– Согласен, – говорю решительно. – Обещаю тебе. Слово чести. Я не пожертвую городом и не заставлю тебя эвакуироваться. Протягиваю ему руку. Он миг-другой колеблется, а потом протягивает свою и отвечает мне на рукопожатие. Немного неуверенно, словно полагая, что раздавит мне ладонь. Ничего странного. На Земле эта сцена была бы совершенно гротескной. Там никто никому не верит просто так, никто не придерживается своего слова и никто не исполняет обещаний, данных без свидетелей, юристов, бумаг, доказательств, записей и письменных гарантий, да и то выполняет их лишь со временем. Но тут есть только мы, наше слово и пожатие рук. Это мир, в котором репутация человека зависит от его честности, и репутация ценнее золотых гор. И тут нет большей гарантии, чем слово. И такое как-то не кажется смешным. Мы идем дальше по тянущимся в бесконечность коридорам в свете газовых фонарей, минуя колышущиеся на воде корпуса кораблей, кипы сподручных материалов и спешащих, погруженных в труды людей. – Осталось третье условие, – напоминаю я. Хочу решить все зараз. – Ох, это как раз сугубо технический вопрос, – отвечает он. – То есть? – Сейчас покажу, мы почти на месте. Мы идем, сворачиваем, преодолеваем ступени, проходим сквозь откатывающиеся в сторону ворота из каменных кругов. Еще один зал, устроенный в высокой пещере, где властвуют какие-то котлы, к потолку поднимаются массивные подъемники из огромных балок на окованных колесах, они переносят бочки и глиняные жбаны. Здесь рабочие носят свободные, по колено, одежды из очень толстой серой ткани и капюшоны с масками, закрывающими всю голову. В воздухе встает резкий запах смолы, сырой нефти и сероводорода, а также других химикалий, от которых щекочет в носу и дерет в горле. – Драконье масло? – догадываюсь я. Норвежец с кривой усмешкой качает головой. – Нет. Обычный греческий огонь. Вернее, эллинский. Мы не знаем состава греческого огня, как не знаем и состава драконьего масла. То, что я произвожу, – обычный pyr automaton. Легкие фракции нефти из открытых месторождений, рыбий жир морских чудищ, сера, смола, растительные масла, скипидар, селитра. Зажигается под действием воды, поскольку в нем есть гашеная известь. Но достаточно и того, что это не драконье масло. У того схожий состав, но там есть еще и «элемент М». Дыхание магии, благодаря которому оно действует, несмотря на атмосферные условия, дает огонь значительно более высокой температуры, не гаснет, и одновременно пламя его стабильней. Благословение Бога-Кузнеца. Нечто, чем не наделен я сам. Я пытался заклинать свой состав – с плачевным результатом. Были… несчастные случаи. Были жертвы, а потому я отступил. Согласно Песне Людей, только Племя Огня может производить драконье масло. Эту субстанцию можно у них купить, но она дьявольски дорога. Однако производить ее не может никто, потому большая часть людей использует подделку и суррогаты разного качества. У нас есть некоторые запасы, но их не хватит. Если уж ты желаешь, чтобы я принял этих людей под свою крышу, условие простое: я хочу драконье масло для защиты города. Мне не нужен рецепт – только продукция. – Я поговорю с Атлейфом, – отвечаю я. – Но у тебя же есть люди из Земли Огня, которых ты сделал вассалами. Они не могут сделать тебе этого? – Только жрецы Бога-Кузнеца, Господина Огня, знают рецепт, заклинания и обряды. Убеди их – и помогу тебе и Людям Огня. Я пожимаю плечами. – Могу пообещать, что попробую, но от меня это не зависит. – Это полностью в интересах твоей операции, – нажимает он. – Я не предвижу возможности использования этой гадости. – А ты подумай. Хочешь перевезти неопределенно много людей, не менее нескольких тысяч, вместе со скарбом – а это, как ни прикидывай, как минимум два больших морских конвоя. Это же почти тысяча кораблей! Если мы поставим на воду все, что у нас есть, наймем все купеческие корабли из наших портов и все, что плавает на Остроговых островах, возможно, мы и сдюжим. Вот только если ты будешь вывозить людей из района боевых действий, должен успеть раньше флота вторжения, и нельзя наперед предсказать, сколько вся операция продлится. В случае чего, обычных морских схваток допускать нельзя. Потому ты получишь эскорт, снабженный метателями огня. Ручные помпы под палубой, система труб и затворов, и к тому же – три монитора[9]. Песнь Людей должна это выдержать, поскольку здесь такие устройства случаются, хотя редко и не в таких масштабах. В нашей истории Византия начала использовать подобные корабли, и какое-то время никто не мог им ничего противопоставить. На этом технологическом уровне нет ни одного способа противостоять греческому огню. Другие корабли могут от тебя только убегать. Кто бы ни оказался в радиусе действия сифонов – сожжешь его и утопишь. На воде с этим никто ничего не сделает. В девятьсот сорок первом году мусульманский флот