Безмолвная песнь Светлых богов постепенно пошла на спад и затихла. Последняя высокая нота прозвенела под сводом и растаяла. Это был знак для Брайса. Он выступил вперед, вынужденный толкнуть в плечо стоящего перед ним Лорда-мага. Шагнул к алтарю, спиной чувствуя взгляд своего брата, и принял с рук на руки своего сына из рук лорда Глендори. Наступал один из важнейших моментов церемонии. Сейчас он, кровный отец ребенка, должен во всеуслышание объявить имя своего первенца. Лорд-пресвитер забормотал многословную молитву, сопровождавшую эту часть церемонии. Брайс положил младенца на локоть и вдруг подумал, что это ведь первый раз, когда он держит своего сына на руках. В столице, рядом с Катрионой, он так этого и не сделал. И вот теперь в первый раз… В первый и в последний. Что это за идиотская мысль? Откуда она взялась? Что у него теперь, предчувствия полезли, как у деревенской бабы? Что за… – …нарекаю его именем, благословленным Светлыми богами, и имя это… Жрец остановился, взяв паузу, которую обязан был заполнить Брайс. Что ж. Он давно принял это решение. Отступать некуда, и ему плевать, что на это скажет лорд Глендори. Или Яннем. – Алвур, – сказал Брайс. – Нарекаю его Алвур. Духота в зале как будто еще сильнее загустела от пронесшегося по ней глухого ропота. – Что? – Не послышалось?.. – Эльфийское имя?! Недоумение, негодование, недоверие. Гнев. Да, мои лорды, подумал Брайс, эльфийское имя. Его мать когда-то написала это имя рунами и объяснила знаками, как оно произносится. Одно из древнейших эльфийских имен. Так звали ее брата, единственного, кто протестовал, когда Светлый лес принял решение проклясть и изгнать эльфийку Илиамэль, отрезав ей язык и кончики ушей. Но она могла говорить без языка со своим сыном Брайсом. Теперь он произнесет вслух имя, которое она могла только написать. Лорд-пресвитер смотрел на Брайса с немым упреком. Яннем наверняка тоже – и всыплет ему еще нагоняй, когда они останутся наедине. И за то, что выкинул такое, и за то, что не предупредил. А Брайс ответит: «Знаешь, Яннем, мне осточертело обо всем тебя предупреждать и за все оправдываться. За каждый мой проклятый шаг. Словно я – не я, а только твоя бессловесная тень. Словно ты мне тоже отрезал язык и кончики ушей. И я перестал быть собой». Он поднял младенца над головой, слушая торопливое лопотание жреца. Вот и всё. Имя дано, и другим ему уже не быть. Эльфийское имя первому представителю нового поколения правящей династии Митрила, королевства, презирающего нечистую кровь. Подавитесь и утритесь, сволочи. – Это было весьма смело, сын мой, – кривя свою холеную бритую рожу, сказал лорд Айвор. – И весьма неожиданно. – Неожиданно, правда? – усмехнулся Брайс. – Вы действительно не знали, что в жилах вашего внука течет эльфийская кровь? – Вы полуэльф по материнской линии. Если бы у вас родилась дочь и вы решили почтить память матери, это никого бы не удивило, но… – Вы хотите, чтобы я пожалел о том, что уважил ваш дом и выполнил вашу просьбу? – вежливо улыбнулся Брайс, и лорд Айвор наконец заткнулся. Они сидели рука об руку. Будь вместе с Брайсом Катриона, справа от него сидела бы она, отделяя Брайса от своего отца. Так что сейчас ему, кажется, впервые в жизни действительно не хватало жены. Яннем сидел слева, на небольшом возвышении, окруженный двумя кольцами охранников: авраддилы во внешнем круге, личная гвардия короля – во внутреннем. Их с Брайсом, таким образом, разделяло два ряда чужих голов, хотя всю пищу, предлагаемую королю, сначала подносили Брайсу. Он ее, разумеется, не пробовал сам, но тщательно, хотя и быстро проверял на наличие яда или магии Тьмы. Тьмой можно отравить не хуже, чем соком ядовитой плащевки или слюной василиска, а обнаружить ее