Я испортил самое лучшее, что когда-либо случалось со мной. Позволил моей идеальной девушке ускользнуть у меня из рук, потому что я был эгоистичным мудаком. В ту ночь, когда я встретил ее, я думал только о мести. У меня были разногласия с ее парнем. Я хотел наказать его за то, что меня уволили, за то, что он пробудил во мне всю неуверенность в том, что я местный неудачник, застрял здесь без перспектив на что-то лучшее. Что-нибудь большее. Но потом я познакомился с ней поближе, и кое-что произошло. Она вдохновила меня. Она показала мне, что во мне есть нечто большее, чем этот якорь на моей шее, давящий на меня. Она заставила меня поверить, что я способен на величие. Она была права. Но и неправа в то же время. Потому что я не хочу величия, я не хочу светлого солнечного будущего — если ее не будет рядом со мной, чтобы наслаждаться этим. По мере того, как я читаю дальше, у меня в животе растет пустота. Это мило и искренне. Мои пальцы немеют, а глаза щиплет. Она не обязана давать мне второй шанс, я это знаю. Она мне ничего не должна. Но я все равно спрошу. Дай мне второй шанс, принцесса. И если ты это сделаешь, я обещаю тебе вот что — я никогда больше не буду тебе лгать. Я никогда не буду принимать тебя как должное. Я никогда, до конца своей жизни, не забуду, каким чертовым сокровищем ты являешься. К тому времени, как я заканчиваю читать, я почти ничего не вижу, мое зрение полностью затуманено слезами. Сообщение заканчивается просьбой встретиться с ним в шесть часов в эту субботу на том месте, где мы спасли нашу собаку. — Черт возьми, — бормочу я, кладя телефон на стол. — Я думала, мы договорились. Алана протягивает мне салфетку, чтобы я вытерла лицо. — Мы это сделали. Но он в полном беспорядке. Ты несчастна. Ни один из вас не справляется. Мне жаль, что я прибегла к внезапной атаке, но давай же. Что плохого в том, чтобы выслушать его? — Я не несчастна, — говорю я в свое оправдание. — Я двигаюсь дальше. Стеф бросает на меня взгляд, в котором напрашивается возражение. — Ты отрицаешь, — поправляет Алана. — Проводить десять часов в день в отеле и еще пять, отсиживаясь в своей комнате на сайтах, — это не признак того, что кто-то двинулся дальше. Это было нелегко. Отлично. Когда все остальное выходит из-под контроля, работа — это то, где я нахожу свой якорь. Это отвлекает и это самый эффективный способ, который я нашла, чтобы отвлечься от мыслей о Купере. По правде говоря, с этим трудно смириться. Едва ли проходит день без того, чтобы я не просыпалась и не ожидала почувствовать его руку, обнимающую меня в постели. Десять раз в день я чуть не отправляю ему смс с какой-нибудь забавной шуткой или захватывающей новостью об отеле — пока не вспоминаю, что он больше не мой. Дейзи все еще ищет его. Улавливает его запах то тут, то там. Лежал в ногах его половины кровати. Ждет у двери того, кто никогда не придет. Ничто в этом городе не кажется правильным без него. И ничто из этого не меняет того факта, что он солгал мне. Не раз. Он отнял у меня способность принимать собственные решения. Он обманул меня, и я не могу так легко игнорировать это. Если я не смогу уважать себя, никто этого не сделает. — Встреться с ним, — настаивает Алана. — Послушай, что он хочет сказать. Тогда действуй со своим сердцем. Что плохого в том, чтобы сделать это? Непоправимый ущерб. Трещина в дамбе, которая сдерживает все. Когда я ушла от Купера, я построила свои прочные, долговечные стены. Я не была создана для того, чтобы открываться и закрываться по желанию. Больше всего на свете я боюсь, что если позволю себе увидеть его, то никогда не перестану чувствовать эту ужасную боль. Что если я прощу его, то снова обрекаю себя на гибель. Потому что я не знаю, как уйти от Купера Хартли дважды. Я могу не пережить этого снова. ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ Купер Уже семь часов. Я чувствую себя идиотом. Мне следовало одеться получше. Принес ей цветы. Я весь день слонялся по дому, пытаясь не нервничать из-за этого, что довел себя до гребаного сумасшествия. Я вышел из дома в своих шортах-карго и футболке, выглядя как чертов бродяга, просящий эту удивительную женщину простить его за то, что он был полным ублюдком с того дня, как она встретила его. Какого хрена я здесь делаю? Мой глаз дергается. Это происходит уже два дня. Алана сказала мне, что показала Мак пост, который я написал, но не стала вдаваться в подробности ее реакции, разве что сказала, что она не выбросила телефон на улицу. Однако прошел час со времени, как я попросил о встрече, и с каждой секундой моя надежда тает. Каким-то образом я вбил себе в голову, что этот план надежен. Мак увидит мою искренность и заботу и, конечно, простит меня. Это был глупый план. Почему я думал, что изливать свое сердце на веб-сайте, который она создала, чтобы обличать таких тупиц, как я, было бы романтично? Я — посмешище. Может быть, если бы я пошел за ней в ту ночь на вечеринке, я бы не стоял здесь с чайками, которые кружат так, словно собираются нападать. Я подбрасываю в воздух горку песка, чтобы напомнить им об их месте в пищевой цепочке. Семь пятнадцать. Она не придет. Может быть, мне не следовало ожидать, что я завоюю ее одним великодушным жестом, но я никогда не думал, что она полностью откажется от меня. Это выбивает из меня дух, как удар прямо в солнечное сплетение. Огни на набережной мерцают, когда солнце садится за городом. Она действительно не придет. Смирившись со своей судьбой, я медленно поворачиваюсь назад, туда, откуда пришел, и тут вижу одинокую фигуру, идущую ко мне. Я впадаю в настоящую панику при виде приближающейся Маккензи. Сейчас она всего в десяти ярдах от меня. В пяти. Она выглядит сногсшибательно, ее высокое, стройное тело облачено в голубое платье длиной до щиколоток с глубоким V-образным вырезом. Я не забыл ни единой веснушки, ни того, как в ее зеленых глубинах мелькают голубые искорки. Складка ее губ, когда она произносит мое имя. Однако увидеть ее снова — все равно что стереть пыль с окна. — Я не думал, что ты придешь, — говорю я ей, пытаясь сохранить самообладание. Я пригласил ее сюда. Последнее, что я хочу сделать, это отпугнуть ее, даже если каждая частичка меня хочет обнять ее еще раз. — Я почти передумала. Она останавливается, сохраняя расстояние в несколько футов между нами. Эти три фута кажутся непреодолимыми. Странно, что сейчас я могу читать ее меньше, чем при нашей первой встрече. Она непроницаема. Ничего не показывает. Слишком много времени проходит, когда я теряюсь, вспоминая, каково было чувствовать ее волосы между моими пальцами, и она становится нетерпеливой. — Так…что случилось? — спрашивает она. В течение нескольких дней я только и делал, что репетировал, как бы я это сделал. Теперь я здесь, и все, что я планировал сказать, звучит как какая-то банальная чушь. Я распадаюсь здесь. — Слушай, правда в том, что у меня это плохо получится, независимо от того, как я это скажу, так что я просто скажу это. — Я делаю глубокий вдох. Сейчас или никогда, придурок. — Я каждый день жалел, что был слишком труслив, чтобы сказать тебе правду. Я был эгоистичным и глупым, и ты имеешь полное право ненавидеть меня. У меня не было ничего, кроме времени подумать о том, как убедить тебя, что мне жаль, и почему ты должна принять меня обратно. Честно говоря, у меня нет веской причины. Мак отводит взгляд, и я знаю, что теряю ее, потому что все это выходит не так, как надо, но, кажется, я