Часть 42 из 44 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Мечта
Полковник Гущин подошел к Тамаре и сам поднял ее с пола, повел в комнату. Клавдий Мамонтов сдернул с вешалки махровое полотенце и бросил его Леве Кантемирову.
– Прикройся. Остынь. Успокойся.
Лева забрал полотенце и обернул вокруг бедер.
– Если бы не ты, она бы не призналась так быстро, – сказал Клавдий Мамонтов. – Но испытание для тебя жестокое. Ты прости меня. Я тебя подверг опасности. А сейчас мы должны узнать от нее всю правду.
Кантемиров молча вышел из ванной, на Тамару он не глядел. Поднялся наверх – в спальню матери. Клавдий Мамонтов полотенцем аккуратно стер с опасной бритвы кантемировские отпечатки. Прихватил бритву полотенцем и вернул на место в ящик комода. Там ее обнаружат оперативники, когда полковник Гущин сочтет необходимым вызвать их снова на академическую дачу для повторного обыска.
– Вы признаете свою вину в убийстве трех человек и покушении на убийство? – услышал Мамонтов вопрос Гущина, когда входил в комнату. Тамара в мокрой пижаме сидела на диване. Макар рядом с ней, страхуя и следя. Полковник Гущин стоял.
Женщина кивнула. Она выглядела обессиленной, погасшей.
– Ваша главная цель – завладение авторскими правами на мультипликационных персонажей, созданных вашим отцом? Корыстный мотив?
Тамара отрешенно кивнула. Подняла голову – в тусклых глазах ее мелькнуло изумление.
– Узнали про отца и про… них?
– Квартет Шалунов Юрия Авессоломова, нам известно все, – сказал Макар. – Вы не дочь чилийского коммуниста, оказывается.
– Чилиец Адриан всегда это знал. Мама вышла за него уже беременной от отца. Кажется, папа чилийца маме просто подсунул. – Тамара говорила тихо. – Как мы жили все годы… Настоящая советская семья – ложь, сплошная ложь даже за обедом друг другу. И – чудовищное притворство, полная показуха для посторонних. Чилиец даже не выучил меня испанскому – зачем? Если я не его кровь? Чилийцу просто некуда было деваться – им с матерью дали квартиру, мол, вот как в Союзе заботятся о беженцах от чилийского режима. И он страшился, что, если бросит мать и разведется, им сразу заинтересуется КГБ как неблагонадежным. Еще интернируют. Однако мой родной папаша все годы моего пионерского детства тоже никак себя не проявлял. Лишь когда я подросла и чилиец бросил нас, уехал, он… мой папочка явился ко мне на стадион, где я тренировалась. Пьяный вдрызг. Мать уже раньше сказала мне, что художник Авессоломов мой настоящий отец, и я приготовилась к встрече. А он комплексовал, юлил. – Тамара неожиданно криво трагически усмехнулась, словно вспоминая прошлое.
– Ирина Мухина ваша первая жертва, бывшая любовница отца и ваша ровесница. – Полковник Гущин словно изучал Тамару – женщину-загадку. – Она вас шантажировала из-за того, что вы сделали в Щелыкове, да?
– Как вы узнали? – Тамара уже снова плохо контролировала себя. – О, Муха навозная все же оставила где-то след вонючий… И вы докопались. Надо было спалить ее теремок в Чистом Ключе дотла. Да она тридцать лет шантажировала меня, тянула из меня бабло! Девчонкой-хищницей требовала у меня деньги, половину из того, что я зарабатывала от спортивных состязаний. Я ей платила, а она угрожала разрушить мою спортивную карьеру. Потом я получила травму, ушла из спорта. Но Муха не оставила меня в покое. Из девчонки-хищницы превратилась в бабу-волчицу. И все требовала денег с меня. Думаете, с чего она так поднялась? Бизнес раскрутила, дом купила? С моих кровных! Она всегда являлась неожиданно – могла возникнуть передо мной в магазине или на стоянке у машины караулила: «Привет, Тамарик! Одолжи мне…» и называла сумму. Никогда не звонила мне, не присылала мейлов, не оставляла хвостов. Умная Муха. Я как сомнамбула отдавала ей деньги. Потому что расскажи она про Щелыково, про ту мою страшную ошибку с отцом – пусть намеком, Искра… а скорее, Керим выгнал бы меня с позором. Он и так порой называл меня психопаткой… Волчий билет я бы получила.
