— Ты во всем прав оказался, и про пострижение Васьки в монахи, и о «семибоярщине» — гонец ведь мне обиняком сказал, что королевича Владислава персону думают на царство ставить, еже ли он веру нашу примет. А он ведь не станет в том крест целовать? — Не станет, дядя, и так примут. Потом сообразят, что измену учинили, но поздно будет. — А ты Корелу удержишь, али бахвалишься? — Если град и уезд меня примут как государя земель, от которых московский царь отказался, то за свою вотчину драться буду насмерть. И шведов выборгского губернатора изгоню, урон им нанеся — войско у меня на то дело есть под рукою. Я в своем буду праве — царь от земель отказался, подданных не спросив, и жители сами могу решить, под шведа им идти, али нового государя выбрать. За меня встанут — и я их оборонить обязан! — Вот и хорошо, что уверен в победе — поведали мне, как ты тут со свеями уже воевал, и побил их нещадно. И про пищаль твою чудесную говорили, и о том, как ты войско свое и ополчение со стрельцами зело необычно к войне готовишь. Покажешь? — Обязательно, дядя, какие тут могут быть тайны между нами, — пожал плечами Владимир, и посмотрел на князя, в глазах которого заплясали искры. И через паузу князь неожиданно спросил: — Свою державу создать хочешь, чтобы в ней самому царствовать? — Не «семибоярщине» ведь подчиняться и польскому королевичу. — Народа у тебя мало, чтобы долгую войну вести, племяш. Побьешь их нынче, завтра войско вдвое больше отправят. Делагарди подойдет, и, соединившись с отрядом Делавиля, на Корелу вместе пойдут. — Постараюсь поодиночке их побить, а в следующем году все свое войско мы вооружим новыми пищалями, которым в мире равных не будет. И пушки отольем, и бомбы к ним необычные — справимся. Но трудно будет, вот если бы псковичи с новгородцами помогли бы нам… — Помогут, если разумно подойти. Мыслим мы, что шведы, твоим градом овладев, за нас примутся, как тридцать лет тому назад было, когда Ижору и Корелу себе на полтора десятка лет во владение подгребли. Так что нам лучше укорот им сейчас дать, особенно когда все у тебя здесь получится. А ты сможешь, верю в тебя — недаром ты сюда пришел, господь тебя привел. Но Москва против будет, а потому… Князь остановился, посмотрел на него блестящими глазами, вынуждая закончить фразу, и Стефанович решился приоткрыть «карты»: — Отправить на хрен «семибоярщину» и королевича Владислава. Твой отец ведь удельным князем был, как мой дед. И рода у нас знатные, куда там Шуйскому, Бориске Годунову али Мишке Романову, коего пророчат в цари тоже — ведь батюшка его поставленный самозванцем «патриарх» Филарет. Тебе, дядя, боярское царство нужно? Шею согнуть хочешь перед новым царем, холопом его сам себя называть будешь? А может быть нам с тобой северные земли от «семибоярщины» отринуть и самим тут все по собственному разумению устроить, как встарь, через вече. Новгород и Псков, как мне сказывали, вольницу свою хорошо помнят. А общими силами мы одни со шведами справимся, как в старину не раз было. И тогда зачем нам московская власть? «Местничеством» в Думе заниматься? — Дерзок ты, дерзок — как мой батюшка — тоже мысли у него были. Но прав — самим свою жизнь устраивать надо, без московской указки. И шведов с ляхами отринуть. Хорошо — быть тебе нашим государем по праву, и на днях в Кореле вече проведут и своим князем тебя выберут — законного короля Ливонии, сына Магнуса и его супруги Марии Старицкой! Владимир был ошеломлен словами князя, но тот нисколько не шутил, был предельно серьезен. И голос звучал значаще, весомо: — Ты только выборгского воеводу победи, всем пример дай. Тогда я из Новгородских земель шведов Делавиля тоже изгоню, у князя Волконского две тысячи ратников, и я три наберу. И Псков две тысячи отправить может, если сговоримся заранее. Объединив силы на Делагарди пойдем — у него войска не так много осталось, побить можем. А как законный король Ливонии ты очень подойдешь государем. Потому про Стефана Батория ты слыхом не слыхивал — лучше «последышем» Магнуса быть, чем ляшским выблядком. Или угорским, суть не так важно. Ты Старицкий и Одоевский по роду нашему, и поговорку слышал — «неважно кто телушку огулял, бычок наш»! Вульгарность князя его нисколько не покоробила — то был