человеку, который сам никогда не сталкивался с Тьмой, почти невозможно. Какая удача, что Брайс с Тьмой сталкивался, верно? У него было отвратительное настроение. Лорд Айвор гундосил с самого начала пира, с того момента, как они оказались рядом. Это, впрочем, должно было Брайса успокоить – если бы его тесть в самом деле что-то замышлял, то, наоборот, заливался бы соловьем, стараясь усыпить бдительность своего зятя и его брата. Но он жаловался, что в дороге король с ним почти не разговаривал, что в замке даже формально не поблагодарил за гостеприимство, что Корстли наводнен королевскими солдатами, а собственный гарнизон лорда Глендори выдворен за ворота, и прочее, и прочее… Уши вяли и зубы оскоминой сводило, но что Брайс мог поделать? Его снедала тревога за Алвура; он только теперь, после освящения, решился назвать так сына мысленно, а прежде опасался это делать из какого-то глубокого старого суеверия, что мысли могут подслушать злые духи. Или Тьма, крошечная часть которой навсегда останется в нем, надежно запертая. Но кто знает, что бы она сделала, если бы ей удалось подслушать в мыслях Брайса будущее имя еще не освященного младенца… Порой Брайсу казалось, что паранойя Яннема заразна, и он и сам понемногу сходит с ума. От безделья, тоски, а главное – ощущения бессмысленности собственной жизни. Яннем затеял эту поездку, чтобы подставить, оклеветать и арестовать своего врага, и роль Брайса в этом – даже не пособничать, а просто молчаливо стоять рядом, привычно проверяя еду Яннема на яд, а его покои – на враждебную магию. Брайс слушал бубнеж лорда Айвора справа от себя, чувствовал неподвижное присутствие брата, точно каменную статую, по левую руку, и ему хотелось взвыть. И переломать немного мебели, да, как же без этого. Пир шел довольно вяло, хотя и был весьма многочислен. Двести человек из свиты короля, не считая охрану, и столько же приближенных Глендори, рассевшихся по правую руку от хозяина замка в порядке убывания своей знатности и величины лена. Справа от лорда Глендори сидел барон Макснен, за ним виконты Давонтон и Амромби, за ними еще кто-то – Брайс путался в их именах. Эти люди не были ни могучими воинами, ни сильными магами. Их вассалы, составляющие основную боевую мощь Глендори, действительно оказались выдворены за ворота лордом Фрамером еще до того, как король ступил на подвесной мост. Лорду Айвори явно это пришлось не по душе, но что оставалось, кроме как сделать хорошую мину при плохой игре? Они пили вино, прославляли короля, подпевали менестрелям, аплодировали жонглерам и укротителям зверей, водившим между столами медведя и рысь на поводке – словом, обычный скучный пир, один из тех, которые так не любил Яннем, но которые все еще устраивала старая аристократия в своих вотчинах. Много унылых бесед, дрянных развлечений и хорошего вина. Есть от чего уснуть, в самом деле… И когда эта мысль – мысль о сне – скользнула в разуме Брайса, он наконец-то понял, что именно во всем этом ему не нравится. На левой стороне стола, отведенной под королевскую свиту, уже какое-то время было не так шумно, как на правой. Нет, там тоже пели, провозглашали тосты, вяло смеялись. Оттуда тоже летели кости в сторону менестреля, когда тот брал фальшивую ноту, и слышалось гиканье, когда вдоль столов проводили медведя. Но эти привычные для затяжной попойки звуки доносились с левой стороны стола все реже и реже. Брайс внимательно посмотрел туда – и увидел, что люди короля клюют носами. Кто-то уже спал, уронив голову на руки, а руки – прямо в тарелку. Кто-то свалился под стол и вовсю храпел. Нет, кое-кто на стороне хозяина, лорда Глендори, вторил этому благородному поведению – вон, виконт Амромби тоже сполз под стол, а барон Макснен отрубился, ткнувшись