© Степанова Т. Ю., 2023 © Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2023 * * * Глава 1 Покушение Она проснулась глубокой ночью. Ее разбудил не сон, не кошмар, а уверенность, что в ее темной спальне с наглухо занавешенными окнами кто-то есть. Она всегда задергивала шторы в полнолуние, потому что огромная луна, отражавшаяся в глади озера, на берегу которого стоял их дом, не давала ей спать. Луна властно вмешивалась в ее сны, луна околдовывала ее, затягивая в морок — туда, на темное дно озера, где среди ям и коряг обитали чудовища. Так ей казалось с некоторых пор. Во тьме она лежала, затаив дыхание, притворяясь спящей, чутко прислушивалась к каждому звуку ночи — скрип, шорох, чье-то дыхание… И этот звук… Ее лица коснулось нечто липкое и холодное. В первую секунду она подумала — ей кажется. Сон все еще не отпустил ее, она пребывала на грани яви и бодрствования. Однако прикосновение было вполне реальным — холодное, липкое. Что-то ползло по ее голове, по волосам, по лбу, добираясь до глаз, до губ. Она хрипло вскрикнула и рванулась с подушек, рукой сбрасывая с себя нечто нечистое, отвратительное… Включила лампу на столике у кровати и… Она не поверила своим глазам: на подушке — черное пятно. На краю кровати у изголовья — второе черное пятно. Это были две крупные жабы. Электрический свет отражался в их выпученных глазах. Кожа жаб, покрытая бородавками, блестела в неярком свете лампы как лакированная. Она дико закричала от страха. В спальне вспыхнул верхний свет — такой яркий, что на миг она зажмурилась. Вспышка ослепила ее как молния. А когда вновь открыла глаза, то увидела в углу спальни его. Он стоял и смотрел на нее. Внимательно, пристально наблюдал, словно оценивая. А затем его губы тронула торжествующая улыбка. Он наслаждался ее паникой и страхом. Он прятал руки за спиной. Он еще что-то скрывал от нее. И внезапно… Он шагнул к кровати, размахнулся и… Швырнул в нее тяжелый металлический совок, который они использовали для золы из камина. Острый металлический край… Она рухнула навзничь на постель, прямо на отвратительную жабу. Совок с грохотом ударился о стену. Почти теряя сознание от ужаса, чувствуя под щекой шевелящуюся жабу, царапающую лапой ей шею, она успела подумать: «На совке для камина он принес этих тварей ко мне…» Он все рассчитал… Он снова хочет меня убить. Глава 2 Лаврентьева Полковник Гущин наклонился над телом, взялся за рукоятку ножа рукой в перчатке и осторожно потянул на себя. Нож, всаженный в горло жертвы, не поддался. — Удар большой силы, — констатировал полковник Гущин. — Сквозной. Нож пробил горло, повредил шейный позвонок и… вонзился в кухонный линолеум. Он потянул сильнее, выдернул нож. Голова мертвой женщины, пришпиленная к кухонному полу за шею, резко склонилась набок. Клавдий Мамонтов ощутил, как тошнота клубком подкатывает к его горлу. На кухонном полу натекла большая лужа крови, в электрическом свете она выглядела черной. Пахло кровью и… куриной лапшой. Перевернутая кастрюля, сброшенная с плиты, валялась у раковины, куриный бульон смешивался с кровью жертвы, пол усеяла лапша. Макар Псалтырников, стараясь не наступить в лужу своими дорогими кроссовками, придвинулся к Гущину, так и заглядываясь на выдернутый из раны нож, словно на некое невиданное чудо. Однако нож был обычным, кухонным, для разделки мяса. — Из ящика ножик взяли, не с собой принесли, да, Федор Матвеевич? — деловито спросил Макар. — Ничего здесь не трогай и умолкни, — шепнул ему Клавдий Мамонтов. Макар лишь усмехнулся. Все происходящее на месте убийства он воспринимал как великое ночное приключение. Полковник Гущин Макару кивнул — да, нож — орудие убийства, взятое убийцей именно с кухни жертвы. А вот насчет всего остального… Он передал нож эксперту-криминалисту и снова обернулся к трупу. Положил руку на грудную клетку убитой, осторожно все прощупал. — Удар ножом большой силы, — повторил он. — Нанесен, когда потерпевшая уже упала на пол и лежала навзничь. Удар наносился вот так, — он сцепил руки в замок, поднял их над головой и резко опустил. — Чтобы горло пробить и шейный позвонок ей повредить, ударить из положения стоя убийце было трудно. Поэтому, возможно, он… ладно, остальное мы в прозекторской проверим позже. При вскрытии. Клавдий Мамонтов понял, что полковник Гущин не желает осматривать тело женщины, задирая на ее впалой груди застиранную линялую футболку на глазах всей оперативной группы. Последняя дань уважения мертвой… Хотя заслуживала ли жертва уважения? Помимо запаха