четко выверенный политический расчет. И тут же эта мысль получила подтверждение, князь снова наклонился и произнес: — Если побьем тут шведов, новое войско они не скоро отправят. А в Ливонии ими многие недовольны — так что твой титул вызовет сильное раздражение в Стекольне. Там можно послов отправить на переговоры — мы уступку на них сделаем. Ты от Ливонского «наследства» откажешься, но титул сохранишь, а король свейский забудет о Выборгском трактате, который мы не признаем. А деньги пусть с Васьки монаха взыскивает или королевича Владислава. Если что сами немного дадим — страна ведь разорена. А он побоится, что мы у поляков помощи попросим, и под руку Жигомонта подадимся. Так что быть тебе королем, только победи сейчас шведов. — Каким королем, если от Ливонии сам откажусь⁈ — Титул новый признают за тобой — король Ижоры и Карелии, государь Великого Новгорода и Пскова! Вот так мы помыслили давеча! От уверенно сказанных слов Владимир впал в изумление… Шведская гравюра на которой изображена осада Новгорода в 1611 году. Глава 23 — Не просто злят шведского тигра, усы ему дергают, и уже хвост пытаются на руку намотать. Ой, что будет… Несмотря на невольно вырвавшиеся слова, внешне Владимир сохранял полное спокойствие с приветливостью, благосклонно улыбался ликующим горожанам. В Кореле царил праздник — брошенный на произвол судьбы московским царем обширный уезд обрел своего князя, взявшего земли и населявший их народ под свою защиту. Причем все в полном соответствии с историческими традициями — собрали вече, причем выборные пришли со всех весей, и единодушно, с благословления епископа Сильвестра пригласили на «вечное» княжение короля Ливонии Вольдемара, нареченного Владимиром, даровав право на дальнейшее правление его потомкам. Голосов против его кандидатуры на безальтернативной основе, как сказали бы в будущие времена, не было подано — все прекрасно понимали, что или так, либо под шведами лечь, со всеми вытекающими отсюда крайне неприятными последствиями. А кто не желал драться, те давно покинули город. И к чести горожан — таких было относительно немного, и то перебрались на северный берег Ладоги, да в Обонежье, на берега Свири, и к Олонцу… — Хм, а на смотру они выглядят исключительно браво. Стрельцы заправскими солдатами стали! Владимир скользнул по мушкетерам Штиллера — солнечные лучи отражались на празднично начищенных кирасах и касках. Наемники все эти полтора месяца вели себя крайне прилично, и, по меньшей мере половина из них изъявила желание перейти в подданство князя, и обосноваться — земли, пусть и плохенькой — камни, леса и болота тут с избытком хватало и на порядок большего населения. Стефанович окинул взором свое профессиональное воинство, ставшее вдвое больше — за счет трофейного шведского оружия и амуниции удалось сформировать еще одну сотню линейной пехоты, отобрав лучших стрельцов, пожелавших служить на «немецкий манер». Так что две сотни отличной инфантерии, вооруженной длинноствольными мушкетами, и снаряженной по-европейски, у него имелось. Столько же было «полевых» стрельцов, тоже отборных, вооруженных самыми лучшими пищалями из тех, что имелись, и наскоро обученных вместе с «немцами». А к ним добавилась вполне регулярная кавалерия — шесть десятков конницы, половина легкой хаккепелитов из финнов и карел, вооруженных пистолями. А другая, «тяжелая половинка» состояла из иноземных рейтар с примесью русского контингента, все в касках и кирасах, с мечами и теми же пистолями, но на самых лучших трофейных конях, более крупных, в отличие от местных пород. Будущего «бога войны» представляла полудюжина небольших пушек, которые можно было таскать с войсками — своего рода «полковая артиллерия». Они могли поражать ядрышками в один-два-три фунта или «гривны» по-местному весу, густые построения вражеской пехоты с расстояния чуточку больше полуверсты, и бить картечью в упор с полусотни сажень. Беда в том, что не было даже пары одинаковых стволов, причем каждый из них обслуживался своим «мастером» с «подмастерьями» — только они точно знали, как стреляет их собственная «пищаль», и сколько мерок пороха потребно для стрельбы на разные дистанции. О централизованном обеспечении боеприпасами, стандартизации и