– Тише, Ярослав! – суеверно шикнула на него мать. – Переживать не стоит – вероятность полной адаптации крайне высока. Что до тех, кто перешагнул пятидесятилетний порог, и в случае медицинских противопоказаний, вас может ожидать несколько сценариев, – тут Марк покосился на публику и увидел пару испуганных лиц, в том числе и лицо того старика. С ним могут возникнуть проблемы. – Вспомогательный персонал живёт в нижнем городе, обеспеченный едой и работой в той мере, в которой это может понадобиться. Те, кто по физиологическим причинам не сможет приобщиться к Квалиа, станут развивать инфраструктуру нижнего города, будут заниматься отгрузкой и приёмом ресурсов или устроятся в Отдел Коммуникаций с Предместьями. Сокращённо ОКП. Он почти полностью состоит из таких людей. – А остальные? – не унимался подросток. – Вы сказали, путей несколько. А назвали два – в Верхнюю Москву и в Нижнюю. А куда ещё? – Ясное дело, куда, – сказал старик. Марк позволил себе сказать правду: – Есть ненулевая вероятность того, что некоторые из вас умрут во время процедуры биохимической адаптации, – мальчик притих и сглотнул. – Поэтому, молодой человек, если вы почувствуете необычные ощущения в своём теле, то сразу же сообщайте об этом вашему куратору – то есть, мне. Чем раньше мы обнаружим отклонения, тем вероятнее, что мы сможем вмешаться прежде, чем случится трагедия. Жизнь человека священна. – Жизнь пóста священна, – буркнул долговязый. – Но что насчёт жизней людей старого образца – исходников? – Там не все такие! – сказала беременная женщина лет сорока. – Многим всё равно, лишь бы был кусок хлеба! – Их жизнь тоже священна, – сказал Марк, не желая акцентировать внимание на вопросах сегрегации. Тему следовало перевести. – Ну-ну, как же, – снова вмешался старик. Он смотрел в поверхность стола и не поднимал головы, будто боялся, что Марк его загипнотизирует. – Я готов сменить место жительства. Предместья – это ад на Земле, а вернее, чистилище. Поэтому я здесь. Но я не готов выслушивать лицемерную чепуху о том, что "жизнь человека священна". – Вы не согласны с этим высказыванием? Старик усмехнулся. – Согласен ли? Как вам сказать? Вот, фуражир убил моего братца… – За что? – успел спросить Марк. – А он якобы убил поста. – Якобы? – Ну никто этого не видел, а он возьми и сгоряча признайся вашим. Долго, в общем, объяснять! Так вот. На моих глазах в него выстрелили какой-то хренью, которая обволокла его тело и сжала его так, что все его внутренности потом можно было уместить в детском ведёрке. Сначала он орал от боли, потом от ужаса, а потом, – старик издал непристойный звук губами, – он захлебнулся собственными кишками. И я сам ни на что не претендую, конечно, но считаю, это было жестковато для тех, кто проповедует, что человеческая жизнь священна. – Что вы хотите всем этим сказать? Ваш брат был убийцей, его лишили жизни. Всё честно. – Честно? О, да! Вы же изобрели это оружие, которое делает с человеком такое? Если мне и здесь придётся постоянно мириться с тем, что люди говорят одно, а делают другое, то я точно вконец ебанусь! Предместники засмеялись. Хорошо. Возможно, сам того не зная, старик своим парадоксальным мышлением облегчил Марку работу. – И священную жизнь возможно загубить, – сказал юноша, припоминая лекции по параметристике морали. – Те, кто закрыл для себя путь в мысли других, сами делают первый шаг навстречу разрушению. Наше общество состоит из людей. Мода на разрушение и саморазрушение уничтожает мир. И порой необходимо толкнуть падающую конструкцию, чтобы она уступила место новой, лучшей, более совершенной. – Фашизм, – будто услышав подтверждение своим мыслям, возмутилась красивая брюнетка со шрамом. Марк пожал плечами. – Я понимаю, почему вы это говорите. Нас называли и более страшными именами. Отвечу вам так – мы не имеем чётких политических воззрений, так что классификация ваша как минимум неполна. В нашем мире трудно будет найти кого-то, кто придерживался бы какой-то одной школы. – Чё ты там бубнишь, ничё не понятно, – сказала вдруг дородная женщина, до этого внимательно молчавшая. – Что и когда мы будем есть? Во сколько подъём? Сколько рабочих часов в день и чем платят? Остальное мне до фонаря! – в конце она сделала выразительный жест рукой. Марк прочистил горло и сказал: – Как следует из того, что я говорил, это будет зависеть от касты, к которой вас отнесут. В любом случае, серьёзных проблем в быту у вас больше не возникнет. – Касты…, – пробормотал старик, обхватив руками голову. – Бля, куда я попал?