– Давай я, – предложил помощь мужчина уже в шатре, когда Бансабира не слишком ловко снимала короткие сапожки. Танша сидела на табурете, силясь сосредоточиться на двоящемся лице брата. – Надо же, какие напряженные, – нахмурился, ощупывая женские ступни. Бансабира развеселилась. – Щекотно, Русса! – пожаловалась она. Сладко потянувшись, не удержала равновесие и чуть было не повалилась на спину, если бы брат не удержал ее за ногу. – Не дергайся ты! Так, сядь-ка на пол, разотру тебе ноги. – Еще чего! – Брось, Бану, все нормально. Знаешь, когда я был юнцом и Гистасп только начал всерьез меня гонять, наша бабушка иногда растирала мне ноги. Ну, когда стоять уже не мог. – Брюнет, ухмыляясь, почесал затылок. – Но я-то могу стоять! – возгласила Бансабира и, подскочив, с рвением принялась доказывать обратное. Русса схватился за живот от хохота. – Праматерь, Бану. – Утирая слезы, он поднялся и потянул к сестре руки, явно стараясь утихомирить. – Тише, весь лагерь перебудишь. – Да кто в нем спит?! Наконец Руссе удалось обнять сестру и поцеловать в висок. – Я люблю тебя. – Как ты можешь меня любить? Мы же почти не виделись с моего детства. Мужские руки на ее спине сжались крепче. – Мы одной крови, мы помним одно и то же, вершим одно и то же, и нам дороги одни и те же люди. Ну и нам обоим совсем незнаком наш младший брат, Бану. Мы с тобой практически одно и то же, а человек всегда любит самого себя. – То есть ты любишь во мне себя? – Бану немного отстранилась, весело поглядев на брата. – Я люблю тебя в себе, – примирительно произнес мужчина. – Я вложил в твою ручку лук, Бану. Я вывел тебя в море. Я тебя купал и воровал для тебя с кухни мед. С тех пор прошло много времени. Твои руки стали крепче и теперь уверенно обращаются с любым оружием. В море, если соберешься, выйдешь на своем корабле, и купать тебя я больше не могу, – наигранно раздосадовался Русса. – Да и воровать сладости больше нет надобности. Но разве это что-то меняет? Бану, не зная, что ответить, обняла брата за талию и спрятала лицо на его груди. – Для любви нужно не так много, как ты думаешь. – Русса погладил сестру по волосам. – Слушая тебя, я думаю, что совсем не разбираюсь в любви. Русса с пониманием кивнул. – Ты еще юна. – Я любила. – Она прижалась сильнее, чтобы тот ненароком не надумал отстраниться и посмотреть ей в глаза. Русса глубоко вздохнул: – Возможно, спустя время тебе покажется иначе. – Мне не кажется, – упрямо настояла Бану. Сама отстранилась и откинула голову. – Я хотела, чтобы он был счастлив со мной. Русса не стал удерживать сестру, разомкнув кольцо рук. – Тогда почему ты сейчас не с ним? – Потому что у меня не получилось. Я принесла ему только проблемы, – икнув, сообщила женщина. – Он сам сказал? Бансабира отошла от брата и села на табурет. – Нет. Но он постоянно рисковал из-за меня жизнью. – Ну-у, это ведь был его выбор, – пожал плечами Русса, усмехаясь. – Может, ему нравилось? – Сомневаюсь. – В любом случае ты решила за него. Бану ощерилась: – Да уж, похоже, единственное, что я умею, – решать за других и раздавать приказы. – Не самое плохое качество. – Плохое, – махнула рукой, – но приятное. Правда, не думаю, что моему мужу оно будет нравиться так же, как мне. – Какому еще мужу? – Все-таки она хмельна, подумал Русса. – Увидишь, месяца не пройдет, отец заговорит о моем браке. Мужчина покачал головой: – Ты совсем недавно вернулась в семью, не думаю, что он захочет расстаться с тобой снова так быстро. – Но нам надо хоть что-то поставить против неожиданного союза алых и золотых. И серебряных Каамалов вместе с ними. Из детей Сабира Свирепого для брака, по понятным причинам, годна только я. Разговор приобрел совсем неожиданное и малоприятное направление. Русса попробовал отшутиться: – Хотел бы я посмотреть, кто в разгар бойни захочет жениться на Бану Злосчастной, Бану Проклятой и, кажется, еще Матери лагерей. Бансабира прыснула. – Клянусь, это самое дурацкое прозвище, которое мне могли дать. – Но не могли же они обозвать тебя дочерью лагерей! – Русса понимающе вскинул брови. – Отец бы не простил. – И старый Ниитас тоже. Кстати, полагаю, не будь он твоим дедом, отец все же, надумай выдать тебя замуж, выбрал бы в родичи именно Сиреневый дом. – Не думаю. – Вот это верно, – похвалил брат. Зря он сам вернулся к теме. – Союзу Шаутов и Раггаров мы всегда противопоставим альянс северных кланов, и думать тут нечего. – Каамал в союзе с Раггарами, – напомнила Бану. – Отец так долго добивался их вмешательства и так рассчитывал на их помощь, а в итоге союзный договор объединил не четыре дома, а два. – Это не твоя забота, Бану. Ты еще не до конца освоилась со здешними порядками. Северяне грозная сила и единая, особенно с тех пор как нас заставили присягнуть Яасдурам. Так что, в конечном счете, Каамал будет на нашей стороне. И Маатхас тоже. Без всяких там браков. Мужчина подошел к сестре, наклонился, поцеловал в темечко и пожелал добрых снов. – Ляжешь сама или позвать служанок? – Ну, сидеть же сама я ухитряюсь. Так что лечь подавно смогу, – смахнула она ладонь брата с волос и поднялась. – Да благословит тебя Мать Сумерек. – Мм… чего? – не понял Русса. Ох уж эта привычка, упрекнула себя танша. – Береги себя. Дождавшись, когда брат уйдет на достаточное расстояние, Бану выглянула на улицу и кликнула стражника. – Приведи оруженосца. Еще немного прожевывала слова, но в голове медленно прояснялось. Юдейр, всклокоченный, заспанный и недовольный, явился быстро: – Да, тану. – У тебя завтра выходной. – Ч-чт… чего? – наконец выпалил юноша с таким видом, будто не знал, радоваться ему или оскорбляться. – Если плохо слышишь, попросись к лекарю. Разбудишь меня за час до рассвета, и чтобы была готова холодная вода и завтрак. Дальше можешь отсыпаться хоть весь день.