Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 25 из 40 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Герда… – …а, что? – Как у вас дела. – ах… не мешай… – Риву хоть поставьте на часы. – …уже… отстань… Вот заразы, приду с добычей, заставлю разделывать. Полез вниз. Решил подкрасться еще метров на пятьдесят и только тогда стрелять. Пригнувшись, прошел еще метров двадцать, а затем уже пополз, наметив себе огневой рубеж на принесенном водой большом сухом бревне. Прополз под ветвями большого куста, усыпанного ядовито-сиреневыми ягодами, и увидел… твою же мать!.. увидел в десяти метрах от себя, здоровенного африканца. Африканца с новеньким АКМом на плече и в традиционной, набитой магазинами разгрузке на голое тело. Чернокожий насвистывал какую-то веселую мелодию и преспокойно мочился в набегающий прибой. Ну ни хрена себе! Это вообще нонсенс, в Свободной Африканской Республике негр с автоматическим оружием по определению бандит и подлежит немедленному истреблению. Все местные черные живут в особом квартале, почему-то называемом Пикадилли-Сквер, а в городе даже пистолетов не носят. Только при выезде за – пределы Петерсберга, по служебным надобностям, они могут получить «Гаранд М-1»[48] или СКС, да и то только в случае доказанной благонадежности. А тут картина маслом! Да он не один! Я замер – к африканцу, из небольшой пещеры – это я уже позже рассмотрел, – закрытой большим кустом, вышел еще один персонаж. Белый! – Сука… жара долбаная, – выругался новый персонаж на идеально чистом русском языке и, подойдя к африканцу, сильно хлопнул его по плечу. Для этого ему пришлось встать на цыпочки. Русский был гораздо ниже ростом, зато такой же широкий, а на его плече висел АК-104, нереально густо облепленный обвесом. – Все ссышь, черножопая обезьяна… так свою Дагомею и проссали, ниггеры долбаные. Что, не понимаешь? – сказал он африканцу, широко улыбавшемуся в ответ на его слова, и перешел на английский язык: – Хочешь, Мамба, я тебе анекдот расскажу? – Расскажи, Серж. Но я ваш странный юмор не понимаю. Что значит «загнат под шконка» или «пьетух стафленный»? – Хм… – русский чуть не заржал, но справился и пояснил: – Это означает, что хороший ты парень, Мамба. Сильный. А кто это тебе сказал? – Миша. Он еще Патрису говорил «уиопок» и «пьедорасина». И я не Мамба, а Мишель, сколько раз тебе говорить? – Мамба – это по-русски Мишель, не волнуйся, а Патрис тоже хороший парень. Ты мне скажи лучше, когда мы дальше пойдем, а то эти двое скоро сдохнут, а они по-любому нам живыми нужны. Зря я перся на край света и платил вам бешеные деньги? Я же говорил, надо было идти по суше, а здесь еще потопят, как щенят. – Нельзя по суше… – покачал головой Мамба. – Совсем нельзя. Началась большая война, бокора Путе убили, и теперь его псы режутся между собой. Все проходы перекрыты. А ночью мы спокойно проскочим, я выучил расписание сторожевиков, да и есть десятимильная полоса между английскими и капитульскими зонами, туда никто не заходит. Не беспокойся, нас на границе арабский сторожевик встретит и проводит до Диких островов. Я только сейчас заметил катер, вытащенный на берег и искусно замаскированный под дерево и большие кусты. Солидный такой катер, метров пятнадцати длиной, с откидывающимися с бортов шасси. Вот, оказывается, как они его на берег вытащили. Из пещеры вышел третий персонаж, африканец поменьше и постарше первого, но тоже до зубов вооруженный. – Серж, если твой друг Мишель еще раз меня назовет «чиорная пиодарисина», я ему перережу глотку, как петуху… – экспрессивно заявил он белому. – Я не знаю, что это значит, но мне не нравится. И я Патрис, а не Педра. – Спокойней, Патрис, я с ним поговорю… – успокаивающе поднял руку Сергей. – Где он? – Спит. Нажрался арака, как свинья, и спит. Что-то неспокойно мне… – Патрис вдруг покрутил головой по сторонам. Сразу неспокойно стало и мне. Похоже, пришла пора их валить. Я приподнял ствол UMP и нажал на спусковой крючок, стараясь провести трубой глушителя черту на стоявших почти в ряд контрабандистах. Автомат защёлкал как припадочный, а троицу швырнуло на песок. Если стоявшему первым Мамбе-Мишелю разворотило бок, то следующему за ним Сержу-Сереже пули попали в грудь, звонко щёлкнув по рожкам. А Патрису-Педро снесло уже верхушку черепа. Мамба-Мишель дергался на песке, хрипел и пускал красные пузыри, остальные лежали без движения. Я пустил