лицом прямо в декольте своей жены. Обычный исход попойки на ее третьем часу, но… Брайс обернулся к Яннему, взглянув на брата в первый раз с начала пира – до этого что-то очень уж тошно было. Яннем сидел в кресле прямо, как на троне, положив правую руку на подлокотник, левую – на колено, чуть наклонившись вперед, в невозмутимо-царственной позе, которую занимал всегда на официальных мероприятиях и в которой мог оставаться часами практически неподвижно. Брайсу не хотелось думать, что творится в такие часы в голове его брата. Он подозревал, что Яннем уходит куда-то, в такие места, куда за ним никто не смог бы последовать, да и не захотел бы. Вот и сейчас эта каменная, часами не менявшаяся поза, неподвижное лицо, непроницаемый взгляд – все это отозвалось у Брайса тупой болью в животе. «Что, если они говорят правду, и ты уже безумен? Что, если я пропустил момент, когда еще можно было что-то исправить?» Он подавил волну паники, всколыхнувшуюся в нем при этой непрошеной мысли. Быстро взглянул на лорда Фрамера, стоящего перед королевским помостом во внутреннем кольце охраны: в латах, с ладонью на мече, такой же неподвижный, как и остальные воины. Он сегодня ничего не ел и не пил на пиру. В зале, прежде чем туда вошел король, обыскали каждую щель. И есть же еще авраддилы, доказавшие способность улавливать любую угрозу, направленную на их господина… На их господина. Только на него. Но не на его вассалов. Еще один из членов королевской свиты сдавленно хрюкнул и рухнул рожей в салат. Брайс метнулся взглядом вдоль стола. Еще один, и еще… Они засыпали. Проклятье, все люди короля в этом зале засыпали один за другим – не отравленные, просто мягко и аккуратно усыпленные… Брайс проверял свою пищу и пищу короля, но он не мог проверить каждую тарелку и каждый кубок. Он рывком встал, кладя ладонь на меч. Лорд Фрамер молниеносно повернул голову в его сторону, и лишь мгновением позже, очень спокойно, повернулся Яннем. Они встретились глазами. Брайс набрал воздуху в грудь, чтобы выкрикнуть: «Измена!» – то самое, в чем Яннем, казалось бы, подло и безосновательно собирался обвинить его тестя… Если у вас паранойя, это еще не значит, что за вами не следят – так вроде говорится? Он не успел закричать, потому что тут всколыхнулись авраддилы. Брайса окатила волна облегчения – эти парни и впрямь хороши, они все время настороже, – но уже через секунду он понял, что слишком поторопился радоваться. Авраддилы все, как по команде, развернулись не к королю – а к окнам, прочь от него. Брайс решил, что, видимо, оттуда и будет исходить угроза, обнажил меч – и тут учуял запах дыма. Запах гари, вонь жженой соломы и паленой плоти. И сразу за этим – дикое ржание испуганных лошадей. Горели конюшни, в которых авраддилы поставили своих коней. – Пожар! – закричал кто-то, сидящий ближе всех к окну. Люди повскакивали с мест – те, кто был еще на это способен, и Брайс с нарастающим ужасом увидел, что почти вся свита короля так и осталась похрапывать на столе и под ним. Авраддилы сгрудились, теснее смыкая кольцо, дергая головами, беспокойно оглядываясь и хрипя, словно они сами – испуганные кони. На это и сделан расчет, запоздало понял Брайс. Магическая связь даргорийских воинов друг с другом идет через их коней. Если запереть коней в конюшне всех сразу и поджечь ее, авраддилы не смогут думать ни о чем другом – для них это все равно как если бы заперли и подожгли их самих. Хорош подарочек от досточтимой леди Ингёр, ничего не скажешь. – Измена! К оружию! – все-таки закричал Брайс, ногой отталкивая стул в сторону тоже поднявшегося лорда Глендори. Тот смотрел на Брайса и улыбался, смущенно, почти виновато. И со всем презрением, какое старый митрильский аристократ может испытывать