверенном ему участке полный порядок. Есть, конечно, отдельные недостатки, но они устраняются в оперативном порядке. – Это он так сказал? – неприязненно спросил Гуров. – Ну не я же, – ответил Крячко. – Так, значит? – задумчиво проговорил Гуров. – Жизни Гладилина угрожает опасность, о чем им и сделано собственноручное заявление… Что-то подобное мы и предполагали. Весь вопрос в том, не опоздали ли мы со своими предположениями? Гладилина нет на работе, и, кроме Малюгина, никто его в эти дни не видел. Небритый преподаватель университета – это настораживает. Мне кажется, пора просить разрешения на досмотр его жилища. Боюсь, как бы не случилось худшего. – Хочешь сказать, что он тоже получил пулю из пистолета «вальтер ПП»? – деловито поинтересовался Крячко. – Дело в том, что экспертиза совершенно однозначно подтвердила тот факт, что и в байкеров, и в младшего Гладилина стреляли из одного и того же пистолета. Кто-то открыл сезон охоты. Вот только ружьишко забыл зарегистрировать. Ствол этот ни по каким нашим сводкам до сих пор не проходил. – Зато теперь проходит, – буркнул Гуров. – А больше ничего эксперты не сообщали? – Было и еще кое-что, – кивнул Крячко. – Наши спецы по компьютерам просили тебя немедленно к ним заглянуть. Им удалось восстановить график приема клиентов в центре «Квант» на минувший понедельник, и у них есть теперь фамилии людей, которые предположительно могли видеть убийцу. Глава 10 Сказать, что Сергей Николаевич Гладилин был расстроен, было бы слишком слабо. Он был опустошен и раздавлен. Впервые в жизни он столкнулся с чем-то выходящим за рамки понимания, с чем-то неодолимым и пугающим, как кошмарный сон. Вдобавок представитель власти практически отказал ему в поддержке, а тут еще родной братец повел себя как последняя скотина. Конечно, он и раньше не отличался высокими моральными качествами, но так беспардонно повести себя в тот момент, когда Сергей Николаевич, смирив гордыню, просил о помощи, мог только совершенно безнравственный тип. Тем более что, как подозревал Сергей Николаевич, все его страдания возникли из единственного недоразумения – кто-то спутал его с младшим братом. Сергей Николаевич сел в «Жигули» и, машинально выстукивая пальцами на рулевом колесе какой-то погребальный ритм, мрачно уставился на темные окна центра «Квант». В душе у него росло совершенно бессмысленное, но жгучее желание взорвать этот шарлатанский офис. Все, что имело связь с именем брата, вызывало у него сейчас чувство, очень похожее на ненависть. Сергей Николаевич понимал, что это недостойное чувство, но поделать ничего не мог – вероломство брата стало последней каплей, которая переполнила чашу его терпения. Даже неурядицы в личной жизни он сейчас каким-то образом связывал с фигурой брата, хотя это было уже полной нелепостью. Потребовалось достаточно времени, чтобы Сергей Николаевич сумел привести свои мысли в относительный порядок. Он вынужден был признать, что злиться и вешать нос в его положении – занятие совершенно бесплодное, тем более что он обязан позаботиться не только о себе, но и о младшем брате, какой бы свиньей тот ни был. Это был его долг, который не предполагает благодарности. Он просто обязан это сделать, и все. Приняв решение, Сергей Николаевич не стал больше ломать голову, а просто позвонил брату на мобильный. Телефон не ответил. Тот же результат получился, когда Сергей Николаевич набрал домашний номер Владимира. Больше звонить было некуда. Владимир мог отправиться ужинать в ресторан, мог закатиться к любовнице, но места, где развлекался брат, были Сергею Николаевичу неизвестны. Оставалось надеяться, что Владимир все-таки еще включит свой телефон. Сергей Николаевич завел машину и поехал домой. При воспоминании о красном «Ниссане» и запахе духов в подъезде на душе у него слегка скребли кошки, но Сергей Николаевич заставил себя не сосредотачиваться на этом. Время еще было не позднее, и можно было легко проверить, не ждет ли его дома какой-нибудь сюрприз. С этой целью Сергей Николаевич решил опять прибегнуть к помощи бывшего коллеги – если посулить ему бутылку портвейна, Кипренский не откажется составить ему компанию – только не нужно отпускать его далеко от себя. В случае же, если они обнаружат что-то подозрительное, можно будет опять переночевать у Кипренского – как говорится, в тесноте, да не в обиде. Однако, вернувшись, Сергей Николаевич прежде всего старательно объехал на машине весь свой квартал, выискивая, не притаился ли где ярко-красный «Ниссан». Он понимал, что выглядит глупо – в конце концов, кто мог помешать убийце приехать, например, на синем автомобиле? – но поделать с собой ничего не мог. Так ему было спокойнее. Красных машин на этот раз нигде поблизости не стояло. Сергей Николаевич поставил «Жигули» на своем законном месте и, даже не заглядывая к себе, отправился к бывшему ботанику Кипренскому. Его визит оказался очень кстати. Кипренский находился как раз в том состоянии, когда добавить нужно просто позарез, а денег нет и не предвидится. Едва Гладилин намекнул, что деньги есть, как ботаник пришел в восторг и был готов следовать за соседом в огонь и в воду. Его даже нисколько не удивило предложение перебраться в квартиру Гладилина, хотя даже в лучшие времена они в гости друг к другу не ходили. Гладилину и сейчас не улыбалось коротать ночь в компании горького пьяницы, но одному было еще хуже. В конце концов, если Кипренский будет очень докучать, его всегда можно будет выставить, решил он, – главное, что в самый неприятный момент он не будет один. Сергей Николаевич психологически еще не был готов войти в свой подъезд в одиночку. Но сначала они заглянули в магазин. Гладилин купил кое-какой еды, а развеселившийся Кипренский огромную бутылку мутного красного вина с какой-то жуткой этикеткой – Гладилин не присматривался, но ему показалось, что на вине изображен мертвец в саване. Набрав припасов, они пошли к Гладилину. Ничего подозрительного во дворе Сергей Николаевич не заметил. Ничем угрожающим не пахло и в подъезде. Он приободрился, воспрянул духом, и даже неопрятный, перманентно опухший Кипренский перестал вызывать у него раздражение. Еще одним испытанием было проникновение в собственную квартиру. Сергею Николаевичу казалось, что он не был дома уже месяц, хотя не прошло еще даже суток. Дверь он отпирал с некоторым трепетом не только из-за того, что опасался обнаружить там чужих. На этот раз ощущения, что в доме побывал посторонний, не было. Гладилин подумал, что утром он был слишком взвинчен, чтобы правильно оценивать ситуацию, вот и мерещилась ему всякая чепуха. Как ни в чем не бывало он занялся приготовлением ужина и даже не отказался выпить с Кипренским его мутной бурды, хотя в принципе никогда ничего не пил, кроме шампанского в новогоднюю ночь. Бывший ботаник, попав в приличную квартиру, расчувствовался и стал горевать о своей погибшей жизни и загубленной карьере. «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» – сказал он Гладилину. Гладилин не возражал. В последнее время ему тоже начинало казаться, что жизнь – всего лишь сон, и порой весьма страшный. Больше он пить не стал, а только плотно поужинал и предложил Кипренскому или выметаться, или ложиться спать, потому что ему обязательно нужно было хорошенько выспаться. С утра он собирался опять навестить участкового, а заявление все еще не было написано. Кипренский возражать не стал, просто не мог – как алкоголик со стажем, он пьянел моментально, с первого стакана уже не