— Вальтер? Низкий сиплый голос. Я отпрянул, и человек прошёл мимо, не заметив меня лишь чудом. Он повернул направо и исчез, поглощенный тьмой. Куда ведёт эта дорога? Я заметил, что она гудронирована. Очевидно, накрытый брезентом фургон приехал по ней или только готовился выехать. На карте Бессера эта трасса тоже отсутствовала — почему? «Потому что это не трасса, — подсказал внутренний голос. — Этот кратчайший отрезок пути соединяет «Эдем» и железку, заброшенную станцию, о которой обмолвился Мауэр. Интересное, чёрт возьми, дело!» Когда бежишь ночью, ощущения перехлёстывают за край. Горы как чёрное покрывало стелились вверх, где на границе с небом мерцал рубиновый огонёк — радар или радиовышка? Шелест ветра усилился, а деревья напоминали скелеты — уродливые и безжизненные. Так или иначе, дорога закончилась. С подножья холма я увидел металлические столбы, держащие рифлёный забор, и проход между ними – лампы изливали точечный синий свет. Это была станция, и на путях стоял маневровый поезд – тупоносый самоходный вагон, окружённый с обоих концов поручнем с низенькой лесенкой. Огромные буквы сообщали, что он называется «ZWG». Он был чудовищен. Двухосный выродок дизельной эволюции; его нутро дышало соляркой, а зубчатые линии корпуса наводили на мысль о гребенчатых спинах доисторических ящеров, их уродливой, но фантастически мощной тяжеловесности, управляемой крошечным мозгом. Несмотря на свой страхолюдный вид, вагончик явно использовался. Я опять едва успел укрыться в тень, избегая чужого взгляда. От стрелки уже шествовал проводник — а может, и караульный. В руках он держал внушительных размеров кувалду и насвистывал «Кукушку», глядя прямо перед собой. Крупный мосластый парень, совершенно мне незнакомый. Спрашивается, откуда он взялся и где хранится его трудовая карточка? Дела становились всё интереснее. *** На обратном пути я вдруг сообразил, что буквы «ZWG» означают тягач или попросту «цверг». Проклятие Рюбецаля свалилось мне на плечи как манна небесная. Для каких таких целей им понадобился тягач? Впрочем, вагончик мог применяться и просто для перевозок, без грузовой платформы, если речь шла, например, о транспортировке лекарств. Или людей. Охотник из Курпфальца Несётся наугад, Стреляет дичь из пальца И чёрт ему не брат... Свернув в густые заросли орешника, я постарался вспомнить тропинку, ведущую к угрюмому зданию с флагштоком и турниками. Мысленный компас вычислил угол азимута, и рассчитанная прямая упёрлась прямо в дыру в заборе, возле которой нас так бесславно поймали. Насколько я понял, таких дыр было множество. «Эдем» охранялся скверно. Пара-тройка человек патрулировала окрестности, а остальные либо скрывались внутри этого зловещего корпуса, напоминающего общежитие, либо просто ещё не приехали. Численность санитаров то уменьшалась, то прирастала, их звали то Вилли, то Шмулли, а я мог засунуть трудовые себе в портфель. Потому что хотя площадка и принадлежала пансионату, предназначалась она вовсе не старикам. Я смотрел на тренировочный лагерь. Ку-ку, ку-ку, Кукушечка, ку-ку! Идиллический лунный свет разливался по лужайке и примыкающим к ней оврагам, наполняя воздух мягким серебристым сиянием. Звуки и топот разносились по ветру. Я отчётливо слышал смех и ругательства, и скрежет металла, и тугой шлепок пущенного мяча. Основное оживление наблюдалось у футбольных ворот. Бритоголовые парни, молодые атлеты, перекидывались мячом с щенячьим задором, которому позавидовал бы любой детдом. Любая колония для малолетних преступников. А, впрочем, кой чёрт, малолетних? В их возрасте я уже драил полы в казарме – без особого пыла, но с полным осознанием собственной мужественности. «Уль-те-рих!» Почему Ультерих — не Ульрих? Поди пойми. — Дава-а... оп-па! — Калле, пас! — Ха-а... В принципе, можно и убираться. Я увидел достаточно. Но я не мог расстаться с надеждой обнаружить здесь кое-что посущественнее – то, что поможет нам вырваться из этого райского ада без потерь. Неплохо бы отыскать оружие и взвод солдат, которые будут называть меня «мой капитан». Херменли, ты на сдаче? Почему не удвоить ставки? Один пистолет — безусловно лучше, чем полпистолета, вот только загвоздка: у меня-то не было ни одного. *** Сразу за лужайкой начиналась асфальтовая площадка, боковые края которой исчезали в тени. Большинство окон слабо проблескивали изнутри: видимо, отражая движение в коридорах. В двух или трёх комнатах бренчало радио. Из раскрытой форточки рядом со мной доносился упоительный аромат жареной колбасы. Желудок угрожающе