к нечистой крови. – Алвур. Надо же, – негромко сказал лорд Айвор. – Обязательно сменю ему потом имя на другое. Более добронравное. Брайс взмахнул мечом, но перед глазами почернело от бешенства, и искалеченные пальцы ослушались. Удар прошел мимо, лорд Глендори уклонился с легкостью, неожиданной в плотном мужчине его возраста – впрочем, Брайс знал, что его тесть в отличной физической форме. Но прежде чем лорд Глендори обнажил меч, Брайс одним прыжком вскочил на королевский помост, растолкав бессмысленно топчущихся авраддилов. Кольцо латников при виде Брайса разомкнулось, пропуская его к королю – он был единственным, кого они не убили бы в такой ситуации. Яннем все еще сидел в кресле, словно никуда не торопился. Его лицо посерело, но выражение его оставалось неизменным: холодным и отсутствующим. Хотя он, безусловно, понимал все более чем хорошо. – Держись рядом, – процедил Брайс, хотя в этом не было необходимости. Не выпуская из руки меч, хотя и осознавая его мучительную бесполезность, он торопливо сплел защитную сеть, окутывая ею помост. То есть только себя и Яннема. Пять лет назад, после озера Мортаг и ущелья Смиграт, но до сражения с источником Тьмы, Брайс без труда смог бы увеличить купол настолько, чтобы под ним оказались и гвардейцы, и даже авраддилы. Но не теперь. Больше нет. Так что он мог лишь стоять рядом с братом в этом временном убежище и бессильно смотреть, как свита лорда Глендори – все эти рыхлые, мягкотелые виконты, бароны, лендлорды, – все как один встают, обнажают мечи и преодолевают расстояние, отделяющее правую сторону пиршественного зала от левой. Люди короля, еще не успевшие уснуть, удивленно поднимали головы и так же удивленно хрипели, когда кровь из перерезанных глоток хлестала в их собственные винные кубки. Их перебили, как свиней, меньше чем за минуту. Запах пожара становился тем временем все сильнее. За окном стелился черный дым. Авраддилы низко, протяжно выли, но это было не то гипнотическое гудение, которым они поразили сердца злоумышленников день назад по дороге в Корстли. Теперь это был единый вопль скорби, рвущийся из двадцати четырех глоток. Их кони погибали, горели заживо, они и сами горели заживо. Но не отступали. Сцепились – левая рука на правом плече стоящего рядом, – обнажили мечи, оскалили зубы. Брайс не ощущал сполна исходящие от них волны магии, чувствовал за этим лишь бурную, хаотичную силу, как прибой, и такую же непостоянную. Но эта сила все же показала себя, когда убийцы покончили со свитой короля и развернулись к помосту: двести вооруженных мужчин против тридцати гвардейцев и двадцати четырех авраддилов, не так уж и плохо… Было неплохо, пока на них не обрушилась сшибающая с ног волна, похожая на порыв жаркого ветра. Боевая магия. Проклятье, Брайс не знал, что у лорда Глендори есть свои боевые маги. Он совершил отчаянный ментальный бросок, пытаясь определить источник этой силы, чувствуя, как пылает у него лицо и, кажется, дымятся волосы и брови, несмотря на окружающий их с Яннемом защитный купол. Он смог понять лишь, что источник этой атаки находится где-то вовне. Воздух вокруг королевского помоста накалился. Кожа полуголых авраддилов пошла ожогами, а закованные в стальные латы гвардейцы под предводительством Фрамера закричали, корчась в своих раскаляющихся латах, заживо поджариваясь в них, как свиньи в чугунных котлах. – Брайс. Нам надо уходить, – сказал Яннем. Он наконец встал. Его мантия и корона лежали на кресле – он сбросил их так легко, словно они давно его тяготили и он рад поводу наконец от них избавиться. Костюм под мантией был неброским, почти простым, темных тканей и удобного, не стесняющего движения покроя. Это было хорошо – не хватало ему в такой момент запутаться