«Что же нам делать? — думала она, а между тем даже двое самых маленьких львят, пребывающих в блаженном неведении обо всём, что произошло, начинали бороться. — Мы не можем позволить гиенам захватить наши земли. Они уничтожат всё… и всех». — Сараби? Посмотрев вниз, Сараби увидела, что перед ней стоит Нала. Из глаз маленькой львицы текли слёзы. Сараби — не единственная, кто потерял Симбу. Бедная Нала лишилась лучшего друга. — Моя королева, что имел в виду Шрам, говоря о «новой эре»? — спросила малышка. — Гиены остаются? Вздохнув, Сараби нежно коснулась носом головы Налы. Это движение, которое она сотни раз проделывала с Симбой, вызвало в её сердце острую боль. Львица вдохнула запах логова и водопоя, пропитавший мех Налы и так похожий на аромат Симбы. Такой похожий и при этом совершенно другой. Как и всё остальное сейчас. — Если честно, я не знаю, Нала, — сказала Сараби, подняв голову. Она встала и вернулась к выходу из логова. Снаружи гиены уплетали еду, оставшуюся от последней охоты львиц. Ей было слышно, как они рычали и щёлкали зубами, дерясь за остатки. Львы никогда не щёлкали зубами и не рычали. Они убивали, когда это было необходимо, и делили всё поровну. — Я думаю, Шрам верит, что мы сможем жить вместе с гиенами, — продолжила она. — Но львы с гиенами никогда не могли жить в мире… — Муфаса бы никогда не позволил этому случиться, — осторожно промолвила Нала. — Мне его не хватает. — Мне тоже, малышка. Нам всем. — Что же делать? — Нала вся сжалась. Несколько старших львят подошли ближе, желая услышать, что скажет королева. Глядя на них, Сараби в каждом видела Симбу. Она не могла их подвести. Им нужно было хоть в кого-то верить. Это то, чего хотел бы Муфаса и чего заслуживал бы Симба. Подняв голову, она уверенно произнесла: — Мы будем сильными. Мы не позволим гиенам захватить наши земли. Шрам хочет этого, но этому не бывать. Она замолчала. Львица не доверяла Шраму. Она помнила тот взгляд в его глазах, когда он сказал, что Муфасы и Симбы больше нет. Казалось, ему просто не терпелось поведать ей обо всём. А потом он ещё посмел намекнуть, что она может быть его королевой. Никогда! Только Муфаса останется в её сердце до конца жизни. Хоть его слова и звучали искрение, а провозглашение славного будущего казалось многообещающим, в душе Сараби знала правду. Прибытие гиен на Скалу Предков было только началом. Всё станет только хуже. И её обязанность как королевы прайда сохранять спокойствие и защищать львов до последнего вдоха. — Я не знаю, что произойдёт, — наконец сказала она. — Но обещаю, что приложу все усилия, чтобы не допустить беды. Пусть гиены думают, что они победили. Пусть Шрам верит, что мы примем его «будущее». Но мы должны держать головы высоко поднятыми и внимательно слушать. — Она посмотрела на старших львиц. — Когда он попросит нас охотиться, не стоит стараться. Лучше голодать, чем кормить этих паршивых гиен. Никогда и никуда не ходите одни. Сейчас мы нужны друг другу больше, чем когда-либо. Львицы согласно закивали. Сараби нежно им улыбнулась. Они все страдали от потери. И всё же они до сих пор здесь и всё так же сильны. В очередной раз выглянув из логова, она уверенно кивнула: — Я обещаю вам. Скала Предков всегда будет нашим домом. «По крайней мере, я на это надеюсь, — подумала она, смотря на мирное безоблачное голубое небо, в то время как внутри её бушевала буря. — Потому что после всех моих потерь я не могу потерять ещё и дом». ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Каждая косточка в теле Симбы болела. В голове что-то стучало, глаза опухли. Беспощадное солнце жгло спину, и он больше не двигался, потому что везде вокруг была только твёрдая иссушенная земля, и идти ему было некуда. Казалось, он лежал там уже много дней. После падения с обрыва львёнок просто развернулся и побежал куда глаза глядят. У него была лишь одна цель: убраться как можно дальше от гиен. Вскоре трава саванны сменилась мягким песком, который, в свою очередь, сменился бесконечным морем засохшей коричневой грязи. Нигде не было ни намёка на тень. Он шёл без воды и пищи, продвигаясь вперёд мучительно медленно, в то время как его мысли лихорадочно метались. В разум прорывались образы падающего с обрыва отца. Он видел полный ужаса и отвращения взгляд Шрама. Его голову сотрясал стук копыт антилоп гну. И в перерывах между этими видениями он воображал свою мать. Представлял, как её глаза наполняются слезами, когда она узнаёт о смерти Муфасы, а потом её гнев, когда она понимает, что её собственный сын — причина смерти короля. Уже одна эта мысль заставляла Симбу продолжать идти. Он никогда не сможет вернуться, он всех подвёл. Но теперь львёнок был уверен, что о возвращении нет смысла и думать, ведь, похоже, он умрёт прямо здесь. Над ним уже хлопали крыльями грифы-стервятники. Они всегда появляются, когда животное близко к своему концу. Предвестники смерти. Хлопанье зазвучало ближе, а потом Симба услышал, как птицы приземлились неподалёку от него. Когда они начали его окружать, львёнок попытался открыть глаза, но малейшее движение вызывало боль по всему телу, и он решил сдаться, оставив веки, обеспечивающие темноту и спасающие от ослепительного света, опущенными. Потом он внезапно услышал, как грифы беспорядочно заметались