— Х-ха! — навалившись на щит плечом, прыгнул вперед Олег, но в этот раз его попытка не удалась. Стена оказалась жесткой и плотной, и он лишь отлетел на пару шагов назад. — Вот и все, — понял ведун. — Сейчас притиснут так, чтобы шевелиться не мог, а потом кто-нибудь поднимет меч, и заколют, точно хряка. Но внезапно стена щитов дрогнула, слегка расползлась. Середин увидел, как голова одного из воинов подпрыгнула вверх и покатилась, как упал другой, врезавшись лицом в камни. Смолевники спешно разворачивались, чтобы отразить удар в спину, однако далеко не все успевали это сделать, в то время как мечи напирающих на них недавних друзей с перерезанными шеями, окровавленными ногами, со следами уколов возле артерий работали быстро и безжалостно. — Ко мне, воины! — Мудрый Аркаим, отскочив от брата на несколько шагов, довольно расхохотался: — Не ожидал такого, Раджаф? Ну так это еще не все… И правитель указал на своего брата пальцем: — Убейте его, воины! Убейте! Оживленные мертвецы решительно двинулись на великого Раджафа, и тот, оценив обстановку, кинулся бежать в яшмовый дворец. — Не уйдешь, братец… Нет, не уйдешь… — злорадно потер руки правитель. — Это конец, братец. Тебе пора отправляться к папе. — Я думал, мне уже крышка. — Олег отер саблю о рукав безголового смолевника и убрал в ножны. — Вся жизнь перед глазами пронеслась, кажется. — Я тоже думал, что тебе конец, чужеземец, — согласился мудрый Аркаим. — Но вспомнил хитрость, которую ты учудил со мной в прошлый раз на этом самом месте. Отбежал от брата и произнес заклятие. А потом послал мертвецов тебе на помощь. — Спасибо тебе, правитель. — Не за что, смертный. Сколько лет я тебе сохранил? Двадцать, тридцать? Какие пустяки. Не стоит благодарности. — Понятно, у бессмертных свои понятия. Но все равно — спасибо. — Пойдем, чужеземец. Посмотрим, что мертвые смолевники сделали с моим братом. Ведун и мудрый Аркаим вошли в зал яшмового дворца, протиснулись через толпу мертвецов, сгрудившихся слева от трона, замерли. — Вот это да… — пробормотал правитель. Вместо истыканного мечами тела, в уголке, прислоненное вертикально к стене из слоновой кости, скромно стояло сверкающее зеркало с серебряной амальгамой, нанесенной на гладко отполированный медный лист. Священное зеркало Раджафа. — Электрическая сила… — облизнул пересохшие губы Олег. — Такого фокуса я ожидал меньше всего. Где же он теперь может быть? — Везде. Везде, где угодно. Везде, где только могут быть эти проклятые зеркала! Чего столпились, дубье недобитое?! — рявкнул он на мертвецов. — Вон пошли! Приказываю всем забраться наверх, на стены, и стеречь подходы к ущелью со всех сторон от любых людей, живых и мертвых! Зомби, развернувшись, потянулись к выходу. — В иные страны вы зеркала никогда не продавали? — поинтересовался Олег. — В иные страны? Не ведаю. Нет, вестимо. Уж больно носился с ними Раджаф. Семье каждой по одному выдавал, в знак благословения союза, чтить их заставлял, чуть не молиться. Нет, не продавал. Какое иначе уважение, коли, как поросят, зеркала эти на сторону продавать? — Уже хорошо, — кивнул ведун. — Значит, он где-то неподалеку. В Каиме где-то, в одном из селений, где зеркала имеются. Олег подошел к зеркалу, повернул его лицевой стороной к стене. — Как думаешь, правитель, коли он сейчас в столице объявится, тебя там предадут? Рискнут ополченцы на господина прежнего руку поднять али наоборот, опять к нему перекинутся? — Не ведаю… Но видишь ли, чужеземец, брат мой этого тоже знать не может. Посему, мыслю, рисковать не станет… В дальних селениях объявится. — Ну вот, круг постепенно сужается. — Ты чего затеял, чужеземец? — поднял на него голову хозяин дворца. — Давай, прямо сказывай. — Первое, — вскинул указательный палец Середин. — Нужно сделать так, чтобы в тот момент, когда мы опять зажмем твоего брата в угол, ему некуда было уйти. Посему предлагаю поднять в поселке под дворцом ополченцев, посадить их в седло и разослать по всем городам с твердым приказом повернуть все