Ну и уж разумеется, что именно в опере певцы, актёры и музыканты самые-рассамые во всём Эрине. Прямо скажу: весь первый акт я с отвисшей от восторга челюстью просидел. До того это всё прелестно было – сил передать нет! Но прозвенел звонок, возвестивший начало перерыва, и я с удивлением отметил, что от долгого неподвижного сидения у меня затекло всё тело. Понятное дело – с непривычки. Мы – народ простой, нам сидеть в креслах с газетой часами не с руки, весь день движемся да вертимся – вон и Мэри, гляжу, аккуратно так плечами повела. Тоже, выходит, засиделась. – Мисс Сью, не прогуляться ли нам, покуда антракт? – спросил я. – С удовольствием составлю вам компанию, мистер Вильк, – ответила она. Ну и слава богу, а то эти прощелыги-щелкопёры-газетчики, что в основном с нами в ложе сидят, нехорошо как-то в её сторону поглядывают. Неправильно. Знать, зубов лишних много. Но не успели мы толком начать свой променад, как вновь наткнулись на миссис Крагг – не с супругом на сей раз, а с пятью товарками. – О, леди! – Она так и просияла при виде нас, словно охотник в засаде, на которого вышел благородный олень. – А вот и тот, о ком я вам рассказывала! Позвольте представить вам, это тот самый мистер Вильк. Мистер Вильк, представляю вам миссис Дэби Каллахан, миссис Кэтлин Киркленд, миссис Коллин О’Ридли, миссис Сесилию Макморн и миссис Нэтали О’Шей. Дамы, это очаровательное дитя – невеста мистера Вилька, мисс Сью. Делать нечего – пришлось проявить вежливость и знакомиться. У нас даже в инструкции написано, что стражи порядка обязаны быть вежливыми с людьми всех чинов и классов (с леди-то тем более), а полисмен всегда на службе, даже если на отдыхе. Хотя чуял я, что ничего хорошего из этой встречи не выйдет. Так оно и получилось в общем-то. Дотошная миссис Крагг ещё до начала спектакля выпытала из меня всё, что не представляло тайны следствия (а может, сдаётся мне, и что-то эдакое смогла), и теперь, упиваясь перед подругами своей осведомлённостью, начала пересказ событий, оставив мне роль декорации, которой полагалось подтверждать её красочным образом излагаемые тезисы: «Да, миссис Крагг», «Совершенно верно, мэм, так оно и было», «Несомненно, это правда»… Злость меня в это время брала на болтушек кумушек из света. Меня, полицейского констебля, в клоуна превращать, как на неведому зверюшку в зоологическом саду смотрят! Но надо терпеть – полисмен всегда при исполнении. «Да, мэм», «Вы совершенно правы, именно так», «Точнее и сказать нельзя»… – Нет, миссис Крагг, монахини аббатства не продемонстрировали явившийся образ сегодня лишь оттого, что на нём сохнет свежая олифа. Старая лакировка осыпалась с него, и наш художник всю ночь занимался реставрацией чудотворной иконы. – Как?! Простой полицейский художник – и работой Флорина?! – удивлённо воскликнула мисс О’Ридли. Эдакое в её голосе послышалось мне пренебрежение… Ну что же, милая леди, сейчас я ударю в обратную вашим же оружием. – Да будет вам известно, мэм, – ответил я, подпустив в голос капельку снисходительности и поглядывая на леди сверху вниз, – что мистер Доналл О’Хара пришёл на службу в полицию по личной просьбе эрла Чертилла. Тому даже пришлось писать письмо ректору Художественной академии, чтобы он позволил юноше стать нашим художником. Ну а что же – ни слова неправды, старый Ниро был бы мной доволен. Герцог Данхилл и впрямь писал то письмо, ну а что они мальчонку на эту каторгу на пару с сэром Эндрю заманивали, так это уже недостойная упоминания мелочь. – О, и вы точно это знаете, мистер Вильк? – со скептической улыбкой спросила О’Ридли. – Разумеется, мэм, – кивнул я. – Я присутствовал при их беседе и сам слышал просьбу его светлости. – Вы? Присутствовали? – удивилась миссис Крагг. – Совершенно верно. Эрл Чертилл часто посещает участки по долгу службы. – Боюсь, не так часто, как надо. Моё почтение, леди, – раздался за моей спиной голос комиссара