еще пару пуль в голову Мамбе, перезарядил автомат и, держа на прицеле вход в пещеру, выполз из кустов. Присел на колено в стороне от входа, снял и прислонил к валуну снайперку. Что делать? Есть две РГДшки, можно особо не раздумывать, но в пещере, кроме четвертого контрабандиста, еще двое людей, очевидно, пленных. Вот же черт! Придется лезть… – Герда. Герда… красный. Красный цвет… – тихонечко шепнул я в рацию. Красным мы определили себе сигнал тревоги. – Здесь Герда. Красный приняла. Где ты? – на этот раз Герда отозвалась моментально. – Быстро экипируетесь и выдвигаетесь по берегу, ровно триста метров от лагеря в мою сторону. Ориентир – труп животного, за ним скала, за скалой, через тридцать метров – я. От скалы выдвижение скрытное. Перед выдвижением вызовешь меня. Как поняла, повтори. – Приняла. Триста метров, труп животного. Скала, тридцать метров, ты. Последний отрезок – выдвижение скрытное. Вызову тебя. Через две минуты начинаем. Вот и умница. А я… а что я? Миша же, по словам Патриса-Педро, нажрался и спит. А я уже «аларм» сыграл. В пещеру же иначе как по одному не проберешься? И уже прошло пару минут после моих выстрелов, но никто не выскакивает из пещеры с криком «какого хрена». Значит… Я подождал еще пять секунд, осторожно приблизившись к входу, отодвинул ветку и вгляделся внутрь. Внутри светло, очевидно, в потолке пещеры были отверстия, и солнечный свет внутрь проникает. Тем лучше, фонарь не нужен, да и нет его у меня. Перед выездом на полигон все ненужное оставили дома. Низкий коридор длиной метра три, затем пещера расширялась и превращалась в высокий зал с отверстием на потолке. Овальной формы, метров пять в диаметре. Я осмотрелся и увидел около дальней стены две скорчившиеся фигуры в тряпье, со связанными руками и ногами, лежавшие без движения. Недалеко от них на надувном матрасе распласталась массивная фигура, судя по всему Миши, и глухо похрапывала. По всему гроту разносился мерзкий запах сивухи. Да тут и красться не нужно. Тем не менее я осторожно подошел к бандиту и поискал глазами подходящий камень, автоматом бить по голове как-то жалко, UMP не «калаш» ни разу, но не нашел. Вот жалость-то какая… Где его оружие? Ага, на ящиках в углу лежит разгрузка, с пистолетом в ней. Автомата не видно. Попробуем так… – Миш, Мишаня, вставай, давай бухнем. Вставай, урод, водяра есть. – А… что, откуда? – Мишаня мгновенно пробудился, уставился на меня очумевшими глазами и… через долю секунды, неуловимо быстро крутнувшись, влепил мне ногой в грудь. Я отлетел к стене и выронил автомат. Ох, с-суука… лапнул по бедру, но ничего не нашел, пистолет в лагере остался. Выхватил из ножен фирменный МОDовский нож и вскочил. Ну давай, быстрый ты наш, посмотрим, кто шустрее.
Миша мазнул взглядом по пещере в поисках оружия, не нашел, вырвал из ножен на бедре здоровенный тесак и стал осторожно приближаться ко мне. Несмотря на грузность, двигался он ловко и пружинисто, нож держал в правой полусогнутой руке на уровне груди прямым хватом и чертил им неясные восьмерки в воздухе. – Откуда ты взялся, уродец? – с последними словами он сделал два стремительных шага и, отвлекая взмахом левой руки, полосанул ножом сверху вниз, на середине движения изменил траекторию и прямым уколом ткнул ножом мне в лицо. Медленно, Миша, медленно. Я сделал шаг назад и в сторону, проводил клинком его конечность, царапнув его по внешней стороне кисти, затем, в свою очередь вывернув руку, сделал прямой выпад, целясь в его правое предплечье, потому что в голову не доставал. Миша, нацелившийся продолжить движение вперед и ударить еще раз, налетел на клинок, ойкнул и резво отскочил назад. А как ты думал, Мишаня? Меня прапор Белотятько как-то раз заставил две тысячи раз подряд тыкать в манекен. Я на пятой сотне сдох и три дня руку поднять не мог, а через месяц делал в хорошем темпе и каждый раз попадал в кружок с пятикопеечную монету. – Что такое, Мишаня? Больно? – поинтересовался я у Миши, по дуге приближаясь к нему и загоняя в каменный узкий карман в пещере. – Ты кто? – Миша уже не мог держать нож в правой руке, я ему глубоко располосовал предплечье, и переложил его в левую. – Твой страшный сон, Мишаня. Брось нож и ложись на землю, а то… – я швырнул ногой песок в его сторону, а когда Миша инстинктивно, на долю секунды, зажмурил глаза, сделал то же самое, что делал он в первом выпаде, только ткнул в