зеркала светом к стене на восемь дней. Восьми дней нам, пожалуй, хватит. Соврать нужно чего-нибудь для правдоподобия, чтобы послушались, не оставили все как есть. Скажем, демон какой астральный жизнь из тех, кто перед зеркалом проходит, сосет — но ты за восемь дней его заловишь обязательно и на вертеле зажаришь. Тебе за храбрость и заботу слава, а простым смертным — немного страха, чтобы не ослушались. Второе. Надо наказать всем посланникам: коли что неладным им в селении покажется, пусть на выезде… Ну шапку снимут и за пазуху сунут. Ты это дело через глаза орлов сразу увидишь, и мы туда пошлем крепкий отряд, дабы Раджафа из укрытия выкурить. — Разумно, — согласился правитель. — Только что значит «астральный» и что значит «выкурить»? — Первое слово не значит ничего, но звучит внушительно. А второе означает, что мы его таки поймаем. — Разумно, — повторил мудрый Аркаим. — Да будет так. Ступай за глупым сыном русалки и своей невольницей, пусть поднимаются сюда. А я спущусь в поселок и отдам нужные распоряжения. Олег рассчитывал на отдых, но сильно ошибся. Во дворце после пребывания оккупантов не осталось ни дров, ни слуг, ни чистой одежды, ни даже воды. От сельчан пользы было мало: почти все мужчины разъехались по городам Каима, большинство женщин остались при своих хозяйствах — детей, скотину ведь не бросишь, даже ради горячо любимого господина. Вот и пришлось Олегу да купцу с помощью трех девок и одной дородной матроны с хозяйством разбираться. Подвозить дрова и продукты, собирать и оттаивать чистый снег, отогревать насквозь промерзший дом. Нормальное тепло, когда можно спать без шапки на голове и войлочных сапог на ногах, накопилось только на второй день. Но уже утром в комнату к Олегу вошел правитель — на этот раз не демонстрируя дружелюбие, а просто потому, что послать за гостем ему было некого. — В Ресеву доехал один из мальчишек, посланных с наказом о зеркалах, чужеземец. — И что? — Кумай только что видел, как его выбросили на лед. Без головы. — Остальные селения упреждены? — Да, чужеземец. Ресева — самый восточный из городов Каима. Посему и добрался бедолага до него позже всего. До него зимой хода нет, токмо по реке, по Северному Каиму вниз до Большого, а потом наверх. Но ныне снега еще мало насыпало, лесные дороги не завалены. Верхом добраться можно. — Долго? — Ден пять. Аккурат ко дню, как восьмой вечер истечет, и доберемся. — Намек ясен… — Середин поднялся и начал быстро одеваться: — Заводные лошади есть? — Будут ждать внизу, у главных ворот. — Припасы? — Мало, но бабы собрали. Без мужей кладовые трясти опасаются. Год ныне выдался больно… беспокойный. Мало припасов у людей. — Хоть голодом не уморят? — Нет, чужеземец. Не разносолы, но вам хватит. — Ах да, на тебе экономить можно, — вспомнил ведун. — А ты чего не собираешься? Али меня одного послать намерен? — Нет, я тоже! Я не отпущу тебя одного, господин! — высунулась из-под овчины невольница. — Лошади приготовлены на всех, чужеземец. Мои припасы навьючены. Ждем только вас. Выступили путники через два часа: вроде и нечего с собой собирать, давно своего добра все лишились, а как-то то одно, то другое… Урсуле — меховую накидку поверх шубы искать пришлось, Олегу — завязку на броне пришивать. Да еще сапоги каким-то образом подмочены оказались. А войлок — он таков. Мокрый зимой наденешь — до весны не высохнет. Тоже пришлось искать новые. Наконец маленький отряд все же выехал. Четыре человека, если считать таковым и мудрого Аркаима, двенадцать лошадей. Правитель показывал дорогу, Середин погонял лошадей. Когда Любовод и Урсула попросили устроить дневку — он лишь позволил переседлать лошадей. Вместо ужина у костра каждый получил горсть сушеного мяса, а переседланные скакуны опять пошли рысью. Остановились только в темноте. Лошадям отпустили подпруги и повесили торбы с ячменем, люди, уже не заикаясь об огне, попадали на подстилки. С рассветом — снова гонка. Без привалов, горячей каши, без костров и сена для лошадей. Зато по узким