Я послушно устроилась за столом. — Ань! Мы знаем друг друга почти двадцать лет. Неужели ты решила, что я не войду в твоё положение? Бери хоть полгода отпуска. Я не против. — Лёнь? Ты бредишь? Да что за неделя такая? Мир вокруг сошёл с ума. Я не собираюсь в отпуск, да и ты меня всегда отпускал не больше чем на десять дней. Что случилось? Пришла очередь главного удивляться. — Ты хочешь сказать, что не знаешь никакого господина Мажарова, что не выходишь за него замуж и не улетаешь в Америку? И тебе не нужны эти четыре месяца? Я тяжело вздохнула. — Я никуда не улетаю. Забудь. Главный почесал лысеющий череп. — Ты там сама разбирайся со своими мужиками, а лично я спонсора терять не намерен. — Какого спонсора, Лёнь? — Правильного. Он и ремонт обещал сделать, и с медикаментами помочь. — Мажаров? — Да. — Лёнь! Не ввязывайся. Ты его не знаешь. Он потом душу твою потребует, а весь коллектив попадёт к нему в рабство на двести лет. Леонид Иванович взялся за ручку двери и погрозил мне пальцем. — За поликлинику, Данилова, и душу можно заложить. А ты… это… с завтрашнего дня в отпуске. О, если бы я могла что-то разбить или сломать, мне бы стало гораздо легче. Когда успел этот Мажаров встретиться с главным? Что он наговорил ему? Ненавижу! Мне показалось, или вдоль металлического забора промчался злополучный чёрный джип? Я собиралась быстро, по-солдатски. Вымыв и вытянув утюжком непослушные локоны, надела своё лучшее платье — чёрное, приталенное, широкое в подоле и с кружевной нижней юбкой. Скромный вырез, небольшой скошенный рукав. Тяжело вздохнув, я распечатала единственную упаковку колготок, припрятанную на всякий случай. Немного косметики. Вуаля! Я готова. Сын стоял у дверей своей комнаты и мрачно наблюдал, как я втискиваю отёкшие к вечеру ноги в изящные лакированные туфли на небольших каблучках. Я накинула на плечи шерстяное пончо. — Ты надолго? — Как пойдёт. — На свидание собралась? Я усмехнулась. — А если и так? Или ты решил, что мой удел — работа на две ставки и пахота в квартире? Ромка взъерошил волосы. — Не, а я чё? Если мужик хороший… Я подошла к сыну и чмокнула в щёку. — Да не переживай ты так. Никакого мужика кроме тебя у меня нет. Вера Львовна пригласила на ужин. Может, поможет решить денежный вопрос. А в десять встречаюсь с хозяином покалеченной тобой иномарки. — Я тяжело вздохнула. — Если ничего не выйдет, придётся машину продать. Этот человек шутить не любит. Ромка отскочил от меня как от прокажённой. — Нет, мам! Ты не продашь «Феррари». Это же папина. Ты не можешь так поступить со мной. Он повернулся, ринулся в свою комнату, громко хлопнув дверью. Ничего. Пусть попереживает. Я убедилась, что ключ от гаража всё ещё висит на моей связке, и отправилась в магазин за тортиком. Через полчаса я стояла возле нужного подъезда добротной пятиэтажки. Лет тридцать назад её построил для своих сотрудников завод «Атлантик», которым руководил покойный муж Веры Львовны. Второй этаж. Восьмая квартира. Я нажала кнопку звонка, и тут же дверь распахнулась. — О, деточка! Заходи. Я передала хозяйке торт и переобулась в предложенные тапочки. — Зачем тратилась? — Старушка тряхнула пластиковой коробкой. — У меня же сахар! Я скинула пончо. — С сахаром у вас всё в порядке. — Он приехал. Не посмел ослушаться маму, — шепнула женщина и указала на плотно закрытую дверь, ведущую в комнату. — Приехал? Вера Львовна потянула меня в гостиную. — Саша живёт не у меня, в гостинице. А ко мне в гости приходит. Я не против, всё понимаю. Он же молодой симпатичный мужчина. Возможно, захочет девушку на ночь позвать. А тут мать-старуха с вечной бессонницей. Я осмотрелась. Просторная