в тысячу кораблей отступил перед эскадрой в пятнадцать византийских метателей греческого огня. Это один из тузов, которые должны быть у тебя, если желаешь иметь хотя бы шанс на успех. – Чтобы мы в конце концов перегнули палку, и нам на голову свалился мертвый снег. Проснемся с пальцем в заднице и вычищенными мозгами, рассказывая Песнь Людей. – Ты сам снабдил Странников арбалетами. – Здесь есть арбалеты. – Угу. Что стоят где-то между пращей и луком. Никакой зарядки по команде, рядов стрелков, применения маневров, караколи[10], стрельбы залпами и соответствий «систем залпового огня». Ты приказал им использовать арбалеты как огнестрельное оружие. Выхода тут нет. Нам придется пройти по этому льду. Наши враги вообще о таком не задумываются. – Ладно. Значит, метатели огня как дозорные корабли, пусть. Только кто будет обслуживать эту беду? – У меня есть специальный отряд Братьев Древа. Вон те, в асбестовых одеждах, что работают у огня. Мои собственные наффатун, как в мусульманских армиях времен крестовых походов. Для обслуживания системы нужно три человека к помпам и трое для обслуживания мониторов – то есть шестеро на корабль. Должно хватить на десяток дозорных кораблей. – Когда они будут готовы? – Через три недели. Корабли стоят в доках, системы делаются. Со дня на день начнем монтаж и тесты. Потом переучивание экипажей – и все готово. Транспорту понадобится больше времени, будут готовы через месяц. – Через месяц? Когда ты начал их строить? – Через две недели после нашего первого разговора о Людях Огня. И не строить – некоторые корабли я просто переделывал из существующих. Сперва думал об эвакуации собственных граждан куда-то на Остроговы острова. Потом понял, что твой план дает нам тень надежды и что нужно сотрудничать. Что мне нужно твое племя, чтобы спасти город. Нам нужны люди на стены, нужны кузнецы и жрецы, варящие драконье масло. Мы идем бесконечными коридорами и складами, освещенными теплым пламенем газовых ламп. И я снова вижу, что везде кипит работа и идут приготовления к осаде. Отовсюду слышно тарахтение и шум больших водяных колес; выступающие из стен оси вертят кожаные ремни трансмиссий, огромный чан кружит, наполненный обработанными каменными шарами – там выглаживается амуниция для баллист и онагров, – громоздятся бочки, глиняные кувшины, корзины и сундуки. Я смотрю на все это, и до меня начинает доходить, что готовится. Осады. Битвы. Две крупные морские операции. Доходит до меня тяжесть всего этого. Буквально. Тяжесть в непосредственном смысле этого слова. Тысячи и сотни тысяч тонн. Рычаги. Метательные машины. Бревна, железная оковка, солонина, залитая жиром, мука, сушеные и квашеные овощи, соленья, песок для гашения, пиво, мотки корпии на перевязку. Сотни сапог. Пояса. Кольчуги. Все – в огромном масштабе. Я смотрю на мануфактуру, которая поставила на поток изготовление мечей и шлемов. Шлемы глубокие, охраняющие затылок и щеки, – не легкие капеллины городской стражи. Они заполняют каменный зал, насаженные один на другой, творя сверкающие столпы. Я даже не пытаюсь их посчитать. Не пытаюсь представить себе их надетыми на тысячи голов воинов, женщин и подростков, из которых многие погибнут. Сожженные, упавшие со стен, нашпигованные стрелами, раздавленные каменными шарами. «Все способные носить оружие». И это вызвал я. Тяжесть. Гигантская тяжесть. Ужасная. Это должна быть спасательная операция. Один человек, с лицом, измазанным древесным углем, ползет ночью с ножом в зубах, чтобы резать веревки пленникам, срывать примитивные засовы и сворачивать шеи захмелевшим и сонным стражникам. Он освободит нескольких человек из рук банды дикарей с палицами. Это я умею. Тем временем еще немного – и я буду командовать флотом и ставить против вражеской армии строй из тысяч воинов. Тактика, стратегия, кампании на море и суше, фланги, построения и артиллерия. Раненые. Запасы. Лагеря. Пленники. Допустимые потери. Самозваный, аматорский primus pilus, praefectus Drakkainen. Господи… Не могли они послать какого-то генерала? Это мы не отрабатывали. Мы одолеваем километры коридоров, инспектируем мануфактуры, глядим на связки копий для катапульт, стрел для луков и арбалетов, кипы самих арбалетов. Я смотрю на это и чувствую в желудке что-то странное. Горячая железная перчатка стискивает мои внутренности за солнечным сплетением. Тяжесть в ногах и легких. Страх. А потом это ощущение незаметно растворяется. Цифраль контролирует ситуацию. Остается мое обычное неестественное спокойствие. Техничное и существенное. Когда мы выходим наконец на поверхность, на залитые солнцем каменные улочки Ледяного Сада, у меня кружится голова. – Мне нужно показать тебе еще кое-что, – говорит Фьольсфинн, набрасывая капюшон на наросты черепа. Мне известен этот тон. Гордость и удовлетворение. Хочет показать мне нечто и ждет похвалы. Любит производить впечатление. Еще одно вновь введенное в дело древнее изобретение? Зеркало Архимеда, чтобы жечь корабли, или что-то в этом роде. Только бы не Колосс Родосский, молю. Я слишком устал. – Отчего ты не можешь ничего сказать нормально? Отчего всегда должна быть презентация? Вместо того, чтобы сказать, что нам нужно две тонны хлеба, ты ведешь меня в пекарню, чтобы я лично подсчитывал буханки. Я едва живой. – На этот раз будет презентация. Дело исключительно важное, и я бы отнес его к секретным. Ты должен увидеть, иначе не поймешь. На улице ничего не сумею объяснить. – Милость божья, тут что, кто-то говорит по-английски? – Нет. Но ты просто не поверишь на слух, а зачем терять время? И вот мы идем. Снова в Башню Шепотов. В наш центр спецопераций. По улицам между лавками и тавернами, полными спокойных, ничего не подозревающих горожан. А мы незаметно проникаем на охраняемую, закрытую территорию внутри стен Башни Шепотов, проходим в потайную дверь из прихожей в одном, казалось бы, обычном жилом доме. Проходим по коридору, стоим в ползущем вверх лифте. Я надеюсь, то, что мне покажут, того стоит. Не выношу Башню Шепотов. Она меня подавляет и пугает. Ее зловещая тень, режущая город, напоминает мне, что власть здесь нужно осуществлять и что всякая власть обладает своими мрачными сторонами и секретами. Комната располагается высоко, почти под верхней террасой. Это пустое круглое помещение с окнами, вырезанными в базальте, которые смотрят во все стороны света. Посредине, на черном посверкивающем постаменте, находится статуя. Простая, отполированная маска без выражения смотрит пустыми щелями глаз; она торчит в паре метров над полом, опершись на ажурные нетопырьи крылья, касающиеся кончиками пола. Маска с крыльями летучей мыши. Я обхожу объект, приняв позу ценителя искусства: одна ладонь под мышкой, другая – мнет подбородок, голова чуть опущена. – Понимаю, – прерываю я тишину. – Ты хочешь показать мне, что даже человек, у которого забот полон рот, может найти минутку-другую на хобби, а то и на искусство. Это только проблема соответствующей организации времени. Но я знаю об этом, меня этому учили всю жизнь, просто у меня неупорядоченная натура. – То, на что ты сейчас смотришь, – это наибольший твой козырь, – заявляет он. – Достаточно вложить лицо в маску, и ты сделаешься невидимым летающим демоном. Крылатой головой. Можешь полететь куда захочешь, не покидая Башню Шепотов физически. Проводить разведку и досмотры. Присматривать за операциями. Это твой шпионский спутник, самолет-разведчик и дрон – три в одном. Ты морочил мне голову насчет стеклянного шара. Прошу! Полагаю, что это даже лучше. Некоторое время я молчу и стараюсь понять, что такое он говорит. Обхожу крылатую маску еще раз, но теперь осторожно, словно она может меня укусить. – Есть вероятность влиять на физический мир? На уровне материи? Что-то протаранить? Он удивленно смотрит на меня. – Ну что ты! С ума сошел? Летать будет не двадцатикилограммовая кованая статуя. Отправишься в мир лишь как призрак. Самое большее, можешь влиять на мир магически, но и то в небольших пределах, поскольку слишком много фактора «М» у тебя не окажется. – Ну так полечу прямо к ван Дикену и превращу ему голову в чайник или печеного ягненка по-далматински. Потом превращу Фрайхофф в жабу – и конец войне. Он качает головой. – Забудь о таком. – Слишком большой масштаб? Так может, косточка от оливки в мозгу? Рыбка фугу в сердечной камере? Маленькая такая? – показываю пальцами. Он снова качает головой. – Будешь действовать как маг. Будешь отчетливо видеть магию, но и они будут тебя видеть. Потому даже не приближайся к ним. Они ведь пребывают в своем физическом теле, а ты – здесь, в летаргии. Они сразу же распотрошат тебя или уничтожат, поскольку они куда сильнее, а фактор у них под рукой. У тебя же его не будет. – Отчего это всегда обретает настолько сюрреалистические формы? Ты можешь сделать что-то простое и функциональное? Удобное кресло со шлемом управления или как-то так? – Потому что такова природа заклинания. Входишь в транс и пытаешься установить контакт с фактором «М». Он есть там, он слышит тебя, но не понимает. Ты должен шаг за шагом визуализировать, что именно тебе нужно. Сам замысел. Идею. Никогда не знаешь, какую он обретет физическую форму. Если бы я думал просто о такой вот форме, получил бы кованую скульптуру, разве что она появилась бы из ничего. Это и правда напоминает песнь. Поешь о том, что хочешь, пытаясь пристроиться к чуждой, странной мелодии, и одновременно складываешь слова в картинки, пока не окажешься понятым. Объект постепенно возникает перед твоими глазами, словно голограмма. Когда ты сформируешь все заклинание, то просто приказываешь ему быть. – У меня тоже есть прогресс в заклинаниях, – отвечаю я скромно, выполняя таинственный пасс ладонью. * * *