тропкам, пробитым через пока еще неглубокие снежные языки, путники дошли до Ресева не за пять и даже не за четыре дня, а к полудню третьего. Первое, что увидел ведун, спешившись возле города, так это кол, на который была нанизана голова безусого мальчишки, которому, наверное, не исполнилось и двенадцати лет. Глаза его были открыты, зрачки смотрели в небо, а изо рта торчал репей. Видимо, это означало, что он принес в селение дурную весть. Несколько минут Олег созерцал это зрелище, потом окинул взглядом обледенелый склон. Похоже, город начал готовиться к осаде и штурму. На частокол времени не хватило, но, чтобы залить шестиметровый вал, имея рядом полноводную реку, а на улице — уже вполне крепкий мороз, много ума не надо. — Любовод, — попросил ведун, не сводя глаз с головы, — сделай милость, сруби хлыст какой-нибудь, саженей на пять. Нам все равно костер разводить. Ветки на растопку, хлыст мне. Пока Урсула расседлывала лошадей, а мудрый Аркаим утаптывал место для лагеря — тоже ведь кому-то делать нужно, — купец свалил березку в полторы ладони толщиной, посрубал ветки, подтащил ближе: — Глянь, друже, подойдет? — Вполне, — кивнул Середин, поднял комель и зажал его под мышкой. — А ну, друзья мои, давайте, тот конец подтолкните хорошенько. За тонкий конец взялись только правитель и Любовод, но и их усилия хватило, чтобы под напором длинного шеста Олег легко взбежал наверх по обледенелой стене. Оказавшись на городе, он не торопясь пошел к центру. Уже через минуту открылись два люка, наружу из них выбрались пятеро легко одетых горожан с хорошими длинными копьями. Держа оружие наперевес, ресевцы окружили гостя, едва не тыкая остриями в овчинный тулуп, под которым прятался чешуйчатый вороненый доспех: — Кто ты такой, чего надо? — Старший у вас кто? — К нашему старшему с мечами и ножами не ходят, чужак. Скидывай давай все, тогда и спросим, хочет ли он с тобой перемолвиться али сразу повелит пинка дать. — Это снять? — Олег расстегнул ремень, сложил его вдвое, закрутился, словно не зная, кому отдать, но рука продолжала лежать на рукояти сабли. — Дык, берите… Ремнем он зацепил острие одного из копий. При повороте оно отошло чуть в сторону, появилась щель между пиками — ведун тут же ввернулся в нее, сабля выскользнула из ножен, резанула чуть ниже уха одного горожанина. Олег сделал длинный выпад и достал кончиком клинка живот другого. Подхватил выпавшее копье, отскочил на пару шагов. Ресевцы дружно ринулись вперед, но тут он трофейным копьем снизу вверх поддел сразу все пики, нырнул под них, широко резанул по животам, сделал еще шаг вперед, к взвывшим горожанам, эфесом сабли саданул одного из них в челюсть. Чем хорошо копье — так это близко врага не подпускает. Но уж коли прорвался — пользы уже никакой. Шагнув вслед за упавшим рябым безбородым мужичком, Олег походя рубанул одного по затылку, другого по бедру, а рябого еще раз приложил оголовьем рукояти, схватил за шиворот и потащил за собой к краю, столкнул вниз, скатился следом. Поднял за шиворот, хорошенько встряхнул, указывая на кол с головой: — Что это значит, гаденыш? Тебе что этот мальчишка сделал? Что? Пару слов передал? Весточку из столицы привез? Почему ты убил его, скотина? — Не я… — замотал головой пленник. — Не я это! Это… Приказали… — Тогда почему ты не вступился?! Почему никто из вас не вступился?! Весь город промолчал, когда мальчишку безоружного за слова безвинные убивали! Выродки! Но ничего, я научу вас, как с людьми правильно общаться, как с посыльными себя нужно вести. Не умеете чужую жизнь ценить? Вот и сами тоже получите. Ночь вам даю на сборы. Завтра город ваш спалю к электрической силе! Зиму в лесу, как звери, поживете. Кто уцелеет — в следующий раз усвоит, как с гостями себя вести надобно. Твари! Пошел вон! Передай всем: ночь на сборы! Завтра, кто не уйдет из домов, вместе с ними и сожгу! А коли не веришь, что я один с тремя друзьями сделать это могу, у Раджафа беглого спроси, который раньше великим звался. Он пояснит.