Чарушина вошла в квартиру и, закрыв дверь, заперла ее на ключ. — Ну как? Что? — поднялась из-за стола Зая. — Чего он хотел? — девушка опустилась на стул и теперь не спускала с Нади глаз, терпеливо ожидая подробностей. Чарушина обвела взглядом небольшое уютное пространство и задержала его на веселых фигурках котиков, которые занимали целую полку справа от вытяжки. Родители привозили хвостатые сувениры из разных мест, куда ездили всегда вдвоем. Последнего — "имбирного" фарфорового котенка в подарок матери Надя с Павлом купили в небольшом антикварном магазинчике в Монцо, где провели два романтичных и жарких дня во время своего итальянского вояжа. "Может, и мне пора завести себе парочку? Только настоящих, живых?.." — Я прожила в этом доме всю свою жизнь, пока не встретила Павла, — наконец сказала Надя. — Понимаешь, Зая, мне ведь всегда казалось, что я все делаю правильно. Я училась, слушала и верила, что именно так и надо. У меня были отличные учителя, но, возможно, мне просто нужно было время, чтобы разобраться в себе? Кто я? Любимая дочь, которую опекали, но которая всегда была ограждена от принятия сложных решений. Зая удивленно приподняла брови: — Разве это плохо, когда о тебе заботятся? Из открытого окна доносились звуки проезжавших машин и тянуло вечерней сыростью. Запах горелого все еще витал под потолком, но глаза уже не выедал. И все же Наденька потянулась за салфеткой, чтобы промокнуть ресницы. Слезы вдруг оказались так близко, что, казалось, еще одно неосторожное слово или движение, и они хлынут по щекам нескончаемым горячим потоком. Заметив, что Зая прячет кончики пальцев между ног, пытаясь согреть их, Надя закрыла окно, и на кухне сразу же стало тише и спокойнее. — После встречи с Павлом я превратилась в маленькую глупую девочку, которая только и делает, что требует шоколадных конфет. Да, он вскружил мне голову, но только благодаря ему я пережила смерть отца. Он заботился и обо мне, и о моей матери. Увлек ее идеей поскорее переехать к морю. Впрочем, она и сама давно хотела этого, но, сама понимаешь, мечты остаются мечтами, пока что-то или кто-то не даст им существенного пинка. — Получается, Павел Александрович пнул? — Зая уперлась подбородком в основании ладони и слушала с таким вниманием, словно от этого зависела ее будущая карьера. В какой-то степени так оно и было, подумала Надя. Каждая из них по-своему зависела от Ржевского. — Ну да, — Надя поджала губы. — Пнул, придал ускорения. Так, как умеет только он. Вот и Тураев, похоже, из тех мужчин, которые уверены в своей правоте и даже не думают, что может быть как-то иначе. Каюсь, я повела себя сейчас как последняя идиотка, но у него был такой вид, что я вдруг подумала, что… Вроде ничего такого не сказал, но… — она потерла виски, отчего нежная кожа сразу же порозовела. — С Павлом я почувствовала себя женщиной, желанной женщиной, — Надя покачала головой. — Зря я об этом говорю. Ты не слушай меня, тебе еще рано. — Пф-ф! — фыркнула Зая. — Вот только не надо из меня делать маленькую глупую девочку! Чарушина не сдержала улыбки: — Хорошо, умная взрослая женщина, тогда слушай! Так вот, сейчас я ощутила интерес Тураева, — Надя наморщила нос, подбирая слова. — Но там, в овраге, он показался мне другим. И поверить в то, что он вдруг воспылал ко мне юношеской страстью, я не могу. Скорее, я поверю в то, что он видит во мне именно то, что больше всего меня и бесит в себе, — инфантильную дамочку, жаждущую мужского плеча. Но я больше не хочу быть пластилином в чужих руках… — Говорят ведь, что от любви глупеют! Но про вас с Павлом Александровичем такого не скажешь, — вздохнула Зая и, подумав, добавила: — Точно нет! — Еще как глупеют. — Надя встала и, набрав в чайник воды, нажала на кнопку. — Строить собственную жизнь на чужом опыте, та еще глупость. Мои родители были счастливы в браке, и я почему-то решила, что так будет и со мной. Профессия, в которой преуспел отец, стала для меня одновременно и победой, и наказанием. Ну не получается у меня ни складно говорить, ни вести линию защиты, парируя подобным Половикову… Вечно меня