– Вашей основной целью из-за авторских прав была Гулькина. Ирину Мухину вы сделали первой жертвой в инсценированной «серии», подражая действиям маньяка, потому что желали пресечь ее многолетний шантаж, – объявил Макар. – Вы тогда приехали к ней в Чистый Ключ? Она вам сама открыла калитку?
– Нет, я ее просто подкараулила на участке. Я следила за ней. За ними всеми. Я за месяц до начала всего специально разругалась с Искрой. Прицепилась к ее оскорблениям, обычно-то я пропускала их мимо ушей. – Тамара глянула на Макара, затем на полковника Гущина и повернулась к Клавдию Мамонтову, прислонившемуся к дверному косяку. Темные глаза ее сверкнули ненавистью. Она помассировала рукой бок. – Я покинула Искру, мне нужна была свобода передвижений. Чтобы руки мои были развязаны. А улизнуть из дома от Искры я же не могла незаметно. С Мухой мне крупно повезло, она повредила коленку. В тот вечер я приехала в Чистый Ключ, машину оставила на пустыре, два километра шла пешком, потому что на трассе везде камеры понатыканы. Перелезла через забор. И выманила ее из дома.
– Как? – спросил полковник Гущин.
– Запалила газету под окном, – ответила Тамара Цармона. – Со времен бани в Щелыкове Муха навозная страшилась пожара. Почувствовав дым, она пулей выскочила на улицу в ночь – поглядеть, что горит.
– Вы ее сначала оглушили по голове. Чем? – спросил полковник Гущин.
– Я себе припасла великолепную короткую биту. – Тамара глядела на него в упор. – Очень удобно. Можно прятать под бомбером.
– С Гулькиной проделали то же самое? Сначала оглушили битой, затем задушили? – Полковник Гущин спокойно выдерживал ее огненный взгляд и продолжал спрашивать: – Вы ее подкараулили на тропе?
– Вышла ей навстречу из леса, когда она кандехала со своими скандинавскими палками. Дура Ната мне страшно удивилась. А я ее шарахнула по башке и задушила. Мы накануне созванивались с Искрой. Я принесла ей свою повинную голову на блюде после размолвки, мол, мечтаю вернуться и продолжать дальше убирать ее говно. А она сказала, что утром навестит Гулькину в Сарафанове по пути в Москву. Считайте, мне снова крупно повезло. Такие совпадения. Я плыла на гребне волны и удачи к своей цели. До Сарафанове я три километра брела пешком через поля. Приехала на автобусе. Машиной своей решила не пользоваться вообще. Меня никто не засек.
– Веревки вы оставляли на месте убийств. А бита где? – спросил полковник Гущин.
– Там, – Тамара сделал неопределенный жест рукой и… улыбнулась ему. Почти нежно.
Клавдий Мамонтов вспомнил, как Гущин сказал, что они не найдут при обыске у нее никаких улик – ни гербариев борщевика, ни его сока, ни фломастера. Ни биты… Она от всего избавилась. Она ведь сразу на кухне вымыла кофемолку, в которой размолола таблетки для «радуги». Не оставила на потом. И сразу сожгла салфетку.
– В деле фигурирует еще одна жертва. Некая Суркова, сельский почтальон, – напомнил полковник Гущин. – Ее убил совершенно другой человек, не вы, но…
– Сдается мне, вы имеете отношение и к этому эпизоду, – весьма туманно изрек Макар.
– Я про нее читала в интернете, – Тамара глянула на него. – Ее нашли в кустах у дороги туристы и сразу выложили все в интернет. Любопытные фотки… Я на них случайно наткнулась, когда… еще только готовилась, обдумывала, взвешивала, прикидывала. Как я буду расправляться с ними… Ножом я бить боялась. Столько крови. И потом они бы страшно орали, а у меня нервы… И вдруг утром открываю в мобильном новости и читаю – задушена в кустах… Фотки, веревка, труп среди трав… У меня как-то все сразу сложилось моментально… Вот как надо! И плюс кавказская история Кантемировых, славный борщевик… Правда, там, на Кавказе, нож фигурировал всегда. Ну, а у меня будет веревка, я их задушу…
– Почему вы так сильно ненавидели Леву Кантемирова, обрекая его в своей инсценировке на роль маньяка-душителя? На моих глазах вы его пытались отравить, потом утопить в ванне. Что он вам сделал? – спросил доселе молчавший Клавдий Мамонтов.