предплечье левой руки. Он ловко и быстро отскочил, но наткнулся на стену и выронил нож на песок. – Я же тебе говорил, дурачок, ложись… – Это было для него лучшим выходом, на ножах я даже с Гердой почти на равных, целых секунд тридцать тягаться могу. – На месте, – раздался голос Герды в наушниках. – Выдвигаемся прямо. Красный – отбой. Возле трупов пещера, спокойно заходим, – скомандовал я, на всякий случай отойдя от Мишани на пару метров. Парень стоял на коленях, сложил руки, как примерный ученик в школе за партой. Зажимал раны руками, на обеих же руках. А я, из некоторой понтовитости, даже автомат поднимать не стал. Так и стоял рядом с поверженным противником, держа в руках нож, а между нами валялся на песке здоровенный тесачина. Красивая картина получилась. Только чего-то ноги подрагивают и во рту пересохло. В пещеру ворвались девочки и умилились. – Это ты его пошматовал? – тихо поинтересовалась Герда, когда Мишаню спеленали и перевязали. – Я, – скромно признался я. Герда приблизила лицо к моему уху и жарко зашептала: – Я тебя уже хочу… Только какого хрена ты, придурок, автомат бросил и полез ножиками махать? – Ну… так получилось. Я тебя тоже очень люблю, – отговорился я. Ну не буду же по пунктам объяснять, как лоханулся. Непедагогично получится. Командир по определению не может лохануться, он всегда лучший. Я подошел к пленным и перерезал им веревки на руках и ногах. Два сильно избитых худющих мужика, вполне взрослые, один моего возраста, второй лет на десять даже постарше, заросшие бородами, в живописных камуфлированных лохмотьях. Живые. Смотрят настороженно и жадно вслушиваются в нашу речь. А один на меня все посматривает. – The drink you want to? – спросил я. – You need to be seen? А, болезные? И тут эти два полуживых мужичка на чистом русском языке мне отвечают: – Пить хотим. Перевязка не нужна, лучше пожрать дай. Ну ни фига себе… Очень уж нам сегодня на русских везет. И вообще везет. Катер-то по общепризнанному трофейному закону Асгарда наш. А ежели найдутся его законные владельцы, что очень маловероятно, не прибудут же пираты с Диких островов за своей посудиной, то владельцы должны будут его выкупать у меня за половинную стоимость. Но это все потом. А сейчас я отправил Ингу и Риву назад охранять машину, сам отыскал провизию в пещере и, пока Герда собирала трофеи, сварил на трофейном примусе из банки тушенки жиденький супчик, разлил его по тарелкам и с малюсенькими кусочками хлеба вручил Андрею и Игорю, так они представились. Больше нельзя, мужики серьезно и долго голодали, могут вообще помереть от переедания. Мы даже ушли из пещеры, оставив им котелок с супом, чтобы не стеснялись, и выволокли за собой Мишаню, связав ему предварительно руки. Оружие тоже все вынесли. Парни в стрессовом состоянии, не нужно оно им. – Ну что, Мишаня, колись до самой задницы. Кто такой? Что здесь делаешь? И куда везли пленных? Мишаня растерянно посматривал на трупы товарищей и говорить не спешил. – Миша, я сейчас дам твоим пленникам ножички, и они тебя свежевать начнут. Не доводи до греха… – я не спеша стал обдумывать, как разговорить Мишу. Эх, жалко, я Риву к машине отправил, она же специалист по полевым допросам. Интересно могло бы получиться… – А ты, Волоха, не чинись. Дай мне ножичек, и эта тварюка быстро заговорит… – из пещеры, пошатываясь и поддерживая друг, друга вышли заложники бандитов. Один из них сел на песок, а второй подошел ко мне. – Рад, что науку мою не забыл… – криво, но приветливо улыбнулся он. – Правда, как понтовитым был, таким и остался. Мог его на первой секунде зарезать… Я невольно потряс головой. Дело в том, что так меня называли только в армии. А этот… этот… – Что ты пялишься? Старшина Волошин, смирно, и быстро организовал старшему по званию сигаретку… – хрипло приказал пленник и опять улыбнулся. – Степаныч? – до меня наконец дошло, кто это. Ну ни хрена себе… Передо мной стоял прапорщик Белотятько Андрей Степаныч, мой армейский инструктор по боевой подготовке, которого мы за глаза называли прапор Беломамка. В свое время дравший меня в хвост и в гриву, но сделавший все-таки из салаги приличного бойца. И заорал из-за переполнявших меня чувств: – Есть организовать сигаретку, товарищ прапорщик! Затем кинулся к прапорщику и обнял его. Как же тесны эти миры! Нет, сегодня положительно невероятный день.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!