вязал лыка. Он только немного покружился по квартире и, как показалось Гладилину, свалился где-то в прихожей. Выяснять подробностей Сергей Николаевич не стал – он для этого слишком устал. Перед тем как лечь спать, Гладилин еще раз позвонил брату. Тот по-прежнему не отвечал. Это очень не понравилось Сергею Николаевичу, но что делать в такой ситуации, он не знал. Если сейчас же обратиться в милицию и сказать, что он обеспокоен тем, что брат не отвечает на звонки, его окончательно примут за идиота, тем более что он имел глупость выпить из бутылки с саваном на этикетке и теперь от него разит, как от винокурни. Если даже рассказ об убийстве не произвел на участкового ни малейшего впечатления, то кому какое дело до беспокойства нетрезвого гражданина Гладилина? Он решил оставить все как есть, рассчитывая, что до утра такой прохиндей, как его братишка, продержится. Кипренский признаков жизни не подавал, что произвело на Гладилина благоприятное впечатление. Он ожидал, что с бывшим коллегой будет гораздо больше хлопот. Однако, учитывая необычность ситуации, Сергей Николаевич изменил своим привычкам и спать улегся не на кровать, а на диван, который стоял около балкона. По какому-то наитию он даже не стал раздеваться. Тем не менее заснул он на удивление быстро и крепко. Кажется, ему даже ничего не снилось в ту ночь, хотя обычно неприятные сны частенько докучали Гладилину. Только в середине ночи какой-то странный звук пробудил его и заставил прислушаться. Кто-то тыкался впотьмах в прихожей, шаркал подошвами. Спросонок Гладилин облился холодным потом, но потом вспомнил, что было вечером, и сообразил, что это проснулся Кипренский и теперь ищет выход. Он-то наверняка ничего не помнил и, скорее всего, был уверен, что находится у себя дома. Впрочем, Сергей Николаевич не знал, что может прийти в голову сильно пьющему человеку, и решил ему помочь. – Кипренский! – позвал он. В прихожей раздался кашель, а потом тихо щелкнул дверной замок. Кажется, гость собирался уйти по-английски. На всякий случай Гладилин решил посмотреть, что там происходит, и встал с дивана. Он надел тапочки и, ругая мысленно шебутного ботаника, направился в прихожую. Из коридора в комнату упал косой луч света с лестничной площадки, и опять послышался щелчок. Звук был странный – это не мог быть щелчок закрывающейся двери, Гладилин отличил бы звук своего замка среди тысячи других. Но однако же полоса света у порога пропала. Наружная дверь закрылась – и уже с привычным звуком. И в это же время в прихожей раздался шум упавшего тела. Кроме пьяного Кипренского, там некому было падать. Машинально Гладилин сделал еще один шаг вперед, и в этот момент в прихожей вспыхнул свет! Волосы поднялись на голове у Гладилина. Он явственно услышал, как в прихожей кто-то разочарованно вздохнул и шепотом выругался. Голос этот никак не мог принадлежать Кипренскому. Это вообще был не мужской голос. Гладилин, душа которого наполнилась ужасом, попятился и, наткнувшись на диван, едва не упал. В коридоре разом погас свет. Поняв, что времени у него нет и не будет, Гладилин бросился к балконной двери – к счастью, шпингалет не был опущен – и с шумом выскочил на балкон. Боковым зрением он увидел – или это только померещилось ему, – как метнулась в комнату призрачная зловещая фигура. Не раздумывая, он ухватился за перила и перемахнул через них. Третий этаж – не самое подходящее место для таких упражнений, а Сергей Николаевич не слишком-то следил за своей спортивной формой. Да и прыгать с балкона ему совсем не хотелось. Но еще меньше ему хотелось оставаться в темной квартире, где происходит что-то страшное, где продолжается этот кошмар, тянущийся за ним последние дни. Гладилин повис на вытянутых руках, зажмурился