– Ничего он мне не делал, – Тамара пожала широкими плечами бывшей атлетки. – Он глядел на меня словно на пустое место. Не презирал, просто порой не замечал. Есть я, нет меня. Но он же отличный кандидат в маньяки, а? Признайте, – Тамара опять усмехнулась криво, саркастически. – Они все меня старались не замечать. Керим… однажды, правда, заметил, полез ко мне, а когда получил по яйцам, начал делать вид, что я – ноль. Да и мой папаша-художник. Он меня тоже игнорировал.
– Он вас покрывал до самой смерти. Никому не говорил о вашей роли в пожаре в Щелыкове. Даже жене, – ответил Макар.
– Он мог меня официально признать как дочь. И завещать мне наследство – Квартет Шалунов, оказавшийся золотой жилой. Я про него узнала случайно, со стороны. Меня как током тогда ударило! Отец мог бы сказать и отдать его мне. И ничего бы не случилось! Все остались бы живы… ну, может, кроме навозной Мухи! – выкрикнула Тамара. – А он делал вид всю жизнь после Щелыкова, что я вообще не существую. Я однажды, уже взрослой, попыталась объясниться с ним начистоту. А он мне заявил: после пожара, после попытки его убить я ему глубоко противна… А я тогда просто психанула, потому что напилась! Двадцатилетняя девчонка, я клянчила у него немного денег, мне нужно было купить спортивную одежду для соревнований. Он мне отказал.
– К нему на дачу за его старой одеждой для экспертизы ДНК вы залезли тайком, – заметил полковник Гущин. – Сделали исследование?
– Ага, – Тамара опять ему улыбнулась – горько. – Предварительное. Я собиралась его повторить официально. Позже, когда все закончу. Потому что наше родство подтвердилось.
– Какие бы ни были у вас отношения с Искрой, вы прожили бок о бок с ней много лет под одним кровом, – продолжил полковник Гущин. – Даже если она вами помыкала… все же задушить свою хозяйку только для того, чтобы сильнее укрепить подозрения в отношении ее сына… В общем-то чудовищно.
– Надо было как-то заканчивать, обезопасив себя. Я сделала правильный выбор с Искрой – вы же арестовали Левку. Я ломаю голову, где прокололась, дав вам возможность усомниться и отпустить его. Мне вы, конечно, не скажете… А с Искрой… знаете, она бы недолго протянула в своем одиночестве и забвении, безысходности. Наглоталась бы таблеток. Она их скупала пачками про запас, столько нагребла… Они похожи с сынком. Оба не приспособлены к новой реальности, постучавшейся в наши двери. Может, я ей даже оказала великую услугу – отправила ее на тот свет раньше. Или считайте – я принесла ее в жертву обстоятельствам. Как вам угодно.
Полковник Гущин молчал. Клавдию Мамонтову казалось – даже Командор растерян перед лицом ее цинизма и равнодушия. Тамара вперилась в него темным немигающим взглядом. Она вспоминала…
Искра в спальне у зеркала красит губы помадой – той самой, которой Тамара писала на зеркале. Оборачивается и бросает ей небрежно с раздражением: «Глянь, на кого ты похожа! Пижама мятая, карманы оттопырились, камнями, что ли, их набиваешь?»
Нет, не камнями.
Искра затем поняла, что прятала Тамара в кармане. А может, и не успела понять?
Она уже сидела за рулем, готовилась отправиться в Москву поразвлечься. Тамара принесла ей из дома черную накидку. Распахнула заднюю дверь, сделав вид, что кладет накидку на сиденье, поправляет, а сама сунулась глубже в салон, вплотную к жертве.
Выхватила из кармана пижамы веревку и набросила ее на шею сидевшей Искры. Та, хрипя, задыхаясь, сломала ногти, царапая руку Тамары сквозь ткань пижамы…
– Машиной Искры управляли вы сами? – уточнил Клавдий Мамонтов. – По дороге мимо заправки? До обрыва над Окой, где сбросили ее тело?
– Да.
– И потом отогнали машину на карьер и утопили?
– Карьер недалеко от склада товаров для ремонта, – ответила Тамара почти равнодушно. – Когда несколько лет назад на даче кипела стройка и отделывали коттедж заново, Искра меня часто гоняла в Воеводино с поручениями для работяг. Я и на склад заглядывала за товаром. Ездила мимо карьера. Очень удобное место. Высота и адская глубина.