несет как сайгака через кочки и валуны! И ведь все понимаю, все знаю, а поделать с собой ничего не могу. Мой шеф, Томас Георгиевич, замечательный человек и профессионал. Не знаю, как меня терпит. Впрочем, я хороший исполнитель. Может, мне в леспромхоз какой-нибудь устроиться? Договоры об аренде лесных участков готовить, иски о причинении вреда природе составлять… Плечи Заи едва заметно дрогнули, но скрыть смех до конца она все же не смогла. — Зато у вас хорошо получается находить улики. — Ага… Вредить следствию у меня хорошо получается! Я бы даже сказала, профессионально. Чарушина достала две чашки и, задержав руку над чайным домиком, вдруг сказала: — Боюсь, я делаю только хуже Павлу. Вернее, раскрытию дела. А ведь я мечтала о том, чтобы моя жизнь была наполнена смыслом. И правда всегда торжествовала, не взирая на то, касается это меня лично или нет. Нельзя все время прятать голову в песок… — она взяла телефон и прижала его к груди. — Ну вот, когда-то надо начинать. Почему же не сейчас? Последний разок! Посоветуюсь с одним человеком, который хорошо ко мне относится, и сразу позвоню следователю. — А с кем посоветуешься? Со своим шефом? — Нет, с его племянником. Глава 22 Утро встретило Надю проливным дождем. Высунув нос из-под одеяла, она не сразу поняла, где находится, и лишь громкое тиканье старых напольных бронзовых часов напомнило ей о том, что она в родительском доме и лежит в своей кровати. Будто и не переезжала к Ржевскому… Часы пробили семь раз, и это означало, что пора вставать и ехать к следователю. От этой мысли Надю обдало сначала холодом, а затем жаром — привычное состояние волнения перед важным делом, которое не длилось больше пары минут. Но сегодня, то ли из-за дождя, оглушительно стучащего по стеклу, то ли от всей этой скользкой непонятной ситуации, в которой она пребывала уже второй день, тело ее стало ватным и никак не хотело покидать уютный постельный кокон. Вечером она посадила Заю на такси, несмотря на отказы и уверения, что та доберется сама. Нет уж, сказала ей Чарушина, я за тебя отвечаю. Посмотри, что творится кругом! Нельзя красивой девушке шарахаться одной по улицам, увещевала она, будто Церен была ее младшей сестрой. Но в тот момент Надя действительно чувствовала себя именно так. И оказалось, что заботиться и опекать было так же приятно, как самой находиться под чьим-то крылом… — Паша, Паша, Паша… — быстро зашептала она, вдавливая лицо в подушку. — Где же ты?.. После того, как Зая уехала, Надя некоторое время сидела на кухне и раздумывала над тем, как поступить. Кораблеву она написала смс лишь после того, как сообщила следователю о своем желании встретиться. Денис перезванивал пару раз, но она сбрасывала его вызов, потому что знала, что, начав говорить, только еще больше запутается. Этот замечательный мальчик был совершенно не виноват в том, что она натворила. Он доверял ей, а она обманывала его, использовала в своих целях, водила за нос или что там еще делают с такими простаками, как он, вообразившие себя женщиной-вамп никчемные неудачницы? В итоге Кораблев написал, что будет ждать ее на входе. Не стал уточнять и интересоваться, зачем понадобился ей и почему она не брала трубку, чем в очередной раз доказал ей свое отношение. Откуда же ему было знать, что в этой ситуации она решила оставить его в стороне. Наденька перевернулась на спину и посмотрела на свои руки. Затем лизнула свезенную костяшку среднего пальца и коротко вздохнула. Жалеть себя — глупое занятие. С другой стороны, когда нет никого, кто возьмет на себя это дело, можно и самой. Вот только в подходящее для этого время, которого сейчас у нее не было. Сборы не заняли много времени. Любимый гардероб остался в квартире Ржевского, но в шкафу нашлось и платье, и ботильоны. Кожаная косуха, которую Наденька купила еще на первом курсе, пришлась в пору, правда, смотрелась не к месту и не к обстоятельствам, но какая разница, если идешь не на свидание. Вот на встречи с Ржевским она собиралась часами, досконально продумывая свой туалет. Замечал ли он вообще, что на ней, ведь, кажется, глаза его