единообразии вооружения, плановой военной подготовки, общей для всех, тут не ведали, хотя вопрос не только назрел — «перезрел». Да и форменное обмундирование как таковое было принято только в столичных стрелецких полках — но то пошло еще со времен царя Ивана Грозного. Тяжелая линейная пехота в «бронежилетах» и касках должна была сокрушить шведов в полевом бою. Вся штука в том, что из собранного свинца удалось отлить несколько тысяч «колпачковых» пуль, что должны были появиться к середине 19-го века — так называемые пули Нейслера. Потому все мушкеты были тщательно откалиброванные, их распределили по десяткам стрелков, по восемь штук, тем самым хоть как-то стандартизировали. И соответствующее число пулелеек изготовили и выдали. Вся надежда была исключительно на то, что это «ноу-хау» позволит извести вражеских мушкетеров и пикинеров — дальность полета этой пули чуть ли не вдвое больше, и гораздо точнее попадали в цель. Вся ставка сделана на короткую летнюю кампанию, в которой шведам нужно нанести не просто поражение — разгром, истребить начисто. И захватить как можно больше трофейного оружия — в первую очередь мушкетов. Так как местные «ручницы» и пищали не шли с ними в сравнение по качеству, а возможности местной промышленности являлись откровенно слабыми. — Надо победить в этой войне, и уже к следующей кампании успеть реорганизовать артиллерию. Единороги необходимы, чтобы не заморачиваться с пушками и гаубицами, а получить нечто универсальное. Владимир тяжело вздохнул — все имеющиеся орудия нужно было отправить на переплавку, они совершенно не отвечали требованиям. И начать отливать некий общий образец в больших количествах на нормальном лафете, и готовить к ним не штучных «мастеров», а нормальных канониров, и в достаточном числе. Потому что только пушки в бою дадут наглядное преимущество над любым нынешним противником. И малочисленность армии можно компенсировать только правильным применением нового оружия. — Одно плохо — стоит нам все эти новшества применить, как противники, шведы с поляками, а за ними все европейцы, переймут, пусть не сразу, но скоро, за несколько лет. Но нам с ними в здешних лесах не воевать — тут партизаны настоятельно нужны. А они уже имеются — это как раз то, чего шведы никак от нас не ожидают… Корельский уезд, земли которого были отданы царем Василием Шуйским с прилегающими погостами, примерно половиной сейчас в составе «карельских» провинций нынешней Финляндии… Глава 24 — Где же, государь, таких «ухваток» хитрых ты нахватался⁈ И не подумаешь, что на людей охоту также вести можно, как на дикого зверя, жалости в приспособлениях никакой не имея! Князь Мышецкий только головой покачал, продолжая удивляться, и осторожно поглядывая на Владимира. За то время, всего-то четыре недели, которые он отсутствовал, с ополченцами произошли разительные перемены, и как надеялся «свежеиспеченный» монарх, к лучшему. Дело не в том, что русских и карельских мужиков обучили воинским ухваткам, так, самую малость, что можно сделать за короткий срок. Скорее приспосабливали те умения, которыми они обладали, к военному ремеслу. Кругом леса и болота — их и в 21-м веке хватает, а тут вообще глушь — охотой занимались почти все, многие луком пробавлялись, могли с рогатиной на медведя выйти, практически все умели силки и капканы ставить. Каждый в лесах много хаживал, ночевал летом и зимой у костра, а то и обходился без его согревающего тепла. Так что жить и выживать в лесу умели все ополченцы, луки и рогатины имели многие, а топоры, кистени и ножи были у каждого мужика и парня. Да и сам опыт ведения действий, которые можно назвать приближенными к «боевым», у некоторых имелся, порой изрядный. Дело в том, что за последнее лихолетье масса народа прошла через всяческие разбойничьи шайки. На торных дорогах по русским землям грабили постоянно, с лихим посвистов, и уханьем дубин. Через повстанческие отряды прошли многие, и в войске самозванцев воевали, а потом от расправы бежали на север. Так что народец в местном ополчении собрался матерый и сильный, слабые тут просто не выживут, и крови совершенно не боялся. А уж шведу кишки выпустить — то за благо воспринимали — война шла уже много столетий, и ненависть к захватчикам была