— Не вспомните адрес, на который были направлены те восемьсот «заппитов»? — Нет, но он есть в документах. Дайте мне свой е-мейл — и я с радостью вам пришлю, только с условием, что вы мне перезвоните и расскажете потом, что за лохотрон эти «Геймзи» устроили. — С удовольствием, мистер Шнайдер. — Это будет номер абонентского ящика, думает Ходжес, и его хозяина давно нет на месте. Однако все равно надо проверить. Холли сможет это сделать, пока он будет в больнице, лечиться от того, что почти наверняка не излечивается. — Вы очень мне помогли, мистер Шнайдер. Еще один вопрос — и я вас отпущу. Не помните, как зовут исполнительного директора «Геймзи Анлимитед»? — Да, помню, — говорит Шнайдер. — Наверное, именно поэтому в названии компании в конце не S, а Z. — Не совсем понимаю… — Исполнительного директора звали Майрон Заким. 14 Ходжес заканчивает разговор и открывает браузер Файрфокс. Пишет слово «зизеэнд» — и видит перед собой мультяшного человечка, который машет мультяшным кайлом, отбрасывая кучи земли. Из них раз в раз формируется надпись: ИЗВИНИТЕ, МЫ ЕЩЕ НА СТАДИИ РАЗРАБОТКИ НО ЗАХОДИТЕ ЕЩЕ! Мы созданы, чтобы действовать настойчиво — и именно так мы узнаем, кто мы. Тобиас Вулф «Вот еще мысль, достойная „Ридерз дайджест“», — отмечает Ходжес и идет к окну. На Нижней Мальборо — оживленное утреннее движение. С радостью и благодарностью он понимает, что боль в боку полностью успокоилась впервые за эти дни. Он мог бы поверить, что с ним все в порядке, но это ощущение затмевает горечь во рту. Горький вкус, думает он. Остатки. Звонит мобильник. Это Норма Уилмер, она так шепчет, что ее еле слышно: — Я о так называемом списке посетителей. Пока что не было возможности его увидеть. Здесь так и кишит полиция и типчики в дешевых костюмах из окружной прокуратуры. Можно подумать, что Хартсфилд не умер, а сбежал. — Я сейчас не о списке, хотя он тоже мне нужен — и если вы мне о нем разузнаете сегодня, получите пятьдесят долларов. Если до двенадцати — то сотню. — Боже мой, что же там за важность такая? Я спрашивала Джорджию Фредерик — она в последние годы скачет туда-сюда то в ортопедию, то в «Ведро», и она говорит, что единственный человек, который посещал Хартсфилда, кроме вас, — это была какая-то страшненькая девка с татуировками и стрижкой под морского пехотинца. Ходжесу это ни о чем не говорит, но он чувствует едва заметный звоночек. Которому до конца не доверяет. Он слишком сильно хочет все собрать воедино, а значит, должен действовать осторожно. — Что же вам надо, Билл? Я, блин, как дура, сижу в шкафу с бельем, тут жарко, у меня голова болит! — Бывший напарник мне звонил и рассказал, что Брейди себя отравил каким-то дерьмом. Это у меня вызывает мысль, что он должен был бы долго откладывать какие-то лекарства, а потом сожрать их все сразу. Могло быть такое? — Могло. Также могло быть, что я посадила бы авиалайнер, если бы вся его команда умерла от пищевого отравления, только и одно, и второе, блин, маловероятно. Я вам скажу то, что и полиции говорила, и двум самым приставучим ищейкам из прокуратуры. Брейди давали «Анапрокс — ДС» на время физических тренировок — одну таблетку с едой к упражнениям, еще одну позже в течение дня, если он просил — просил нечасто. «Анапрокс» не так уж сильно контролирует боль, не намного лучше, чем «Адвил», который продается без рецепта. Также ему был прописан тайленол «Экстра Стронг», но просил он его всего несколько раз. — И как на это отреагировали ищейки? — Сейчас у них рабочая теория, что он объелся «Анапрокса». — Но вы на это не повелись бы? — Нет, конечно, куда там! Где бы он прятал столько таблеток, в жопу свою костлявую с пролежнями засовывал бы, что ли? Мне пора идти. Перезвоню по списку посетителей. Конечно, если он есть. — Спасибо, Норма. Выпейте «Анапроксика» от головы. — Да идите вы на хрен! — смеется Норма. 