крови и куриного бульона на кухне витало стойкое застарелое амбре спиртного. Алкоголем разило и от трупа. Полковник Гущин вместе с патологоанатомом обследовали голову убитой. В темных коротко стриженных волосах с проседью — сгустки крови. — У нее помимо ножевой раны черепно-мозговая травма, Федор Матвеевич, — сообщил патологоанатом. — Затылочная область повреждена. — Именно от этого удара она упала на пол. — Полковник Гущин кивнул. — Ее оглушили, напав сзади здесь, на кухне. Когда она лежала на полу, ей нанесли удар в горло ножом. Добили. Нож взяли из ящика и оставили в ране. А вот предмета, которым ее оглушили, — он внимательно оглядел кухню, — я здесь не вижу. — Убийца забрал дубинку с собой? — спросил Макар. — Нелогично как-то. — Молчи ты, — снова прошипел ему Клавдий Мамонтов, потому что… Вся опергруппа, присутствующая на месте убийства, все полицейские подмосковного города Чугуногорска, взирали с великим недоверием и плохо скрытой неприязнью на этого типа — яркого блондина — мажора, красавца в рваных джинсах и потертой модной косухе дорогого бренда, которого полковник Гущин привез с собой на осмотр места происшествия. Первое столкновение «на почве Макара» произошло почти сразу, как только они вдвоем приехали в Чугуногорск, куда полковник Гущин после долгого перерыва в оперативной работе «на земле» выехал на ночь глядя на «бытовое убийство». Во дворе дома жертвы — восьмиэтажки сталинской постройки — их остановили патрульные ППС, не позволяя пройти в подъезд. Клавдия Мамонтова пропустить соглашались, как сотрудника полиции, а вот Макара — нет. А он кто такой? Гражданское лицо? И не здешний житель? Их обоих пропустили лишь после личного звонка Гущина — и у квартиры жертвы их встретил начальник Чугуногорского отдела полиции в крайне раздраженном состоянии. — Ты прикомандированный из Бронниц, — грубо бросил он Клавдию Мамонтову, хотя видел его впервые. — Ладно, пусть. Но это что за личность с тобой? — Мой внештатный сотрудник, мой помощник, — ответил за Мамонтова вышедший из квартиры на площадку к лифту полковник Гущин. — Он в группе по моему разрешению. — Нарушение правил, — отрезал начальник полиции Чугуногорска. — Вы начнете мне, начальнику криминального управления и замначальника областного Главка, читать нотации о правилах службы или станете выполнять мои приказы и свои прямые обязанности по организации на местном уровне раскрытия убийства по горячим следам? — холодно, надменно осведомился полковник Гущин. — С кем работать мне, я сам решу, без ваших советов. И повежливее. Ясно? — Так точно, — во взоре чугуногорского начальника полиции мелькнула неприкрытая злость. Клавдий Мамонтов ждал, чем закончится перепалка. Да, с Гущиным тягаться местный начальник полиции не мог — мало того, что полковник Гущин — шеф криминального управления, он теперь после тяжело перенесенного ковида и ранения еще и зам. начальника Главка по совместительству. Что ж, судя по выражению лица местного начальника полиции, не рискуя открытым столкновением, он, не откладывая, накатает на Гущина тайный рапорт-донос. — Предмет, которым потерпевшую ударили сзади по голове, убийца забрал, — Гущин продолжал внимательно оглядывать кухню. — На эту деталь стоит обратить особое внимание. Клавдий Мамонтов тоже внимательно осматривался по сторонам. Кухня самая обычная — небогатая, ни ремонта продвинутого, ни порядка. Все захламлено. Мебель кухонная обшарпанная. Холодильник весь в наклейках. Затертые сиденья стульев с пятнами жира. Старые нечищеные кастрюли и сковородки. Однако кухня с высоким потолком и весьма просторная. И две другие комнаты квартиры тоже просторные, хотя и захламленные, пыльные, неубранные. В большей по размеру комнате раскладной диван, стенка сорокалетней давности, телевизор, женские вещи разбросаны в беспорядке. Другая комната — тоже с продавленным раскладным диваном, письменным столом, постерами музыкальных групп на стенах. В квартире некогда обитали двое. — Лаврентьева Анна Сергеевна, — полковник Гущин читал переданный ему оперативником паспорт хозяйки квартиры, который обнаружился в шкафу. — Пятьдесят восемь лет ей. Вчера был ее день рождения, кстати, судя по паспорту. Он распахнул холодильник. Полупустой — десяток яиц в коробке, хлебница, упаковка сметаны, сковородка с толстым слоем жира. Сковородку не стали даже мыть, готовясь пожарить на старом жире что-то еще — картошку, яичницу… Сунули в холодильник. Однако кое-что хранилось в избытке — банки дешевого пива и две бутылки водки.