впитана с молоком матери. Вот только без правильного руководства этот великолепный человеческий материал в реальной истории был впустую израсходован. Без опытного командного состава, четкого понимания целей и задач, без заранее выбранных тайных баз и мест ночевок, все эти люди являлись не партизанскими отрядами, а обычными шайками, и то в лучшем случае, перебить которые шведам не составило большого труда. В чем цели и задачи партизанского движения⁈ Правильно — в нарушении логистики, в блокировании вражеских коммуникаций, прекращения на них всяческих перевозок, налетах и засадах на оккупантов. В средствах ограничений нет как таковых — допустимы все способы борьбы, а тактику действий лучше всего определить двумя словами — «кусай и беги». Тут настоятельно нужны «отцы-командиры», которые возглавят ополченцев, а сами будут энергичными и предприимчивыми руководителями. И такие были среди местного дворянства, которые сами приводили своих крестьян, и «служилых людей» — детей боярских, своеземцев, боевых холопов. Таких опытных воев был примерно один на десяток мужиков, некоторые были в дедовских кольчугах, но практически все тегиляях по бедности — стеганных кафтанах, с проволочными нитями. От пули или стрелы с арбалетным болтом, а также от колющего удара пикой или копьем такой «халат» не защитит, но вот от рубящего удара зачастую спасает. «Служивые» не мужики, воеводский приказ привыкли исполнять, да и заставить других могут запросто. Так что мелкие отряды свели в сотни, назначили командование, определили задачи, выдали всяческие припасы. И придали из одной расформированных сотни по десятку самых худших стрельцов с худыми пищалями. Своя «карманная артиллерия» ведь тоже нужна, а стрелки аховые, дробом, то есть мелкой картечью, попасть в такую цель как всадник с пятидесяти шагов смогут, а больше в лесу и не надо. Зато удалось сформировать десять партизанских отрядов, распределить их по будущим районам боевых действий, отработать тактические приемы. И каждому командиру выдать карту — опытный рисовальщик трудился денно и нощно, перерисовывая с копии, которую Владимир собственноручно «снял» с карты, набор которых хранился у брата в планшетке. Никогда их не выкладывал, так как немало колесил по карельским землям, добираясь до Белого моря и Кольского полуострова. Тот еще путешественник и искатель, в старательных партиях подвизался, золотишко мыл в лотках. — Смотри, князь, ты эти края хорошо знаешь, чертежец этот легко поймешь, — Владимир расстелил перед князем карту, вернее, ее «список». — Вот Вуокса на два рукава расходится — по северному путь на Корелу, по южному через Суходольское озера до Ладоги. На юг две тропы ведут, а вот на Корелу дорога и тропа. Тебе путь к озеру с юга держать, неприятеля не пропустить к «Ореховской дороге». Отряд дворянина Абрамова и сына боярского Лопатина тебе в помощь, они тут и тут. Владимир ткнул в заранее нанесенные на карту кружки — места дислокации княжеского воинства. Да и других пометок на карте хватало — не тот человек Мышецкий чтобы ее неприятелю передавать — в костер при угрозе пленения бросит, или в клочки разорвет. — Ты путь держи — не пуская ворога. У тебя две с половиной сотни, кони есть — нарочных ко мне каждый день отправляй, ворога ежечасно считай. Струги и лодки по реке не пропускай, бой на каждой версте давай — о том много между нами говорено. Шведов будет на тебя направлено не больше полутысячи — им важно дорогу от Орешка пересечь. Выстоять тебе нужно, князь, не пустить ворога, пока я их у Корелы не побью. Реку держи — она и есть главная и единственная дорога, сплав лесин мужики им устроят. А без реки большому отряду хода нет по тропам — засеки устроены повсеместно, кровью умоются супостаты, каждую версту прогрызать будут. Места тут такие, что войско только по реке пройти сможет. Все ли понял, княже? — Не оплошаю, государь, все поляжем, и лишь тогда враг пройдет! — Я вам полягу! Пусть шведы мрут — у меня каждый ратник на счету. И на убой тебя не посылаю. Из Новгорода тебе подмога подойдет — сотня стрельцов на ладьях, и полусотня дворянской конницы по дороге от Орешка. А там князь Одоевский еще подмогу отправит — сотни три — четыре. Больше дать не сможет, у него самого шведы