«Все просто, – подумал Клавдий Мамонтов. – Мы ждали сложностей, строили замысловатые конструкции, а дело в простоте».
– Как вы возвращались от карьера домой на дачу? Путь неблизкий, – сказал полковник Гущин.
– Пешком, потом проехала две остановки на автобусе, специально сделала крюк и дальше опять на своих двоих через лес и поля. Очень торопилась. Полиция ведь могла скоро нагрянуть. – Тамара выпрямила спину. – Я много ходила последние полтора месяца. Боялась, что не выдержу – спортивная травма моя со мной всю жизнь. Но сдюжила.
– Столько усилий, страданий, жертв, столько смертей! – не выдержал Макар. – И все ради чего?! Ответьте! Мой разум отказывается принять. Какие-то авторские права! На персонажей мультфильмов! Но это же… фейк! Мираж! Даже не собственность, не деньги, не недвижимость, ради которых убивают из-за наследства. Ну, получили бы вы их по суду, как дочь Авессоломова. А Квартет Шалунов у вас бы никто не купил. Я хочу понять – как вы сами-то себе все представляли?
– Ты… умник. Ты как наш Левик. Родился в богатстве. Живешь на всем готовом. Соришь баблом. В гувернантки себе Гулькину решил пригласить, переводчицу с тремя языками. Что ты знаешь о моей жизни? О моих лишениях? О моей мечте?! – Глаза Тамары сверкнули.
– Какой еще мечте? – Макар повысил голос.
– Отцу сразу предлагали немалые деньги за авторские права. К счастью, его болезнь все пресекла, а то он бы спустил бездарно и Квартет Шалунов, как все прочее раньше, – ответила Тамара. – Гулькина-дура, скорбя о нем, кажется, даже и не поняла: к ней с Квартетом Шалунов перешел Клондайк.
– Какой еще Клондайк? Что вы плетете? – не сдавался Макар.
– Они бы… киношники, издатели комиксов, деляги все равно бы приползли ко мне со своими предложениями, – убежденно, страстно заявила Тамара. – Квартет Шалунов когда-то выдержал семь серий на телевидении. Сейчас оголтело метут по советским сусекам – эксплуатируют старые идеи. Паразитируют на ностальгии. Успех фильма про ушастого киногероя доказал наглядно, какие доходы может принести мультперсонаж. А в Квартете Шалунов их целых четыре. Я могла бы потребовать со студии по два миллиона за каждого плюс еще процент с проката снятого фильма. Моя мечта! Процент с проката. Я бы обеспечила себе безбедную старость. Десятки миллионов на моем счету. А я за свою жизнь у Искры, шантажируемая Мухой навозной, так и не заработала себе на приличный гроб! И ты не смей, умник, говорить мне, что моя мечта – фейк! Ты спрашиваешь, чего я добилась? Всего! Даже сидя в тюрьме по обвинению в убийствах, я остаюсь дочерью Авессоломова, единственной законной наследницей. Квартет Шалунов теперь мой. Родство я докажу. Продам Квартет задорого, найму лучших адвокатов. Отсижу часть срока… и выйду. Юристы вытащат меня, я им заплачу. Остатка денег хватит мне на все – до конца жизни.
Клавдий Мамонтов созерцал ее, орущую, брызгающую слюной, фанатично убежденную. Вспоминал, как она душила Светлану Кантемирову на их глазах, как схватила за ноги Левку в ванной. Как ударила себя в грудь кулаками в кухне.
Полковник Гущин счел ее женщиной-загадкой.
А на взгляд Мамонтова, тайна Тамары состояла в том, что в душе она не являлась просто корыстным расчетливым убийцей. Нет, она тоже была маньяком. Только особенным. Возможно, наиболее опасным – фанатически рациональным. С мечтой.
Глава 46
Вертумн и Помона
Там шелест тисовых кустов Сны о минувшем дне дарует, И голубь шелковый воркует. Ковер душистый из цветов И снег заоблачных вершин Хранят в ночи следы до срока, Источник горный – вкус Востока Струится в кованый кувшин, Там в тот аул ведет дорога, где…
Стихи Гектора Борщова из «Кавказской тетради»,
не прочтенные Кате.