Так почему же он оказался здесь сегодня, в день рождения ее матери? – …не был уверен, на чьей ты стороне, – произнес Фортнер. – Трейнор и подумать не мог, что ты займешь такую позицию. – Трейнор идиот, – отрезал Джефри. Они исчезли из виду, но слышно их было очень хорошо. – Кроме того, это не вопрос лояльности. Это касается будущего роста. Пит попытался встать, но Джемма жестом остановила его. – Ты не боишься, что могут пойти слухи? – спросил Фортнер. – Сегодня пятидесятилетие моей жены. Ты – наш старый друг. Какие слухи могут пойти? – ответил отец. – Ты же не думал, что мы и впрямь пригласили тебя ради печеного поросенка? Во время повисшей после этих слов длинной паузы все хорошее настроение Джеммы улетучилось. Она осознала, что этот разговор между Фортнером и ее отцом, скрытыми за грудами старой мебели и рулонами туалетной бумаги, и был настоящей причиной гавайской вечеринки, костюмов, музыки, ветчины в меду и восторга ее матери. Вечеринка служила всего лишь прикрытием. – Ладно, – наконец произнес Фортнер. – Тогда говори. Джеф ответил немедленно: – Я знаю, где они. Фортнер молчал. – Объекты. Те, что пропали. Сердце Джеммы лопнуло, словно проколотый шарик. – Господи. Прошло уже три недели. – Ваши парни потеряли след. А я нет. – Мы не потеряли след, – раздраженно ответил Фортнер. – Мы решали неотложные проблемы. – Гражданское население, утечка информации… – Конечно. Харлисс. Я в курсе. Пит пошевелился рядом с ней и задел коленом полку с дюжиной бутылок воды. Они качнулись, но не упали. Джемма задержала дыхание. Но ни Фортнер, ни ее отец ничего не заметили и продолжили разговор. – Так это ты его вытащил, – догадался Фортнер. Он ходил из угла в угол и время от времени оказывался на виду. Через полки, забитые елочными игрушками и старыми сувенирами, она видела, как тот потирал рукой челюсть. Он походил на робота, запрограммированного воспроизводить лишь ограниченное количество движений. Когда он снова заговорил, голос казался усталым. – Я должен был понять. – В этом твоя главная проблема, Ален. У тебя нет связей на местах. Парень из полицейского участка в округе Алаква играл со мной в баскетбол в Вест-Пойнте. Это было легко. – Почему сейчас? Почему не раньше? Снова тишина. Джемма почувствовала, как пот струится по ее спине. Она сидела на корточках все это время, и ее бедра уже начали дрожать от усталости. – Я обещал дочери, – наконец ответил Джеф. Джемме показалось, что эти слова донеслись до нее откуда-то сверху, словно она сидела на дне глубокого колодца. Но Ален Фортнер явно не купился на это. – Да ладно, – сказал он. – Ты это несерьезно. – Я пообещал ей, что не трону их, – продолжил отец. – И сдержу свое обещание. Для этого и нужен ты и твои ребята. Я хотел убедиться, что команда в Филадельфии готова. А еще я разузнал кое-что в центре, прощупал почву. С Саперштайном покончено, даже если он сам не хочет этого признавать. Но это не значит, что самой технологии больше не будет. Я поговорил с Миллером, и он думает, что мы готовы к большому скачку. Пит взял Джемму за руку. Она отстранилась, до боли сжав кулаки. Вся ее жизнь была сплошной ложью, которая все множилась и множилась, отравляя ее. И Джемма боялась заразить его. – Какова конечная цель? – спросил Фортнер. – Говори быстрее. Твоя жена ждет торта и финальной песни. Это могло бы убить ее. Но она все еще дышала. Просто невероятно, что она могла пережить столько маленьких смертей. – Все просто. Контракт должны получить мы. Через полки Джемма время от времени видела отца в его гавайской рубашке. Все напоказ. – В три раза больше и с измененными задачами – по меньшей мере, частично. Медицинский аспект, конечно, сохранится. Здесь в игру вступают Миллер и наши друзья в Конгрессе. Конечная цель – уменьшить затраты и запустить массовое производство. Саперштайн десятилетиями пускал деньги на ветер. Его взгляды были слишком узкими, а производство маленьким. – Мы получали жизнеспособные варианты. Получали результаты