и рухнул вниз, ожидая, что сию минуту услышит, как хрустнут его переломанные ноги и содрогнутся в животе внутренности. Но ничего этого не произошло. Во дворе многие заботились о благоустройстве и любовно высаживали под окнами разнообразную растительность. Сергей Николаевич упал в кусты жасмина – он был весь оцарапан и напуган, но жив и даже ничего себе не повредил. Несколько мгновений он торчал в кустах, бессмысленно глядя в темноту над собой. Наконец шок от падения прошел, и Гладилин стал соображать, что делать дальше. Он не был уверен, но ему показалось, что с его балкона кто-то на секунду выглянул во двор и тут же скрылся. Сергей Николаевич понял, что через минуту ОНИ будут здесь. Он выпутался из ветвей и бросился бежать к выходу со двора – туда, где было светло и где могли быть люди. Уже заворачивая за угол дома, он услышал позади ритмичный стук каблуков – кто-то бежал за ним. Гладилин выскочил на улицу и панически завертел головой. Ночные огни, пустынные тротуары, зловеще подмигивающие светофоры – все шло ходуном перед его глазами. Он не знал, куда ему бежать и кого просить о помощи. Москва казалась вымершей и обезлюдевшей. Гладилин даже не представлял, что она может быть такой. Топот за спиной оборвался, но зато откуда-то сбоку послышалось урчание автомобильного мотора, и из-за угла, слепя фарами, выкатился автомобиль и медленно поехал прямо на него, и тогда Гладилин припустил через улицу, вбежал в чужой двор и попытался скрыться в его закоулках. Автомобиль последовал за ним. Гладилин уже задыхался. Бегать он не умел и, если бы не отчаянный страх, охвативший все его существо, давно бы остановился. Куда он бежит, Сергей Николаевич не представлял. Окна в домах были темны, двери подъездов были надежно заперты на кодовые замки. Вокруг ни души. Повинуясь инстинкту, он бежал куда глаза глядят, надеясь на чудо. Автомобиль за спиной на секунду притормозил – слабо хлопнула дверца, – и тут же кто-то побежал следом за Гладилиным уверенной, тренированной поступью. Он даже не стал оглядываться. Из последних сил он выбежал со двора, обогнул еще один большой дом, оказавшийся на пути, и вдруг очутился перед железнодорожной насыпью. Слева с нарастающим гулом полз тяжелый товарный состав. Из темноты огненным шаром выкатывалось слепящее пятно прожектора. Локомотив издал короткий гудок, и в тот же миг над ухом у Гладилина зажужжал воздух – словно рядом пролетел шмель. Сергей Николаевич обернулся. Сзади метрах в тридцати от него неподвижно стояла человеческая тень – мужчина или женщина, Гладилин не смог разобрать. Но поза этого человека не оставляла сомнений – он только что стрелял в Гладилина. Сергей Николаевич опрометью бросился к железной дороге. Он рассчитывал перебежать рельсы под самым носом у локомотива и таким образом оторваться от преследователей. Но в последний момент споткнулся о какую-то железяку, грянулся оземь и сильно ударился головой о край бетонной шпалы. Из глаз у него полетели искры. Когда он опомнился, состав уже громыхал мимо. Гладилин застонал от досады. Подняв глаза, он увидел, что между ним и преследователем было уже не более десятка шагов. Теперь он убедился, что это женщина. Невысокая, ладная, в обтягивающих брючках и короткой куртке, она вполне могла сойти издали за подростка-парня. Она не спешила, шла наверняка. В правой руке ее чернел пистолет с глушителем. Гладилин издал пронзительный вопль, почти наугад схватился за липкие поручни товарного вагона, подпрыгнул и полез наверх. В нос ему ударил резкий запах мазута и какой-то химии. Поезд внезапно дернулся, пошел быстрее, и Сергей Николаевич едва не сорвался. Скосив глаза вниз, он увидел, что женщина бежит вдоль полотна, подняв руку с пистолетом. Пуля смачно щелкнула