полиции Дубровлина. – Эрл Фартингдейл – вот тот самый богатырь, чьими стараниями архив вашей племянницы не достался ворам. На звук голоса начальства тело моё, без всякого участия разума, отреагировало машинально: я развернулся к герцогу Данхиллу, одновременно с тем принимая стойку «смирно», и щёлкнул каблуками штиблет. Хотя я и был одет в партикулярное платье, но привычка… Эрл Чертилл, облачённый в смокинг, выглядел довольным, словно слон, – благо комплекция его с этим животным, виденным мной как-то в цирке, сравнить вполне позволяла. Единственное, пожалуй, чего его светлости в этот момент не хватало для полноты счастья, – так это сигары. Тот ещё был бы хобот. Спутник его, долговязый мужчина в изумрудной форме вице-адмирала и форменной двууголке с плюмажем, напротив, напоминал редкое животное – жирафу, как его рисуют в книгах и газетах, с вытянутым индифферентным лицом и большими печальными глазами. Ну что же, о причине грусти Третьего морского эрла мне нетрудно было догадаться – разумеется, причиной тому было то, что в руки полиции попал архив его племянницы. Не знаю уж, что в нём было такого, не моё это дело, но явно что-то эдакое, способное вызвать первостатейный скандал. Притом что с формальной точки зрения мы с инспектором Ланиганом и доктором Уоткинсом этот самый архив спасли буквально в последний момент, и ничуть не сомневаюсь, что герцог Данхилл его содержимое в своих политических играх разыграл не хуже карточного шулера. Дорого бы дали, надо думать, миссис Крагг с подругами за этот секрет… Однако что-то многовато знатных и именитых на нас с Мэри, не к добру это. – Рекомендую. Констебль Вильк, лучший, пожалуй, констебль во всём Дубровлине, – продолжил свой спич глава столичной полиции. – Выправка отменная, – флегматично кивнул дядюшка покойной матери Лукреции. – Стать тоже – хоть сейчас в гвардейский экипаж. – Э, нет! – рассмеялся мистер Чертилл. – Такого молодца я вам не отдам, Фартингдейл! Быть, непременно быть ему сержантом, и не позднее чем через пару лет, попомните мои слова. А там, глядишь, и в инспекторы выйдет, такой-то молодец! – Могу лишь порадоваться за вас, герцог, – ответил Третий морской эрл. – С такими подчинёнными, убеждён, покой жителей Дубровлина в надёжных руках. Это мне сейчас показалось или сей паркетный адмирал только что намекнул комиссару на небольшую важность занимаемой им должности? Впрочем, мистер Фартингдейл уже переключил своё внимание на леди, в связи с чем я поспешил откланяться. Ну его, хватит с меня знати. Слыхивал я, разные учёные мужи через оккиолинио[13] мельчайших созданий рассматривают, каких простым глазом не углядеть, так вот я себя эдаким мелким существом рядом с аристократами чувствовать начал. Только учёные с акадэмиками не из простого любопытства на тех бациллов с вирюсями смотрят, они из того толк для науки извлечь пытаются, а эти-то… Эх. Не про нас такое общество, не про простых смертных. Одно радует – слова комиссара про сержантские нашивки. Не стал же бы он так жестоко шутить над подчинёнными? Остаток представления и следующий антракт нас, правда, не трогали, так что неприятный осадок от общения с сильными мира сего как-то к концу спектакля испарился. Покинув здание оперы, мы с моей Мэри погуляли ещё полчаса по бульвару, затем сели в кеб, и я доставил её домой. Старушенция хозяйка подглядывала за нами сквозь щёлку в портьере, когда мы выбирались из экипажа, – не иначе хотела уличить в чём-то неприличном и поскандалить. На самом деле у неё доброе сердце, но какие у пожилой леди ещё развлечения-то, в её семьдесят с лишним лет? Опасаясь ненароком испачкать свой выходной костюм, я вновь разорился на кеб, а не пошёл домой пешком – сплошное с этими развлечениями разорение, эдак не скоро я на собственное, для нас с Мэри, гнёздышко накоплю. Ну да ничего, недельку попитаюсь попроще, было бы брюхо набито. Вернувшись в полицейское