— О чем вы думаете, Нэнси? — Он, не задумываясь, обратился к ней по имени — еще одна полицейская уловка. — О, видимо, ни о чем. Марти, кажется, была все время счастлива — она такое солнышко просто, вы бы не поверили, насколько она душевный человек, во всем видит только хорошее. А вот Джен — она последнее время стала какая-то отстраненная, как будто ее что-то угнетало. Я думала, какие-то финансовые проблемы или, может, просто такая небольшая послерождественская грусть. Никогда бы не подумала… — Она шмыгает носом. — Прошу прощения, должна высморкнуться. — Пожалуйста. Холли хватает его блокнот. Пишет в нем печатными буквами. Почерк у нее мелкий — зажатый, как Ходжес часто о нем думает. Написав, Холли тычет блокнот ему чуть ли не под нос, там написано: «Спроси о „Заппите“!» Элдерсон протяжно, громко сморкается. — Простите. — Все в порядке. Нэнси, вы случайно не знаете — у миссис Эллертон не было маленького игрового устройства? Оно должно было быть розовым. — Боже милосердный, как вы узнали? — На самом деле я всего не знаю, — признался Ходжес. — Я обычный детектив на пенсии, у меня есть список вопросов, которые надо задать… — Она говорила, ей дал его какой-то мужчина. Сказал, что это бесплатно, если она заполнит анкету и пришлет в компанию. Штучка такая чуть больше маленькой книжечки в мягкой обложке. Она у них в доме лежала… — А когда это было? — Дату не вспомню, но точно до Рождества. Впервые я видела это устройство на кофейном столике в гостиной. Лежало там вместе со свернутой анкетой, прошло Рождество, а оно все лежало: я заметила, потому что они елку убрали, и разок видела его на кухонном столе. Джен сказала, что включила его, чтобы посмотреть, как оно работает, нашла там пасьянсы, наверное, с десяток разных — и «Клондайк», и «Картину», и «Пирамиду»… Поэтому когда она стала им пользоваться, заполнила анкету и выслала. — Она заряжала его в ванной Марти? — Да, потому что там самое удобное место. Она, понимаете, в той части дома много времени проводила. — Угу… Вы говорите, миссис Эллертон стала отстраненной? — Немного отстраненной, — сразу исправляет Элдерсон. — В основном она была такая, как всегда. Такое же солнышко, как и Марти. — Но о чем-то она задумывалась. — Да, наверное. — Что-то её угнетало. — Ну… — Это случилось не тогда же, когда она стала пользоваться тем игровым устройством? — Да, пожалуй, что да… Теперь, когда я об этом подумала, — получается, да… Но как могли пасьянсы на той розовой штучке вогнать ее в депрессию? — Не знаю… — говорит Ходжес и пишет в блокноте: «ДЕПРЕССИЯ». Он считает, что от «отстраненности» до депрессии — большой шаг. — А их родственникам уже сказали? — спрашивает Элдерсон. — В городе их нет, но есть двоюродные в Огайо, я знаю, и в Канзасе тоже. Или, может, в Индиане… Имена есть у нее в записной книжке. — Этим занимается полиция, пока мы разговариваем с вами, — говорит Ходжес, хотя потом думает позвонить Питу и уточнить. Может, старого коллегу это разозлит, ну и пусть. В каждом слове Нэнси Элдерсон такое горе, что ему хочется хоть как-то утешить женщину. — Можно еще один вопрос? — Конечно. — Вы не замечали, чтобы кто-то просто так крутился вокруг дома — без всякой необходимости? Холли энергично кивает. — Почему вы об этом спрашиваете? — очень удивляется Элдерсон. — Ну вы же не думаете, что кто-то чужой… — Я ничего не думаю, — спокойно говорит Ходжес. — Я просто помогаю полиции, потому что в последнее время там большие сокращения. Городской бюджет уменьшился… — Я знаю, это просто ужас. — И они дали мне список вопросов — и вот этот последний. — Ну, вроде никого не было. Я бы заметила, из-за перехода между домом и гаражом. Гараж отапливается, и там находится кладовка и сушилка. Я все время туда бегала, и оттуда видно всю улицу. До конца Хиллтоп-курт практически никто не доходит, ведь их дом последний. За ним поворот. Конечно, ходит почтальон, и курьеры из «Единой почтовой службы», иногда «ФедЭкс» с посылками, но так мы там на том конце улицы одни, разве если кто-нибудь заблудился… — Так там совсем никого не было? — Нет, сэр, я уверена — никого. — И тот, кто дал миссис Эллертон игровое устройство, — тоже там не появлялся? — Нет, он подошел к ней в «Риджелайн Фудс». Это продуктовый магазин под горкой, на пересечении Хиллтоп-курт и Сити-авеню. Далее еще за милю стоит «Крогер», на Сити-авеню-плазе, но Дженис туда не ходила, хотя