в проклятом королевском одеянии. И без того запутались, как зайцы в силке. Брайс снова окинул взглядом зал, пытаясь оценить обстановку. Это было трудно, потому что он все еще удерживал купол, хотя и понемногу его сжимая, на это уходили всего его силы. Вот королевская свита, двести мужчин, валяющихся на полу и поперек столов, они все мертвы. Вот двести человек лорда Глендори, пока еще поодаль, в стороне от сгустка горячего воздуха, который наслали их маги. Вот они кидаются вперед, на авраддилов, взмахивают мечами – и начинается бойня. Сотня против двадцати пяти. Брызги крови веером разлетаются на стенах, на полу, на поверхности защитного купола, который еле-еле удерживает Брайс; в воздух взлетают отрубленные руки, ноги, головы, подскакивающие, словно мячи; хрипы, вой, вопли – но кричат и вопят не авраддилы. Даргорийские воины-маги, наконец оправившись от нанесенного им удара и перестроившись, не замечая волдырей на своих голых плечах, бьются, как львы. А вот отряд гвардейцев, они корчатся, стонут, теснятся, вставая вокруг короля и его брата живой стеной раскаленной стали. Фрамер хрипло выкрикивает приказы – похоже, он не пострадал или способен драться, даже наполовину изжаренный… – Брайс, – настойчиво повторил Яннем. – Сделай что-то, или мы оба тут умрем! В его голосе так и не прорвалось паники: нет, это прозвучало как приказ, гневный и нетерпеливый. Никакого страха, только злость. На вероломных предателей – и на себя самого за то, что своим тщеславием сам завлек их в эту ловушку. «Но ведь и я виноват, – мелькнуло у Брайса, – я же сам ему предложил…» – Ваше величество! Уходите! – проревел Фрамер, вращая перед собой двуручным мечом и круша им буквально в капусту тех, кто рисковал к нему приблизиться. Но толпа напирала, врагов было много, и они оказались подготовлены лучше, чем Брайс ожидал. Наверняка среди них большая часть – не изнеженные лендлорды, а переодетые в их одежды солдаты и офицеры гарнизона. А лендлорды в безопасности за стеной, ждут, чем закончится этот кровавый переворот, затеянный их вождем… Авраддилы падали один за другим. Медленно, забирая с собой по десятку врагов. Но они не были полубогами. Хотя смотреть на то, как они бьются, было приятно. Это было… красиво. «Очнись, дурак», – заорал Брайс на себя и, вздрогнув, вскинулся. Защитный купол сузился до размера не более трех футов: Брайс и Яннем стояли внутри него, словно замурованные. Стоит любому из них сделать два шага, как он окажется за пределами круга, и через миг его собственная голова полетит с плеч. Бойня переместилась уже к самому краю помоста, все авраддилы были мертвы, и Брайс успел уловить затухающую искру их общей, воедино слитой магической ауры, когда погиб последний – словно затоптали последнюю искру долго и ярко пылавшего костра. Латники Фрамера еще дрались, но и их осталось не больше полудюжины. Брайс бросил взгляд на окно. Слишком далеко… или нет. Но что дальше? Он судорожно припомнил, что там, во дворе: внизу конюшни и сарай, а прямо… да, прямо напротив окон – башня донжона. Последнего оплота и приюта осажденных защитников крепости, куда они отступают, когда уже все кончено, чтобы там ждать чуда, надеяться на переговоры или умереть от голода… «Вот это настоящий каменный гроб. И даже не передвижной», – успел подумать Брайс, но не позволил этой мысли развиться – отчаяние его только ослабит. – Фрамер, дайте мне две минуты! Мне нужно время! – закричал он, и двуручный меч завертелся, как лопасти ветряной мельницы. Зал огласился чудовищным ревом, от которого волна нападающих ненадолго откатилась назад – лорд Фрамер, служивший трем королям, собирался как можно дороже продать свою жизнь. «Мне не хватит двух минут», – подумал Брайс и стал колдовать. Он