и «тушинцы» озоруют… Остановить атаку знаменитых шведских пикинер и мушкетер не могла ни одна армия того времени. А расстроить их построение можно только массированным артогнем, да иной раз это удавалось не менее знаменитым «крылатым гусарам» Речи Посполитой… Глава 25 — Мы приведем этих непокорных к повиновению, и урок, который мы им дадим, русские навсегда запомнят! А самозванца посадим в клетку и отвезем в Стокгольм — нашелся тоже мне сын короля Магнуса, в дополнение к тем двум, что сыновьями царя Иоанна назвались. Ларс Андерссон хрипло рассмеялся — в русских землях один за другим самозванцы появлялись, причем представлялись даже теми, кого отродясь их матери не зачинали. Как этот Вольдемар, представившийся сыном датского принца, что провозгласил себя королем Ливонии. А ведь для этого в сговор с русскими схизматиками вступил, будучи епископом Эзеля и Пильтена — и кто он после этого будет⁈ Возможно, этого Вольдемара и родила русская княжна Мария, то явно не от муженька, пьяницы и рогоносца — ходили устойчивые слухи, что вдова весело проводила время с польским королем Стефаном Баторием. Но даже если он бастард, это не меняет дела — на ливонскую корону у него никаких прав нет. Как и на Карельское княжество, отданное Швеции царем Василием. И неважно, что московиты его свергли с престола — если они откажутся выполнять условия Выборгского трактата, а к этому явно идет дело, то придется им силой оружия показать, что договора нужно выполнять от пункта к пункту. И тем более, король Карл не будет признавать самозванца князем Карельским, и неважно кто он таков и почему сборище горожан решило не признавать волю шведского монарха. — Они скоро узнают силу нашу! Шведский воевода отнюдь не бахвалился — длинная вереница шнеков, стругов и лодок — три сотни без малого — растянулась по Вуоксе на скогмил, или русских пять верст — так шведы обычно обозначали переход между стоянками в лесу. А здесь чащобы росли вплотную к каменистому берегу Вуоксы, но стоит пройти ныне переход, встать на ночевку, и с утра можно будет выйти в озеро, в которое превращается река, тихое и спокойное. А оттуда до Корелы, будущего Кексгольма, в который уже назначен губернатором королевский любимец, плыть совсем недолго — к вечеру все увидят цель похода. А сейчас длинный караван шел по течению — на нем было до двух тысяч воинов, шесть сотен всякой швали, прислужников и маркитанок, осадные пушки, всяческие припасы на два месяца. За этот срок осада завершится успехом, в чем у Андерссона, как у всех шведов, сомнений не было. К тому же это были не все силы, имевшиеся у него в распоряжении — по лесной дороге шли маршем полторы сотни всадников, рейтар и хаккепелитов, сопровождавших обозные повозки, при которых в охране находилась рота германских наемников. А еще по южному рукаву Вуоксы было отправлено четыре десятка шнек и лодок — три сотни воинов, наполовину шведы и наемники из тех же германских земель, из которых всеми правителями набирались знаменитые ландскнехты. С ними нужно было расплатиться после взятия Корелы, где ожидалось взять богатую добычу. По шпионским донесениям можно было сделать вывод, что собираемая царская казна в Москву не отправлялась, и там скопилась чудовищная сумма в чуть ли не десять тысяч рублей, или двадцать тысяч полновесных имперских талеров или гульденгрошенов. А ведь кроме столь нужного серебра там была собрана пушная казна и немало красных поделочных камней, которые добывались в ладожских скалах. И еще много чего ценного, что уйдет в королевскую казну как стоимость тех податей, что русские должны были заплатить за два года. А это очень много, и его доля будет там составлять… Додумать мысль, от которой ему почудилось, что в его руках скоро будет много золота, Андерссон не успел. Далеко впереди рявкнули пушки, причем несколько, паливших одна за другой. И послышались слитные залпы — Ларс сильно удивился, он никак не ожидал, что русские решаться на нападение. К тому же до дороги был всего один лесной переход, и там должна идти конница. Неужели опытные рейтары и хаккепелиты просмотрели неприятеля — с их стороны это непростительная ошибка. — Стрельцы, да еще с пушками. Дерзкое нападение, и за такую наглость они будут скоро наказаны!