исследований. – Вы получили миллиарды долларов, спущенных к чертовой матери в трубу, кучу проблем на свои задницы и скандал в прессе на весь Вашингтон. Да ладно тебе, Ален. Ты знаешь не хуже меня, что у Саперштайна был лишь идеологический интерес, не коммерческий. Он просто хотел доказать, что может сварганить эти тестовые объекты из ничего. Сварганить из ничего. Джемма едва не подпрыгнула на месте. Сварганить. Словно тесто для блинов или замок из конструктора Лего. Во время паузы Фортнер прочистил горло. – Продолжай. – Я скажу тебе, где они. И все довольны и счастливы. Беспорядок устранен, проблем нет, двигаемся дальше, – Джеф облокотился на старый телевизор, который раньше стоял наверху. Вид у него был почти скучающий. – Это как играть в солдатиков. Только подумай, сколько жизней мы спасем. Фортнер снова затих. Сердце Джеммы наполнялось и снова пустело, словно ведро, из которого выливают воду. Ей казалось, что она тонет. – Говоришь, обещал дочери, – наконец проговорил Фортнер. И от одного этого слова Джемма внутренне сжалась. – Почему ты изменил планы? – Я сдержу обещание. Лично я не причиню им никакого вреда. Кроме того… – он поднял руки перед собой. Джемма хорошо знала этот жест. Обычно он сопровождался словами типа «какая разница, Кристина, салат со шпинатом или рукколой? Все это просто безвкусная кроличья еда». – Какая разница? Что изменилось бы, скажи я раньше? Я знал, что Саперштайн сам себя погубит. Хэвен доказал свою нежизнеспособность. Миллиарды долларов пошли псу под хвост, а разгребать предстоит столько, что тысяче антикризисных менеджеров не справиться и за десять лет. – Где? – спросил Фортнер. Долю секунды Джемма позволила себе надеяться, что отец все же солжет. – Я поселил их в трейлерном городке на одном из моих участков. Винстон-Эйбл, в сторону от трассы сорок. Участок шестнадцать. Недалеко от Ноксвилла. Даже и не помнил о том, что владею этой ерундой, пока федералы не упомянули в апреле. Фортнер засмеялся. Звук получился такой, словно кот подавился шерстью. – Потянул за ниточки и устроил ее отца на «Фармасин Пластикс». Слышал о них? Фортнер вздохнул. – Я поговорю со своими ребятами. Посмотрим, за какие ниточки я смогу потянуть. – Уверен, что ты все устроишь. Саперштайн сам вырыл себе могилу. Он не слушает. Это новый век, Ален. И у нас есть шанс изменить мир. ИГИЛ, Талибан, Аль-Каида и другие… Все играют по новым правилам. – Кому ты это объясняешь… – Они промывают мозги своим смертникам, мы могли бы просто создать своих. – Я же говорю, ты не тому объясняешь. Но я постараюсь донести это до кого нужно. – Я верю в тебя, – саркастически ответил Джеф. Джемма потеряла нить разговора, но это уже не имело значения. Главное она поняла: отец предал Лиру и Ориона. Предал ее, нарушив обещание. Надо было сразу догадаться, что так и будет. Наконец Фортнер и Джеф направились к лестнице. Джемма едва не заплакала от облегчения. Ее ноги совсем онемели. Но в последнюю секунду Фортнер замешкался. Когда он обернулся к своему спутнику, она увидела его лицо, холодное, узкое и длинное, как восклицательный знак. Затем он снова исчез из виду. – Твоя дочь, – произнес он. Кровь застыла в жилах у Джеммы. – Ее тоже сделали в Хэвене. Одной из первых, – это не было утверждением, но Джемма уловила второй смысл этих слов, скрытый вопрос, словно нож, зажатый в кулаке. – Да, она родилась там, – ответил отец. И она почувствовала, как важно было это исправление. Не «сделана», а «родилась». Но какая разница? Изготовлена, произведена, синтезирована, селекционирована. С таким же успехом она могла бы быть сортом быстрорастущей фасоли. Фортнер кашлянул. – А ты когда-нибудь задумывался, в чем разница? Джеф ничего не ответил. – Ты хочешь использовать реплики для серьезных целей, и я тебя в этом поддерживаю. Но чем они отличаются от твоей девочки? – В чем между ними разница? – холодно повторил Джеф. – В том, что она кому-то нужна. Кому-то. Джемма отметила про себя, что он не сказал «мне». Глава 4