сто раз сплетал этот мост, над ущельем в Бергмаре и не только. В том числе и после сражения с Тьмой. Он не сомневался, что вес двоих человек мост удержит. Вот только нужно было не только сплести заклинание левитации, но и продолжать при этом удерживать защитный купол над ним и Яннемом. – Возьми меня за плечи. Двумя руками. Не отпускай, – прохрипел Брайс. Он бросил меч, ставший теперь бесполезным, и сложил вместе пальцы горстью – целые на левой руке, обрубленные на правой, – глядя на мелкие синие искры, взблескивающие под побелевшими ногтями. Руки брата тяжело опустились ему на плечи сзади. Брайс закрыл глаза и глубоко вдохнул, нащупывая его ауру, как делал когда-то вблизи источника Тьмы, куда они шли вместе. Яннем неспособен к магии, в нем не было даже искры силы, так что Брайс не мог хотя бы подпитаться от него. Но он пытался связать их между собой хоть как-то, ненадолго слить в единое целое, чтобы облегчить этот переход – проще пройти по воздушному мосту одному, чем тащить на спине еще кого-то. На мгновение он увидел мысленным взглядом странную картину, очень яркую и четкую: мертвый ручей с растрескавшимся дном, выложенный клочьями высохшего ила, в котором копошились отвратительные насекомые, то ли жуки, то ли пауки, выползающие из трещин. Он не знал, его ли этот образ или Яннема – скорее, его: так вполне могла проявлять себя запертая в глубине его сущности Тьма. Образ пропал, и Брайс, тряхнув головой, выпустил из пальцев тонкую паутину (паутина, пауки…), которая потянулась в окно, расширяясь и укрепляясь. Тонкий, как нить, но крепкий и надежный мост соединил то место, где они стояли, и донжон снаружи, за окном. Брайс услышал хруст доспехов, вминающихся в чей-то череп, крушащий плоть и кости под собой. Фрамер? Он не знал, да это уже и не имело значения: оборачиваться было некогда, и он ничем не смог бы помочь. – Не разжимай руки, – сказал он, и они полетели. Кем бы ни были боевые маги Глендори, похоже, все свои силы они истратили на атаку жаром. Брайс услышал крики сзади и внизу, когда они с Яннемом вылетели из окна, точно две сцепившиеся крыльями птицы – или снаряд из катапульты, так, пожалуй, точнее. В них посыпались стрелы и боевые заклятия, но, к счастью, слабые, отскочившие от защитной оболочки и осыпавшиеся вниз. Брайс успел заметить небольшое окно в нижней части донжона – узкое, почти как бойница… боги, а протиснемся ли мы туда вообще? Но это было единственное окно в донжоне, на уровне третьего яруса. Брайс круто выгнул мост, зашвыривая его дальний конец прямо в окно. На фут мимо – и они попросту расшиблись бы насмерть о каменную стену донжона. Брайс почувствовал, как Яннем дернул его сзади за плечи, словно всадник, натягивающий удила понесшего коня. И едва не зарычал от ярости – но поддался этому направляющему движению, и они влетели точно в окно, рухнув на дощатый пол. Брайс сел, не тратя времени на то, чтобы подняться на ноги. Стиснул руки в замок, хрипло выкрикивая заклинания: грубо, наспех, как попало. Не было времени, совсем: к донжону уже бежали, дверь всего в двух лестничных пролетах от них, вот-вот распахнется и… Она не распахнулась. Брайс запечатал ее магическим запором: и эту дверь, и единственное в донжоне окно. Крепко, наглухо, как воском залепляют рот и уши мертвеца, прежде чем опустить его в землю, чтобы он не слышал нашептывания темных сил под землей и не мог им ответить. Брайс упал навзничь, ничего не видя от пота, заливающего глаза. Потом с трудом перевернулся на бок, и его вырвало. Печати, которые он поставил, не требовали от него постоянной траты сил для их поддержания – и это была хорошая новость. Плохая новость заключалась в том, что он не имел ни малейшего представления, как их снять.