комната была похожа на музей восьмидесятых. Добротная югославская стенка, такая же была и у моих родителей, хрусталь на полках, стеллажи с книгами, ковер на полу. В центре стоял развёрнутый стол-книжка, накрытый вышитой скатертью. Вера Львовна тяжело вздохнула. — Представляешь, Саша постоянно требует, чтобы я согласилась на ремонт. Говорит, что мебель старая, поменять давно пора. А вот для меня каждая дощечка, каждый лоскуток тут связан с чем-то памятным. А что у меня осталось сейчас? Только воспоминания. Вот я и говорю: как помру, можешь всё это великолепие вынести прямо за гробом. А пока ни-ни! Я положила руку на морщинистую ладонь. — Даже не думайте о смерти. С вашим здоровьем вы будете жить ещё очень долго и счастливо. — Тс-с. Сашке не говори, а то вообще мать забудет со своим бизнесом. Я улыбнулась и кивнула. Из закрытой комнаты доносилась английская речь. Видимо, сын Веры Львовны отчитывал кого-то из подчинённых. Я очень долго и упорно изучала язык Шекспира, чтобы однажды, встретившись с отцом, высказать ему всё, что думаю, на американском диалекте. Невольно прислушалась. «За что я вам деньги плачу? Шесть замов, и ни один не может поднять свою задницу?» Далее послышался русский мат и небольшое продолжение: «Всё, я занят. Вернусь через неделю, всех на хрен поувольняю!» Через минуту в гостиную вышёл высокий широкоплечий мужчина, а я поняла, что уже созрела для того, чтобы провалиться сквозь землю. Глава 5 — Аннушка, детка, позволь представить тебе моего сына. Александр. Саша, а это мой любимый доктор. — Анна Игоревна. — Я кашлянула. Мужчина, хищно улыбаясь, медленно подошёл ко мне и взял мою ладонь в свои огромные руки. Не отрывая от меня насмешливого взгляда, он легонько дотронулся губами до ледяных пальцев. — Рад знакомству. Даже не знал, что доктора в России такие сексуальные, а то давно вызвал бы к себе в номер парочку. Я покраснела. О-о, с каким удовольствием я бы сейчас расцарапала это самодовольное холёное лицо! — Сын! Не смущай Аннушку. Она девушка порядочная и уважительная. Столько лет терпит зловредных старух на своем участке! Одна я чего стою. — Вера Львовна дождалась, пока сын займёт своё место за столом, и продолжила: — Знаешь, она даже отказалась от работы в новом центре, чтобы нас не оставлять. Кому мы нужны, если даже родные дети… — Хозяйка смахнула слезинку батистовым платочком. — Мам! Ты опять за своё? Сколько раз я предлагал переехать в Америку? — В Америку? — взвизгнула старушка. — И что я там буду делать? С кем общаться? Ни телевизор посмотреть, ни газету почитать. Были бы хоть внуки. — Она махнула рукой и отвернулась. Мажаров положил себе на тарелку огромный кусок запечённой курицы и подмигнул мне: — Какие наши годы? А вы кушайте, Анна Игоревна. Это домашняя еда. Смею заверить, никто в вашу тарелку тут не плюнет. — Саша! — Вера Львовна была искренне возмущена поведением сына. — Чем говорить непристойности, лучше поухаживай за гостьей. Когда моя фарфоровая тарелка была наполнена до краёв, старушка повела беседу в нужном направлении. — Сын! Я вот для чего тебя позвала. Аннушка попала в очень неприятную ситуацию. На неё наехали какие-то бандиты, шантажисты-наркоманы, и теперь девочке требуется большая сумма. Для тебя это сущие пустяки, всего лишь семьсот пятьдесят тысяч российских рублей. Мы должны помочь хорошему человеку. — Поможем. — Мажаров откинулся на спинку стула. — Отчего не помочь? Мы обязательно поможем друг другу, но я должен узнать всё в деталях, особенно про бандитов, шантажистов и наркоманов. Если ты не против, мама, мы прогуляемся. Не хочу отвлекать тебя от сериалов. Вера Львовна кивнула. — Спасибо, сын.