общежитие, я тщательно почистил платье и вновь упрятал его и цилиндр в глубины шкапа, поближе к россыпям нюхательного табака (от моли), поужинал да и лёг спать. Утром, сказать по чести, вставать не шибко-то и хотелось – такие мне после посещения Императорской оперы красочные и приятные сновидения пригрезились, – но делать нечего. Подъев остатки продуктов на завтрак и облачившись в форму, я поспешил на службу, в участок, где меня уже поджидал мистер Сёкли. – А-а-а, вот и он! – поприветствовал меня сержант, едва я переступил порог. – Вы поглядите-ка, персональный святой Третьего участка почтил службу своим присутствием. – О чём это таком вы говорите, шкипер? – удивился я. – Мне вчера отсыпной день за ночную засаду давали, а до того я дежурил. И инспекторы всё про то знали, и парни, да и сам сэр Эндрю тоже. И почему же – святой-то? Я так вроде ещё не помер… – Зато я от твоих выходок, того гляди, преставлюсь! – рявкнул сержант, потрясая стопкой газет. – Всё утро читаю заголовки вчерашних статей и рыдаю горючими слезами! Что ты там такое мистеру Адвокату наплёл, паршивец эдакий? – Кто наплёл? – У меня от возмущения аж перехватило дыхание. – Я? Да будет вам известно, сержант, что я лишь сопроводил его к нашему художнику! А что там такое пишут-то?.. – А ты вот погляди, – почти ласково сказал Сёкли. – Полюбопытствуй, значит. Все статьи на передовицах. Я поглядел. Ох, Боже, за что караешь? Чего только репортёры не понапридумывали! Мистер О’Хара, знамо дело, на задержании не был и знал лишь то, что рассказали констебли, опрашивавшие свидетелей… А сдерживать себя он, как любая творческая натура, не привык. Чего я только не узнал из вчерашних газет – и о том, что самолично скрутил опасную банду насильников, пробравшихся в монастырь с гнусными целями, и о явлении Святой Урсулы (в компании с двумя архангелами, вооружёнными огненными мечами), и о своей будущей канонизации… Довольно сдержанны оказались лишь «Ведомости епархии Дубровлина», сухо отметившие факт обнаружения мной чудотворной иконы, да «Светский хроникёр», написавший то же самое плюс пространно восхищавшийся неизвестной ранее работой мастера Флорина и работой полиции, предотвратившей её хищение. Эрла Чертилла хвалили очень, мистера Канингхема тоже. Ну и нам с инспектором Ланиганом уделили пару слов. Имелся в статье Фемистокла Адвоката и снимок с подписью «Художник Д. О’Хара восстанавливает покрытие образа». А о докторе Уоткинсе – ни слова. Вот ему, верно-то, досадно. – Ну и что же вам, шкипер, не нравится? – поинтересовался я у сержанта. – Все газеты наш участок хвалят. Ну, кроме «Под шпицем», но то ж понятное дело – адмиралтейские. Эдак, того гляди, премию к празднику всем составом получить можно. – По шее получить можно. Тебе, – усмехнулся Конан Сёкли. – Потому как тут вчера всему личному составу, включая инспекторов и суперинтендента, пришлось отбиваться не только от газетчиков, но и от паломников всех мастей. За полночь некоторые припёрлись, думали, злые полицейские начальники тебя от доброго дубровлинского люда прячут, не дают поклониться избраннику святой. Работать стало ну решительно невозможно. – Эк, – опешил я. – Это что же, они и сегодня прийти могут? – Вряд ли. – Сержант зевнул и потянулся. – Я послал в обитель Святой Урсулы констебля и попросил новую аббатису, мать Епифанию, как-то их всех отвадить. К тому же и олифа уже на образе подсохла, надобно было образ возвращать… Да не глядите вы на меня так, Айвен! Да, его преосвященство, кардинал О’Нил, вчера рукоположил сестру Епифанию в аббатисы, после того как сестра Амброзия от этого отказалась[14]. – И что же, преподобная явилась умиротворять толпу с чудотворной доской, которой уже благословила бедолагу О’Йолки? – Зная её, вполне можно было предположить и такой исход. – Было бы неплохо. Авось выбила бы из некоторых дурь и напускную набожность, – ответил мистер Секли. – Но нет. Она