не могу остановить слова, которые рвутся с моих губ. — Я хочу сказать, я знаю, что то, что я сделал, было неправильно. Я знаю, что разрушил твое доверие ко мне. Что я предал тебя. Я был небрежен с чем-то очень ценным. Но, черт возьми, Мак, я так люблю тебя, и меня убивает, что ты все еще здесь, вне досягаемости, хотя в душе я знаю, что могу снова сделать тебя счастливой, если ты позволишь мне. Я был ублюдком и все равно хочу, чтобы ты любила меня в ответ. Это несправедливо. Я должен страдать за то, что причинил тебе боль. Я, блядь, страдаю. Но я умоляю тебя избавить меня от страданий. Я больше не знаю, как быть без тебя. Я задыхаюсь к тому времени, как моя челюсть захлопывается, отложенное сообщение, наконец, проникает в мой мозг, говоря: "Заткнись, черт возьми". Мак вытирает глаза, и мне приходится сдерживаться, чтобы не потянуться к ней. Проходят секунды, пока я жду ее ответа. Затем холодная, мертвая тишина, когда она этого не делает. — Я хочу тебе кое-что показать, — выпаливаю я, когда чувствую, что она готова сбежать. — Ты прогуляешься со мной? Она не сдвинулась с места. — Что? — Это недалеко. Пожалуйста. Это займет всего минуту. Она обдумывает мое предложение чуть ли не дольше, чем могут выдержать мои нервы. Затем ее голова дергается в знак согласия. Я протягиваю свою руку к ее руке. Вместо этого она идет впереди меня. Мы идем немного дальше по пляжу, где я уговариваю ее подняться на набережную перед ее отелем. Это все еще выпотрошенная оболочка, хотя обломки уже убрали. На том, что осталось от веранды, стоят два одинаковых кресла-качалки с видом на воду. Вдоль перил выстроились мерцающие свечи. У Мак перехватывает дыхание. Она медленно поворачивается, чтобы встретиться с моим серьезным взглядом. — Что это? — шепчет она. — В первый раз, когда ты привела меня сюда, ты сказала мне, что представляла гостей, сидящих здесь в креслах-качалках, потягивающих вино и наблюдающих за набегающими волнами. Она смотрит на меня снизу вверх, и тысячи крошечных огоньков набережной сияют в ее глазах. — Я не могу поверить, что ты помнишь. — Я помню каждое слово, которое ты когда-либо говорила мне. Ее взгляд возвращается к веранде. Я чувствую, как она смягчается, скованность ее тела тает. — Мак, когда я представляю себе свое будущее, я вижу себя старым и седым, сидящим в кресле-качалке на веранде. И тебя рядом со мной. Это моя мечта. До нее я не утруждал себя тем, чтобы заглядывать вперед даже на пять лет. Этот образ никогда не был красивым. Я решил, что проведу свои дни, сводя концы с концами, получая от жизни минимум. Я никогда не рассматривал возможность того, что кто-то может быть достаточно сумасшедшим, чтобы полюбить меня. Но Мак действительно любила меня, а я взял и прогнал ее. — Я не могу сказать, что больше никогда не облажаюсь, — выдыхаю я сквозь комок в горле. — У меня нет хорошей системы отсчета для нормальных отношений. Иногда я слишком глубоко влезаю в собственную задницу или слишком погружаюсь в свои собственные мрачные мысли. Но я могу обещать, что постараюсь быть мужчиной, которого ты заслуживаешь. Быть тем, кем ты будешь гордиться. И я никогда больше не буду лгать тебе. — Мой голос становится хриплее с каждой секундой. — Пожалуйста, Мак. Вернись домой. Я не знаю, кто я, если не могу любить тебя. Она смотрит себе под ноги, сцепив руки. Я готовлюсь к худшему, чем дольше она молчит, но, наконец, она делает вдох. — Ты разбил мне сердце, — говорит она так тихо, что легкий ветерок может выдуть слова прямо из воздуха. — Мне никогда в жизни никто не причинял такой боли. Это нелегко отпустить, Купер. — Я понимаю. — Мое сердце бешено колотится, и я думаю, что могу упасть на колени, если она не скажет "да".