… В комнате поднимался недовольный рокот. – А выбирать между кастами можно? – подал голос ещё один мужчина, всё это время сидевший прямо перед Марком, но как будто только что возникший из ниоткуда. – Иногда, – ответил Марк и поднял руки ладонями вперёд. – Так! Я сказал, что отвечу на ваши вопросы, но я не говорил, что объясню вам всё. На это не хватит и жизни. Минутку внимания, я прошу вас… Тихо! – он сказал это так, что все сразу же замолкли. – Город – сложнейший механизм, вооружённый компьютером предельной мощности. Вдумайтесь в эти слова! КПМ – это механизм, сложность которого превосходит сложность каждого из нас, и способный дать ответ на любой вопрос! – Он как Бог? – спросила вдруг девочка, совсем малютка с большими ясными глазами цвета неба. Её привёл сюда старший брат. У них больше никого не было. – Как целая толпа богов! – сказал Марк. Он и сам не заметил, как распалился. – Кроме Москвы существуют и другие полисы, населённые постами. Всего их в мире сейчас сто двадцать семь. Все КПМ этих городов связаны между собой в единую сеть. И, хотя граждане разных полисов не могут общаться друг с другом, обмен информацией всё время происходит. И ни я, ни сами параметристы, никто из живущих не способен понять, как именно КПМ выполняет свою главную и единственную задачу – ведёт человеческий род по пути выживания и процветания. – Всем всё понятно? – съязвил старик. – Слава Богу, теперь мы в хороших руках! А теперь, брысь по шконкам, мыши. Марк нахмурился. – Вы не делаете лучше никому, устраивая этот фарс. – Кто? Я?! – казалось, старик не ожидал, что ему что-то выскажут. – Ну наконец-то, хоть что-то настоящее в этом проклятом месте! И что же мне теперь грозит? Не хочу я здесь оставаться! Я передумал, понятно? С этими словами мужчина встал и пошёл к выходу из аудитории. – Это плохая идея, – сказал Марк, но не стал мешать ему. Исчезнув за дверью, он исчезнет навсегда. И случилось бы непоправимое, но путь к выходу преградил блондин. – Дядь Виталь, не ходи, а? Сядь, помолчи лучше, за умного сойдёшь. – Ты ещё чего пристал? Отойди! – старик дёрнулся направо, но парень шагнул туда же. – Отойди, сказано! Тебе легко, ты молодой. У тебя ещё нет нутра-то толком, поэтому оно и не кипит, когда в него свои грязные пальцы хотят засунуть без твоего спроса. Блондин, вопреки ожиданиям, не поддался, а наоборот, ухмыльнулся, сощурил глаза и сказал: – Ты же пришёл сюда сам, дядь Виталь. Ну? Не ломай комедию. Я помню, как ты захотел и пришёл. А откуда ты ушёл? Почему? Помнишь? – дед вдруг прекратил сопротивление. – А то вспомнил бы, говорю тебе. Вон, присядь на место. Мы оба понимаем, что если ты сейчас выйдешь, то мы больше не увидимся, и это вовсе не потому, что ты отправишься домой. А я ценю, дядь Виталь, тебя, как человека. – Брехло… – Ты мне нужен! Хватит пытаться подловить их. Ты уже вон, старый пень, а всё не понял, что всё, что люди говорят – враньё? Окстись! Приди в себя, иди, сядь. Иди, говорю. Сиди и жди! Мы всё сделаем правильно! Марк наблюдал этот разговор не без азарта. Он чуть не завалил сегодняшнюю сессию, а этот парень вдруг берёт инициативу на себя и косвенно помогает ему, доминируя и покровительствуя старшему товарищу! Интересный, однако, экземпляр, подумал Марк. Явный кандидат в верхний город. Нужно будет его отблагодарить при случае. Старик добрёл до своего места и рухнул на стул. Он уставился в поверхность перед собой и сказал: – Ох, Стасик, за что нам это с тобой всё… Я ж не о себе пекусь. Не понимаю, как у тебя самого ещё сердце не разорвалось! Она же там осталась, Надюша… Глаза парня блеснули влагой. Дрогнувшим голосом он обронил: – Всё будет хорошо, дядь Виталь. Казалось, всем в комнате стало стыдно за то, что они наблюдают эту интимную картину. Девочка с голубыми глазами расплакалась, кто-то вторил ей. Но никто не поддержал этих двоих. Наверное, потому что у каждого здесь есть история, и многие из них пострашнее разлуки с любимым человеком. – Кто остался там? – спросил Марк. – Его мать. – Мама, – ответил блондин. – Бывшая жена парня, которого так славно вздрючили фуражиры у меня на глазах, – после этих слов дяди Витали, в аудитории пахнуло тленом, и все это ощутили. Марк подумал, что люди наверное всегда были связаны умами, и без всякой Квалиа. Просто раньше нам приходилось полагаться только на интуицию и язык, чтобы воспользоваться этой связью. Очень скоро эти люди отрастят фантомные пальцы, способные пересчитать бесконечность. Тогда они начнут понимать. А пока что и говорить нечего! – А что с ней? Почему она не с вами? – Её похитили люди из БЧП. Прямо перед тем, как мы попали к вашим. – Мне очень жаль… – Ну, ещё бы…, – пробурчал дядя Виталя. Марк сказал: – Получая гражданство, вы получаете привилегию воссоединения семьи. – А я могу стать фуражиром? – повысив голос, спросил Стас. – Странное желание для человека, чьего отца убил один из них, – замечает Марк. Стас смотрит Марку прямо в глаза. Он абсолютно честен, когда говорит: – У фуражиров сила. Будь я как они, я бы смог защитить свою мать. А ещё раньше – и своего отца. – Возможно, так и было бы, – согласился Марк. – Что ж, такая вероятность есть. Но на это уйдут годы… Гражданство вы получите гораздо быстрее.