прочитала им проповедь о смирении гордыни и невведении в этот грех тебя, после чего забрала икону и устроила с ней крестный ход до аббатства. Ладно, это всё дела минувшие, давай ближе к делу. С репортёрами тебе общаться пока запрещено, на патрулирование ставить – так толпу соберёшь… Заступай-ка в дежурный наряд старшим. Произведя развод и расставив всех патрульных по маршрутам, шкипер сдал смену дежурному по участку и отправился отсыпаться, мы же, наряд, начали маяться от скуки и безделья. И то сказать – азартные игры во время смены запрещены, да и не азартные, вроде шахмат или шашек, тоже, так что, когда никаких происшествий, слава богу, на участке нет, так и констеблям занять себя ну совсем уж нечем. Я-то хоть вчерашние газеты почитал, там и утренняя почта подоспела (мистер Канингхем специально для дежурного наряда и посетителей выписывает, не сам, разумеется – за казенный кошт), потом вызов был, несколько буянов утихомирить было надобно и… Всё. Пошла тоска зелёная до самого обеда. Питаться опять пришлось пирожками миссис Хобонен. Я же рассказывал уже, что это за дрянь, но все уже привычные… Кроме нашего дежурного, сержанта Юджина Теклбери, всего полторы недели как переведшегося к нам в связи с повышением. Вот ему-то от стряпни старушки мигом худо стало – так свернуло, что сил нет. Я тут аккурат и припомнил средство, которое мне доктор Уоткинс прописал. Покуда посыльный побежал в лавку за содой, дежурный попросил меня занять его место и спешно проследовал в туалет, желудок прочистить. Ну а что, не в зале же приёма ему такое делать, верно? И вот, покуда сержант отсутствовал, уличная дверь отворилась и в помещение вошёл морской офицер, строгий такой, подтянутый, в парадной форме, при орденах и с папкой под мышкой. – Добрый день, констебль, – сказал он, снимая двууголку и приближаясь ко мне. – У нас на сегодня с суперинтендентом Канингхемом назначена встреча. Он на месте? – Да, сэр, – ответил я. – Как прикажете доложить? – Коммандер Спок, контрразведка флота. – Прошу вас следовать за мной. Парни, приглядите тут, покуда сержант не вернулся. Нельзя сказать, что наш Старик обрадовался визиту, но и расстроенным он не показался тоже. Попросив вызвать к нему в кабинет мистеров Ланигана и О’Ларри, суперинтендент отправил меня дежурить дальше. Примерно полчаса спустя, когда место за конторкой уже вновь занимал сержант, инспекторы и коммандер спустились из кабинета и потребовали открыть им хранилище вещественных доказательств. Теклбери, всё ещё несколько более бледный, чем это положено человеку от природы, и даже слегка с прозеленью, вручил ключи мне и велел проводить джентльменов. Ну что же, тоже занятие – всё лучше, нежели мух считать. Открыв решётку на хранилище, я, как это и предписывается инструкцией, остался у входа, а инспекторы и коммандер проследовали внутрь. – Вот предметы, изъятые из тайника матери Лукреции, – произнёс мистер О’Ларри, открывая один из коробов. – Предметы, изъятые с места преступления, в соседнем ящике. – А?.. – Мистер Спок покосился в мою сторону. – Бросьте это, коммандер, – поморщился инспектор Ланиган. – Вильк их все видел, да и в целом в курсе дела. – Тот самый «Чудотворный констебль»? – Моряк позволил себе едва заметную усмешку. – Как же, читал. Ладно, джентльмены, давайте покончим с этим побыстрее. Он аккуратно извлёк все найденные фолианты, водрузил их на стол и при неверном свете трёх свечей в канделябре начал их листать. – Напрасно тратите время, мистер Спок, – заметил Ланиган. – Мы все их внимательнейшим образом просматривали, и никаких чертежей в них нет. Конечно, можно предположить симпатические чернила… – В шестнадцатом веке их в Ниппоне и Корё ещё не знали, – покачал головой контрразведчик. – А если и знали, то как чертежи смог прочесть наш человек? Нет, они проявлены. – Может, стоит связаться с вашим агентом по телеграфу и всё узнать, коли это так важно?