и принялись звать друг друга. Через несколько мгновений раздался стук копыт, и земля легонько задрожала. Перед тем как он окончательно впал в забытьё, Симбе послышался громкий голос. Последнее, что львёнок запомнил перед тем, как скользнуть в темноту, был чей-то крик: «Бей стервятников!» * * * Пумба сделал шаг назад. Бородавочник любил разогнаться, прежде чем как следует напугать стервятников. Опустив голову, он громко фыркнул и подождал, пока птицы успокоятся. Будет веселее, если соберётся побольше грифов. А если Пумба что-то и любил, так это веселье. Вообще-то они с его другом Тимоном любили веселье больше всего на свете. Именно поэтому они и были такими хорошими друзьями, несмотря на то что Пумба — бородавочник, а Тимон — сурикат. И, как любил повторять Тимон, Пумба — это мускулы, а он сам — мозги. Несмотря на различия, они были отличной командой. Увидев, что время пришло, Пумба ударил копытом о землю и бросился на стервятников. Когда он в них врезался, пыль и перья взлетели в воздух вместе с птицами. Пумба снова радостно закричал. — Подумать только, я сегодня проснулся и не знал, чем себя занять, — сказал он. — И глянь-ка, как всё повернулось! Тимон, восседавший на спине Пумбы, подскочил. Его большие глаза, очерченные чёрным, нервно бегали туда-сюда. Он всегда ожидал какого-нибудь подвоха. Все сурикаты такие. Если эти существа не находились в безопасности под землёй, то всегда очень сильно нервничали. А Тимон нервничал больше остальных. А также он всегда был голодным и вечно думал о еде. — Яйца есть? — нетерпеливо спросил Тимон, глядя на то место, где несколько птиц всё ещё лежали в обмороке. — Пожалуйста, скажи мне, что яйца остались! Ты же говорил, что, если как следует их напугать, они непременно снесут яйца. Пумба разочарованно покачал головой: — На этот раз никаких яиц. Но потом замолчал, склонив голову набок. За стервятниками оказалось что-то ещё. Бородавочник прищурился, пытаясь понять, что это. Наконец он разобрался: — Смотри-ка, Тимон. Там маленький жёлтый комок меха. — Я всегда мечтал о комке меха! — воскликнул Тимон, захлопав в ладоши. Заставив Пумбу подойти ближе, Тимон посмотрел на странный предмет. — И он как раз моего размера! Пока они смотрели на шар, Пумба подозрительно засопел. Было в нём что-то… не то. Он не вполне мог понять, что. А потом разобрался. — Подожди-подожди… У этого комка четыре ноги и хвост. Тимон пожал плечами. — Мне плевать. Я голый сурикат. Ночи холодные. Этот мех мой! — Тимон, знаешь, мне кажется, что он живой, — продолжил Пумба, не сводя глаз со своей находки. Судя по всему, комок меха дышал. Качая головой, Тимон спрыгнул со спины Пум- бы и подошёл ближе. — Живой? — повторил он. — Нет-нет-нет, он не должен быть живым. Потому что если этот комок меха живой, то… Наклонившись, Тимон поднял лапу лежащего существа и тут же завопил, как будто его ужалили: — Лев! Беги, спасайся, Пумба! Беги! Он быстро забрался обратно на спину кабана и скрылся из виду. Но Пумба не побежал. Он даже не отступил. Вместо этого бородавочник придвинулся ближе. Опустив голову, он улыбнулся. — Тимон, это всего лишь львёнок. — Его голос стал мягким и сентиментальным. — И он такой милый… Тимон снова спустился вниз. — О да, просто прелесть. — Его голос был полон сарказма. — Огромный монстр, который выпьет мою кровь. Мы будем звать его… — он сделал паузу для драматического эффекта, — Пожалуйста- не-ешь-меня! Не обращая внимания на вопли истеричного друга, Пумба продолжал смотреть на львёнка. Потом оглядел пространство вокруг. Они находились на окраине пустыни, в милях от того места, где обитали львы. Нигде вокруг больше никого не было видно. — Он совсем один, — грустно Пумба произнес. Но тут ему в голову пришла прекрасная мысль. — Давай его оставим? Обещаю гулять с ним каждый день! Буду купать его, кормить с рук и всё такое… Тимон поднял палец, останавливая Пумбу на середине предложения. Он видел своего друга таким взволнованным и раньше. Один раз сурикат даже позволил Пумбе принести домой жука, когда тот очень сильно просил. Но всё закончилось плохо. И он сомневался, что в этот раз будет по-другому. — Кормить собой? — поинтересовался сурикат. — Он тебя съест, а потом использует меня в качестве зубочистки! — Хорошо иметь среди друзей хищника, — заметил Пумба. — Когда он вырастет большим и сильным, он станет нас защищать! — Никогда не слышал ничего глупее! — возразил Тимон. — Станет нас защищать… — Он засмеялся, схватившись за живот. Но потом внезапно остановился и посерьёзнел. Поразмыслив пару мгновений, он радостно воскликнул, будто это только что пришло ему в голову: — Слушай! А что, если он будет нас защищать? Иметь при себе ручного свирепого льва — не такая уж и плохая идея! Пумба запрыгал от радости. Не обратив внимания на то, что Тимон присвоил его идею (возможно, даже этого не заметив), он радостно посмотрел на львёнка. — Значит, мы можем его оставить? — с волнением уточнил бородавочник. — Конечно, мы оставим себе этот комок шерсти! — ответил Тимон. — Разве не отличная мысль? В этот момент глаза львёнка широко распахнулись. Тимон пискнул и запрыгнул на спину Пумбе. Становиться чьим-то утренним перекусом у него желания не было. Безопаснее подождать в сторонке и посмотреть, что будет… * * *