были устремлены только на ее лицо. Да, он не отводил взгляда, лаская ее губы и скулы, и каждый раз Надя краснела, кожей ощущая его желание. Она сварила крепкий кофе, чтобы взбодриться и развеять все еще чувствующийся на кухне запах горелого теста. Надя грустно улыбнулась, вспомнив их с Заей кулинарный ликбез. В родительской спальне, куда Надя заглянула по привычке, было прибрано и оглушающе пусто. Раньше здесь повсюду лежали книги и бумаги — отец не переставал работать даже на отдыхе. В корзинке на тумбочке находилось вязание — что-то синее, теплое и пушистое. На море сейчас, наверное, было очень хорошо. Цвели розы, и ветер разносил их аромат, наполняя душу радостью и покоем. Когда мать узнает о том, что произошло, она просто сойдет с ума. Нет, разумеется, она не будет устраивать истерические разборки и эмоциональные концерты, но в ее возрасте подобные вещи не проходят бесследно. Да и в каком возрасте стресс полезен? Зеркало сразу же выдало Чарушиной ответ. Запавшие глаза и скорбная скобка возле губ, конечно, не могли как-то изменить ее внешность, но подобное унылое выражение способно было испортить и самое прекрасное лицо. Спрятавшись под зонтом, Надя добежала до машины. Но даже за столь короткий промежуток времени, успела основательно вымокнуть. Косые струи дождя, постоянно меняя направление, хлестали так, что подол ее платья моментально стал похож на половую тряпку. — Ну и ладно, — пробормотала она, пристраивая сложенный зонт на коврик пассажирского сидения. Дворники едва справлялись с дождевым потоком, поэтому всю дорогу Чарушина провела в напряжении. Благо путь занял у нее не больше четверти часа, поэтому в двери городской прокуратуры она вошла практически вовремя. Кораблев изучал большой плакат с надписью "Честность неотделима от свободы", и Надя, суетливо отряхнувшись, встала за его спиной, воззрившись на горящие золотом буквы. Хлопнула входная дверь и тут же раздался хрипловатый голос: — Гражданка Чарушина? Пройдемте. Отметитесь потом, после беседы. Надя вздрогнула. Кораблев обернулся и взгляды их, одинаково ошарашенные, перекрестились. — Кораблев, ты тоже зайди. Там кое-какие бумаги надо забрать в ваш отдел. Следователь в темном плаще-палатке прошел мимо них, оставляя на полу грязные влажные следы. — Надежда Николаевна, что случилось? — шепотом спросил Кораблев. — Я думал, вы со мной хотите встретиться. — Прости меня, пожалуйста, Денис! Вчера произошло кое-что, и я решила, что будет правильным рассказать обо всем следователю. — Понятно, — по лицу Кораблева пробежала тень. — Давай, мы потом с тобой все обсудим, потому что… Кораблев передернул плечами и прибавил шагу, оказавшись чуть впереди нее. "Обиделся", — поняла Чарушина. Следователь достал связку ключей и, бросив на Надю нечитаемый взгляд из-под запотевших очков, открыл дверь. Щелкнув выключателем, крикнул из кабинета: — Проходим, не стесняемся! Надя сглотнула и раскрыла сумочку, нащупывая пакет с запонкой. Глава 23 — Присаживайтесь, Надежда Николаевна! — сказал следователь и тряхнул плащом, обдав брызгами и себя, и Чарушину, и крутившегося поблизости Кораблева. Тот кидал на Надю вопросительные взгляды, и, разумеется, она понимала, что они означают, — как-никак капитан так же был замешан во всей этой истории по самые веснушчатые уши, и кому как не ей было знать, что ему грозит в случае неправильно выстроенной тактики разговора со следователем. — А плечиков у вас нет? — спросила Надя, разглядывая вешалку. Следователь воззрился на нее, будто она попросила у него чашечку кофе с ликером и свежий круассан. — Да ладно, я, пожалуй, и раздеваться не буду, — пошла на попятный Надя и села на тот же самый стул. который служил ей опорой при прошлой встрече. Знакомый отпечаток подошвы, как и пятно на полу, остались прежними, что внесло хоть какую-то уверенность в окружающие Наденьку непонятки. — Кораблев, будь другом, возьми вот эти распечатки, — обратился к Денису следователь. — Второй год прошу ксерокс в отдел купить, чтобы не бегать к соседям, — пояснил он, глядя на Чарушину и приглаживая редкие волосы на затылке.