15 Первая мысль, которая возникает в Ходжеса, когда перед ним предстает Джером: ёксель-моксель, да ты, парень, вырос! Когда Джером Робинсон пришел работать к нему — сначала косить газон, потом как универсальный помощник, потом как техноангел, который хранил его компьютер в рабочем состоянии, — Джером был тощим подростком и весил примерно сто сорок фунтов при росте пять футов восемь дюймов[46]. Юный великан в дверях был не меньше шести футов с двумя дюймами и весил, по меньшей мере, сто девяносто[47]. Он всегда был хорош лицом, но теперь его красота стала вообще звездной, с кучей мышц. Вышеупомянутый Джером весело скалится, быстро шагает через кабинет и сгребает Ходжеса в объятия. Прижимает его, но быстро отпускает, заметив гримасу боли: «Ой, Боже мой, извините». — Да мне не больно, я так рад видеть тебя, дружище! — Перед глазами Ходжеса немного туманится, то он протирает их тыльной стороной руки. — Ты просто бальзам для уставших глаз! — И вы! Как поживаете? — Сейчас ничего так. У меня есть обезболивающие таблетки, но ты — лучшее лекарство! Холли стоит в дверях, ее практичная зимняя куртка расстегнута, маленькие ладони сложены в замок на талии. Она смотрит с несчастной улыбкой. Ходжес и не поверил бы, что такая существует, но, похоже, бывает и такое. — Заходи, Холли, — зовет он ее. — Обещаю, групповых объятий не будет. Ты уже Джерому все рассказала о деле? — Об истории с Барбарой он знает, но, я думала, лучше, чтобы остальное рассказал ты. Джером слегка прижимает шею Ходжеса большой теплой рукой. — Холли говорит, что вы завтра ложитесь в больницу, чтобы сдать еще какие-то анализы и спланировать лечение, а если вы будете упираться, я должен вам сказать, чтобы вы заткнулись. — Не «заткнулись»! — протестует Холли. — Я вообще такого слова не употребляю! Джером скалится: — У тебя на губах было: «Ведите себя вежливо», а в глазах: «Заткнитесь!» — Дурачек! — говорит она, но снова улыбается. Как хорошо, что мы вместе, думает Ходжес, жаль только, что по такой причине. Он прерывает эти причудливо симпатичные братско-сестринские ревности и спрашивает, что там у Барбары. — Все нормально. Перелом большой и малой берцовой посередине. Такое могло случиться и на футбольном поле, и на лыжной горке. Должно без проблем срастись. Ей наложили гипс, и она уже жалуется, как под ним чешется. Мама пошла найти ей какую-нибудь чесалку. — Холли, ты ей подборку фотографий показала? — Да, и она выбрала доктора Бэбино. Даже не колебалась. Вот к вам, док, у меня есть несколько вопросов, думает Ходжес, и ответы на них я хочу услышать до конца сегодняшнего дня. Если мне для этого надо вас прижать, чтобы глаза у вас повылазили, — вот и ладненько! Джером устроился на одном из углов стола Ходжеса: он всегда так сидит. — Расскажите-ка мне все, от начала до конца. Может, я что-то новенькое замечу. В основном рассказывает Ходжес. Холли ходит у окна и поглядывает на Нижнюю Мальборо, скрестив руки на груди, положив ладони на плечи. Время от времени она что-то добавляет, но в основном молчит и слушает. Когда Ходжес завершает рассказ, Джером спрашивает: — А насколько вы уверены в этом приоритете духа над материей? Ходжес задумывается. — На восемьдесят процентов. Может, и больше. Звучит дико, но слишком уж много случаев, которые это подтверждают. — Если он это смог, то виновата в этом я, — не отворачиваясь от окна, говорит Холли. — Когда я стукнула его «Веселым ударником», Билл, я могла что-то у него в мозгах изменить. Дать ему доступ к тем девяноста процентам серого вещества, которыми мы никогда не пользуемся. — Возможно, — отвечает Ходжес, — но если бы ты его не ударила, вы с Джеромом были бы уже покойниками. — Вместе с целой кучей народа, — добавляет Джером. — Да и удар может никак не быть с этим связан. То, чем его кормил Бэбино, могло сделать больше, чем просто вывести из комы. Экспериментальные лекарства часто дают неожиданные результаты, вы же знаете. — Все это в сочетании, — говорит Ходжес. Он не может поверить, что они сидят здесь и об этом говорят, но не говорить нельзя: это противоречит первому правилу детективной дела: идти туда, куда ведут факты. — Он вас ненавидел, Билл, — говорит Джером. — Вместо того чтобы он убил себя сам, как хотел, к нему пришли вы. — И развернули его оружие против него, — добавляет Холли, все еще не отворачиваясь от окна и не отпуская собственных плеч. — Ты использовал «Синий зонт Дебби», чтобы вывести его на чистую воду. Именно он прислал тебе это сообщение позавчера. Я знаю, кто это был: Брейди Хартсфилд, который назвал себя Z-Мальчик. — Теперь она разворачивается. — Это так просто, как нос посреди лица. Ты остановил его в «Минго». — Нет, я внизу лежал, у меня сердце схватило. Это ты его остановила, Холли.