там немного дешевле, потому что говорит, что надо всегда покупать поблизости, если ты… если… — Нэнси вдруг громко всхлипывает. — Но ведь она ходила за покупками повсюду, не так ли? О, я просто не могу поверить! Джен никогда бы не обидела Марти, никогда в жизни! — Это очень печально, — говорит Ходжес. — Мне надо сегодня же вернуться. — Теперь Элдерсон обращается скорее к себе, чем к Ходжесу. — Родственники приедут не сразу, видимо, а кто-то же должен обо всем позаботиться… «Последний долг экономки…» — думает Ходжес, и эта мысль его трогает, а вместе с тем почему-то ужасает. — Я хочу вас поблагодарить, что уделили нам время, Нэнси. Я вас сейчас отпу… — Конечно же, там был тот пожилой мужчина… — говорит Элдерсон. — Какой мужчина? — Я его несколько раз видела возле дома номер 1588. Останавливал машину возле бордюра и стоял на тротуаре, словно осматривал дом. Тот, через дорогу и чуть вниз. Может, вы не заметили, но он продается. Ходжес заметил, но не признается. Не хочет перебивать женщину. — Как-то он зашел прямо на газон и заглянул в окно с эркером — это было перед последней большой метелью. Я думала, он организовал смотрины. — Она неубедительно смеется. — Моя мама, правда, говорила о таких «дурак думкой богатеет» — так как он точно не был похож на человека, которому это по карману. — Не был похож? — Ага. Он был в рабочей одежде — знаете, такие зеленые брюки и куртка теплая, залатанная маскировочной лентой. Ну и машина у него на вид очень старая, на ней слегка грунтовку из-под краски видно. Мой покойный муж называл её — «краской бедняков». — А вы не знаете, какая это была машина? Тем временем перелистывает блокнот на следующий лист и пишет: «НАЙТИ ДАТУ ПОСЛЕДНЕЙ БОЛЬШОЙ МЕТЕЛИ». Холли читает и кивает. — Нет, к сожалению, я в машинах не разбираюсь. Даже цвета не вспомню — только те пятна грунтовки. Мистер Ходжес, вы уверены, что здесь нет ошибки? — почти умоляюще говорит она. — Я бы и рад сказать, что это ошибка, Нэнси, но не могу. Вы очень нам помогли. — Правда? — в голосе слышно сомнение. Ходжес дает Нэнси свой номер, номера Холли и офиса. Просит выйти на связь, если вспомнит что-нибудь еще. Напоминает, что к ней может возникнуть интерес у прессы, потому что Мартину парализовало в 2009 году из-за событий у Городского Центра, и напоминает, что Нэнси не обязана все рассказывать журналистам и телевизионщикам, если не хочет. Когда он кладет трубку, Нэнси Элдерсон снова плачет. 9 Они с Холли идут обедать в «Сад панды» в соседнем квартале. Еще рано, и в зале они практически одни. Холли не ест мяса и заказывает китайскую лапшу с овощами. Ходжес любит острую рубленую говядину, но желудок в последние дни такого не принимает, то он заказывает ягнятину «ма ла». Оба едят палочками — Холли потому, что хорошо умеет, а Ходжес для того, чтобы не спешить и уменьшить вероятность послеобеденного костра в животе. Она говорит: — Последняя большая метель была девятнадцатого декабря. Гидрометцентр сообщал, что на Правительственной площади снег лежал слоем в одиннадцать дюймов[11], а в Брэнсон-парке — тринадцать[12]. Не то чтобы очень большой слой, но самый большой снегопад этой зимой — предыдущий — насыпал всего лишь четыре дюйма[13]. — Шесть дней до Рождества. Тогда Дженис Эллертон и получила «Заппит», по воспоминаниям Элдерсон. — А ты думаешь — ей дал эту штуку тот самый мужчина, который смотрел на дом? Ходжес вылавливает кусочек брокколи. Она должна быть полезна, как и все остальные невкусные овощи. — Не думаю, что Эллертон что-нибудь вообще взяла бы у мужчины в куртке, заклеенной маскировочной лентой. Я такой возможности не исключаю, но вряд ли. — Ты ешь, Билл. Если я съем свое быстрее тебя, то получится, что я похожа на свинью. Ходжес ест, хотя в последние дни аппетит у него слабенький даже тогда, когда желудок не устраивает сцен. Когда кусок застревает в горле, он смывает его чаем. Пожалуй, неплохая мысль — чай, кажется, помогает. Он думает о результатах анализов, которые ему предстоит увидеть. Приходит мысль, что проблема может быть серьезнее, чем язва, язва как раз может оказаться самым лучшим сценарием развития событий. Против нее есть лекарство. А против другого — практически нет. Когда он уже видит дно на середине тарелки (но, Господи, сколько же по краям всего осталось), то откладывает палочки и говорит: — Я обнаружил кое-что, пока ты вылавливала Нэнси Элдерсон.