заворчал. За весь этот день я съел разве что бутерброд и таблетку глюкозы, а всё остальное время увиливал от еды, как внештатный танцор пищевого кордебалета. Дверь. Другая... В боковой стене имелась ниша с железной дверью и спуском в подвал. К сожалению, лист прилегал так плотно, что не оставалось сомнений — замков, как минимум, два. Умельцы открывают орехи шпилькой. Я предпочитаю стандартный подход. Наконец, я обнаружил то, что искал — приоткрытую раму, наполовину заляпанную известкой. Резкий запах фекалий и хлорки подсказал, что стоит быть аккуратным. В казарменных туалетах легко напороться на мину. Лунные лучи задумчиво гуляли по плитке. Из открытого крана журчала вода, обе кабинки раздолбаны вусмерть. Видимо, здесь мочились нитрометаном. Я выглянул наружу. Прислушался – всё ли тихо – и выбрался в коридор, подсвеченный как в больнице: скупо и неразборчиво. Отсюда проход в подвал выглядел совершенно иначе. Обычная деревянная дверь с обшарпанной щеколдой. Я потянул ручку и вздрогнул: тишина взорвалась стуком ботинок. — «Данцигер»! Эй, Мокке, ключ у тебя? — В сумке. Карман. — Где? Я стремительно нырнул в проём и захлопнул дверь прямо перед тем, как эти двое промчались мимо, бухая подошвами своих говнодавов. Уф! Рубашка на спине взмокла от пота. Поразительно, откуда у них столько бодрости? Поразительно, откуда у меня столько вопросов? И до чего же я вымотался и хочу есть. Жрать! С ума сойти, как я хочу жрать. Трудинспектор Коллер встряпался в неприятности, возомнив, что он Рюбецаль, в то время, как люди компетентные, понимающие в жизни и с большим профессиональным опытом полагают, что он просто-напросто тупое маз... Колено упёрлось в ящик. С грохочущим сердцем я отодвинул крышку. Наклонился, присматриваясь. В ящике лежали брикеты. Обёрнутые вощёной бумагой, они походили на свёртки глины — садовой глины, смешанной с землёй и песком. Вот только это была не глина. В соседнем ящике нашлись запалы, таймеры и зажимы. В коробке из-под сахара я откопал небрежно свёрнутый детонационный шнур. Везде бардак. Зажав в зубах фонарик, я повертел один из бледновато-жёлтых кусков, поскрёб его ногтем, но так и не смог разобрать маркировку. Гексоген? Октоген? Или то новейшее сверхплотное вещество, название которого мог выговорить разве что специалист по лечению заикания? Ну да как бы то ни было... Ку-ку, ку-ку, Кукушечка, ку-ку! *** Закончив монтажные работы, я понял, что смертельно замёрз. От земли и неба распространялся космический холод. Чёрная безграничная твердь ощущалась затылком, я чувствовал собственную малость — насекомое бесцельно ворочается в грязи, раздвигая корни лапками и жвалами. Выражение «вконец околел» означает смерть. Холод смерти. На моих ладонях остались жирные, будто масляные следы. Я попытался стереть их пучком травы, но потерпел поражение. Который час? Два часа ночи. Стрелки слабо фосфоресцировали. Запрокинув голову к небу, я слушал особый звук, с которым планета преодолевает пространство. Мне не хотелось возвращаться в «Эдем». Ночью подмывает снять с себя кожу, как змеиную шкуру, и ни о чём не думать – больше никогда ни о чём не думать. Афрани умоляла меня быть осторожным. Я не люблю обязательств, но что-то в её голосе меня тронуло. Получилось ли у Гуго передать сообщение? Задание, на первый взгляд, нетрудное, но парень и не шпион. Я видел, как ломаются люди, отступая от прежних привычек. Утром они посмотрят ему в лицо. Весёлые ребята. Мастера на все руки, виртуозы паяльной лампы. Нет-нет, на месте Гуго, я бы не вернулся в «Эдем». Я пошёл бы пешком по грунтовке от Грау до одной из тех деревень, что притаились в отрогах Альп, до одной из тех разбросанных деревушек, в которых и имени-то не вспомнишь, где дни исчисляются месяцами, а зимой наметает столько снега, что кирху откапывают лопатами. На юге деревья выше и кожица у листьев глянцевая, как у плодов граната. Я сказал «граната»? Странно. На юге дороги уже, а поля яркие, зелёные, густолиственные от влажности, и земля тоже другая — бархатная, мягкая, так и рассыпается в пальцах. У нас такой не бывает. Горы да луговина. Да лес, чем выше, тем суше, хотя некоторые умудряются селиться и там. Кому что нравится. Славный навозный жук, сказал Мориц. Поглядите, болтает чушь. Я болтаю чушь? Ну не я же. Ты лучше заткнись, сказал я. Лучше фукни в противогаз. Что бы ты ещё знал, ничего ты не знаешь, и все вы не знаете ничего. Ничего. А я, может быть, женюсь и куплю себе дом где-нибудь на самой горной вершине. — Бетци. Или... Господи, я что — сплю?! ***