о борт вагона и улетела в ночное небо. Он поднялся на самый верх металлической лесенки и оказался на краю открытого вагона. Тот почти доверху был наполнен какими-то железными болванками. Гладилину ничего не оставалось делать, как нырять туда. Но прежде чем он успел это сделать, снизу что-то сильно стукнуло его по черепу. В глазах Гладилина образовалось огромное багровое пятно. Он разжал руки и безвольно рухнул вниз на груду металла. Боли от удара он уже не почувствовал. Глава 11 Первым в кабинет к Гурову вошел пожилой мужчина с военной выправкой, сердитый и насупленный. Крячко, который шел у него за спиной, виновато развел руками, показывая, что никакого отношения к настроению отставника не имеет. – Виктор Степанович Бунчуков, наш первый свидетель! – медовым голосом объявил он. – Явился минута в минуту, как и положено. Прочие пока не подошли… – Я, с вашего позволения, за всю жизнь никогда и никуда не опоздал! – сурово заявил свидетель, гневно сверкая глазами. – В наше время за опоздание дорого приходилось платить, молодые люди! Порой и своей жизнью! – Боюсь, вы слишком к нам снисходительны, Виктор Степанович! – с улыбкой сказал Гуров. – Молодыми нас с полковником Крячко можно назвать с очень и очень большой натяжкой. И, кстати, наше отношение к опозданиям не менее отрицательное, чем ваше. – Не рассказывайте мне сказок! – оборвал его отставник. – Наша милиция уже давно растеряла свои славные традиции. Она опаздывает везде и всюду. Я даже примеров приводить не буду – пример у вас перед глазами. Я, Виктор Степанович Бунчуков, чудом ушел живым из лечебного центра. Вместо процедур я запросто мог получить пулю! И это, можно сказать, в центре Москвы! Когда такое было возможно? Даже в самые тяжелые годы… – Сейчас тоже не самое спокойное время, – примирительно сказал Гуров. – Но давайте не будем спорить. Наша главная забота сейчас – найти преступника, и вы должны нам помочь. Присаживайтесь, пожалуйста, и расскажите о том, что произошло девятого сентября в центре «Квант». Ведь вы там были? – Разумеется! – грозно сказал Бунчуков, усаживаясь на стул и с вызовом глядя на Гурова. – Я человек в возрасте, организм уже не тот, одолевают болячки – вот знакомые и порекомендовали мне чудесного доктора. Можете мне поверить, это был настоящий волшебник, талант! Тот, кто посмел поднять руку на такого человека, достоин самой страшной казни. Жаль, что у нас в стране не практикуется четвертование – это у многих поумерило бы пыл… Ведь этот негодяй не просто человека убил – он косвенно и во всех нас попал, в больных и страждущих. Он лишил нас надежды, понимаете? – Да, это печально, – наклонил голову Гуров. – Искренне сочувствую и во многом с вами согласен. За исключением четвертования. Это все-таки варварство, согласитесь! Наша задача не запугать, а восстановить справедливость. Поверьте, неотвратимость наказания производит гораздо больший эффект, чем самая жестокая казнь. – Ну, это вы так думаете, – буркнул отставник. – А у меня свое мнение, и я от него не отступлюсь. Преступников нужно вешать – публично и прямо на улицах. Вот тогда у нас наступит порядок, а милиция перестанет спать. – Уверяю вас, милиционеры спят не больше, чем другие граждане, – терпеливо объяснил Гуров. – А порой даже меньше. Наверное, на этот счет у вас тоже особое мнение, но мне все-таки хотелось бы поговорить о том, что произошло в центре «Квант» в понедельник вечером… – А что там произошло? Произошло кровавое, циничное убийство. Беспрецедентное преступление, бросающее вызов всему обществу… – сердито начал старик. – Да, это мы знаем. Хотелось бы выяснить, что предшествовало этому преступлению, – сказал Гуров. Отставник неожиданно задумался, а потом сказал с некоторым удивлением: