– Когда отосплюсь – устрою тебе, – процедил Драккайнен. – Думаю, уже в Саду. На самом деле он проспал только двадцать один час. Когда вышел на палубу, они как раз миновали Змеиную Глотку, потом устье реки и залив, где они вдруг выплыли из тумана прямо в ослепительное солнце, синее небо Мидгарда и в море, полное рядов надутых парусов с символом дерева в круге. Еще один груз людей и товаров плыл на север. Прямо к стенам Ледяного Сада. Глава 13 Стены Пьем же, хоть враг под вратами, пьем же, хоть тишь кровава, пьем же, ведь то, что пред нами суть не радость и слава. Пьем же, в сей миг багряный — как вино, как рассвет встающий. Пока тень не пала на город войны, с рассветом идущей. Корчемная песня, Ледяной Сад Когда человек прибывает в новое место, он сперва должен его изучить. Узнать. Не только где находится кабак, где стоят караваны или дом, в котором он живет, или то, как попасть на рынок или туда, где можно купить еду. Он должен научиться и тому, как выглядят местные обычаи, узнать пару слов на языке, на котором говорят обитатели, узнать запахи, вкусы, звуки и цвета места, куда он попал. Он должен позволить, чтобы место это немного изменило и его самого. Когда же путников несколько тысяч – все иначе. Кроме того, что они должны выучить новое место, – место должно обучиться им. Когда странствует целый народ, он изменяет место, куда прибывает. Даже когда прибывает мирно туда, где его ждут и где предлагают гостеприимство. Приносят собственные обычаи, звуки своего языка, своей музыки, свои приправы и даже свои проклятия. А еще – обычные и ежедневные вещи, такие, как пиво и хлеб или печеное мясо, обладают собственным вкусом в любой стране. Я стоял на борту рядом с Фитилем, когда он впервые увидел Ледяной Сад. День был прекрасный, а потому крыши и башни сверкали, будто шлифованный хрусталь, стреляя в небо, а ряды стен и укрепления портов были словно гордо сложенные на груди руки. В первый миг он даже отступил, открывая в остолбенении рот. Потом он покачал головой и произнес: – Ну и высота… Издали он видел только главные башни, вырастающие со склона горы, а за ними – еще одно кольцо и светлый клиф внизу. По мере того как они подплывали ближе, ему приходилось все сильнее запрокидывать голову, все еще не закрывая рот. Все, кто плыл на нашем корабле и теперь толпился на борту, стояли с таким же выражением лица. Я же чувствовал себя так, словно возвращаюсь домой. Впервые за несколько лет. И одновременно меня распирала гордость, словно Сад был моей собственностью или же я выстроил его своими руками. – Для чего эти башни? Там живут? – Ниже есть дома. Другие, чем у нас, они соприкасаются стенами, они поуже и повыше, но вполне удобны. Башни, они… Ну, для наблюдения, – честно говоря, я и понятия не имел, зачем все эти башни. – Там есть еще деревья, гостиницы, сады и базары. Как в настоящем городе. – И урочище, – сказал Тень из-под своей кольчуги. – Этого ты нам не сказал. Чувствуется аж сюда. – Этот город породил вулкан, которым владел Деющий. И я вам об этом сказал. И на что вы надеялись? Это не Амитрай, но и не Киренен, и тут другие законы. Я был Носителем Судьбы, а не ее творцом. И то, чтобы привести вас сюда, придумал не я, поскольку я и не думал, что нечто подобное возможно. Это придумал еще один Деющий. – Тот, который желает убить Нагель Ифрию? – И ее, и короля Змеев. Он прибыл в этот мир, чтобы подправить то, что испорчено, и для того, чтобы убрать Деющих. Я не понимаю до конца, что он намерен делать, и не знаю, что случится. Я сделал то, что приказал император, чтобы спасти кирененцев. То, что проявило себя в обряде Вопроса. Но я не знаю, что это был за вопрос, и тем более не знаю ответа. Я не знаю будущего. – Будет война, – заявил Тень. – Ты ведешь нас на войну. – Судьба ведет нас на войну, не я. Я был посланником. – Я знаю только, что война наступит – больше ничего. То, что случится позже, еще не решено и похоже на туман. Потому не понятно, принесет ли эта война нам что-то хорошее или что-то злое. – А что хорошего может принести война? – спросил я. – Это только необходимость одолеть врагов. Порой это просто нужно. – Хотя бы то, что, если мы защитим город, он и правда станет нашим домом. – Взгляните на эти стены, – сказал Фитиль. – На все эти машины. Этот город может быть неприступным, если здешним обитателям хватит духу. Если нет – не поможет ни высочайшая стена, ни мощнейший требушет. Нас ждет битва. На этих стенах мы будем в лучшей ситуации, чем загнанные в долину, когда за стеной только скалы и пустыни. Район наш назывался просто Киренохара – Новый Киренен. Находился он за вторым кольцом стен, над Кавернами. Хотя дома, улицы и переулки были здесь такими же, как и в остальном Ледяном Саду, уже через пару дней появились едва заметные знаки, что тут все по-другому. Встали лавки и уличные очаги-решетки, а рядом с ними – мужчины, жонглирующие ножами, что секли на кусочки рыбу и мясо, которые они запекали на раскаленной плите; между стенами домов развесили веревки, на которых колыхались бумажные лампионы, приносящие удачу, а по улицам вышагивали прохожие, гордо выставляя куртки с нашитыми клановыми знаками. Точно такие же знаки забились на флагах перед домами. В тавернах и на улицах слышалась кирененская речь и песни. Мои земляки кружили по базарам, безрезультатно ища хотя бы что-то знакомое, из чего удалось бы приготовить свои блюда, – и в течение одного дня скупили редкие здесь орехи для отвара, а еще нигде за границей своего района они не могли найти пальмового вина и дурры. Были и те, кто выбирался из города и странствовал по острову, ища подходящие места для полей, пастбищ и клановых домов. Считали, что город странный и слишком современный, а климат холодноват. Были и такие, кто полагал себя оскорбленным из-за того, что никто не понимает и слова по-кирененски и очень мало по-амитрайски. Случались и те, кто требовал, чтобы все надписи в городе делали еще и кораганой. И все приходили с этим ко мне. По совету Фьольсфинна я написал кораганой простые фразы на языке Побережья – приветствия, названия блюд и всяких ежедневных вещей: то, что необходимо бывает всякий день; рядом написал то же самое по-кирененски. Он же приказал вырезать большую печать, на которой располагались все те знаки, которые я записал, и оттиснул их на многих листах бумаги, которые потом раздали кирененцам. Но мне не слишком хотелось заниматься таким. Моя миссия казалась выполненной. Закончилось время бездомности и поисков линии судьбы. Осталось мне то же задание, что было у всех обитателей Ледяного Сада. Когда необходимо, встать на стенах города. Нужно было к этому привыкать. Казалось, сколько я себя помню, не делаю ничего другого, как только странствую, убегаю и запутываю следы, идя тропами, которые должны привести меня к цели. Знал, зачем каждое утро открываю глаза. Теперь цель была достигнута – звалась она Новый Киренен, и я мог в любой момент туда пойти и увидеть все собственными глазами. Но я не мог этим утешиться. Может, потому, что я не мог увидеть Воду, дочку Ткачихи. А может, потому, что я не знал, что делать дальше. Многие годы я менял имена, раз за разом, словно маски. Теперь же я мог все их отбросить. Тахальдин Тенджарук, владыка Тигриного Трона, Господин Мира и Первый Всадник, Носитель Судьбы, Агирен Кысальдым, Арджук Хатармаль. Все мои маски. Как Филар, сын Копейщика из клана Журавля, я чувствовал себя голым. Был я лишь одним из немногих кирененцев в городе и мог уже не думать, как именно я теперь зовусь. К счастью, я был еще и Ночным Странником. Мог доверять Ульфу и верить, что он знает, что делать, хотя порой казалось, что он и сам в этом не уверен. Более всего я хотел убить проклятую Нагель Ифрию, но сам бы я не сумел этого сделать, а потому единственное, что я мог, – положиться на него. А вот Тигриный Трон я не хотел бы занять, даже если бы дали мне его даром. Филар, сын Копейщика, тохимон клана Журавля – этого совершенно хватало. Когда наш флот добрался до города, Ульфа еще не было. Его корабли собрались примерно через неделю после нашего ухода, и с той поры никто о нем ничего не знал, как и об остальных Ночных Странниках, более чем трех сотнях кораблей и всем клане Мореходов, который должен был на них прибыть. Ежедневно на закате я выходил на городские стены, чтобы взглянуть на юг, на пустое море. Потом мы четверо садились в таверне около стен Нового Киренена, попивая пальмовое вино, зная, что запасов его не хватит надолго. Все мы чувствовали опустошение и усталость. Разговаривали о несущественных делах, старались не смотреть на аркбаллисты и требушеты на стенах. Несколько дней у нас не было особой работы, потому мы и проводили так много времени, делая вид, что мы можем жить в спокойствии, – но знали, что худшие времена только приближаются. Однажды в полдень, когда мы сидели в таверне, поглощая каких-то моллюсков, которых хозяин отчаянно пытался приправить на кирененский лад, мы услышали резкий перезвон колоколов на всех башнях. Звук эхом разносился по всему городу, заглушая вездесущий плеск воды в каналах, а потом раздался глухой призыв раковины Сада. Мы лишь переглянулись, а затем встали и вышли наружу; Н’Деле кинул на стол серебряную монету, а мы уже шагали по улице. Когда добрались до стены, на парапетах толпились сотни людей. Сперва появились пятнышки на горизонте, через несколько минут они начали расти, а позади них появлялись все новые, начиная с верхушек мачт – словно море было горой. Мы стояли в тишине, высматривая знаки на парусах, но какое-то время те были только белыми мазками на заднике неба. Прошло немного времени, пока сотни людей на стенах стояли в полном молчании, и вот кто-то с острым зрением сказал: «Древо». Потом повторил это следующий и следующий, а потом уже вся толпа на стенах принялась скандировать это слово, пока оно не утонуло в сотнях голосов, и теперь его нельзя было различить – звучало как лай. Тем временем корабли тянулись четырьмя длинными рейдами, на мачтах и правда виднелся символ Древа, и, похоже, это была не хитрость Змеев: линию вокруг символа мы добавили в самый последний момент, перед отправлением, а до этого времени корабли Сада вообще не носили собственных знаков – лишь одинаковый узор ствола с ветками. Мы сошли со стены и отправились к главному военному порту, проталкиваясь в толпе и держа в руках наши серебряные медальоны со знаком древа, потому что то и дело мы натыкались на шеренги городских стражников. В порт не впускали никого без такого знака или если человек не принадлежал к экипажу корабля, а потому на пирсах было уже поспокойней. Мы ждали два часа, пока первый «волчий» корабль в сопровождении двух огненных, с обитыми медью бортами, не миновал башню при входе в канал и не подплыл к каменному берегу, чтобы отдать швартовы. Канат мне подал Ночной Странник, а я привязал его к каменному кнехту. Потом мы, естественно, сжимали друг другу запястья и плечи, кричали и переговаривались. Потом мы шли в Верхний Замок, чтобы сесть там в большом зале на пир, рассказать о том, что мы пережили, то и дело пересчитывать друг друга, поскольку не могли поверить, что ни один из нас не погиб. Это были события очевидные, которые не было и смысла пересказывать – но стоило стократно пережить. Так уж оно бывает, что хорошие мгновения – как и хорошие вещи, такие, как вкус мяса, вино в кубке, братья по оружию рядом с тобой, свет, играющий в хрустале, музыка и песни, – редко попадают в легенды. Но я запомнил это время, потому что это был наш триумф. И мы знали: что бы ни случилось дальше, то, что мы уже сделали, – мы сделали, хотя и казалось оно невозможным. Я все еще вижу их перед глазами. Здоровых, смеющихся и живых. Люди Огня прибыли со своими женщинами, дети Грюнальди бегали по комнате, пытаясь скользить по гладким каменным плитам, с нами сидел брат Сильфаны, который был у них кем-то вроде тохимона. Муж ненамного старше меня, с длинными волосами, взятыми под серебряную повязку, со свежим шрамом на лице. Все здоровые и вне досягаемости красно-черных орд короля Змеев. Всадников в драконьих шлемах и встающих из грязи чудовищ, умеющих сокрушать ворота. Пока что. Тем временем открыли новые кварталы, где люди теперь занимают дома, складывают свое добро и заполняют улицы. Наверняка, большинство из них не останется в Саду. Если мы победим в войне, они вернутся в свои земли, чтобы рубить там дерево и восстанавливать свои поселения, засеивать поля и возрождать стада. Но пока что они в безопасности. До времени. Рядом была и Киренохара, район моих людей. Они заняли дома, а на первых этажах уже начали открывать мастерские, чтобы всякий мог отдаваться своему святому ремеслу. Уже развесили там лампионы и расставили первые прилавки.