В этот день, когда опять Мудрость напроказила. В разрушенье заигралась, Все пути разрушила, Но вернется – будем рады, Хоть она не слушалась. «Возможно, не шедевр, но весьма неплохо для того, что вовсе не человек и засунуто в транспортное средство размером с океанскую яхту. Зрители могут рискнуть и высказать догадку, какое из стихотворений написала машина, а какое – живое существо, и сообщить нам об этом, отправив сообщение на номер, указанный под моим пальцем. Через час мы подведем итоги, подсчитав верные и неверные ответы, и сообщим их… вам напрямую». 5 Инспектирующий: «Нам все еще далеко до конца этого списка. Рассматриваемые нами дела охватывают много веков… Я не знаком с преступлениями этих троих». Служитель: «Один из них – Хирам Сапирштейн, другой – Клаус Шиллер, третий – Мартин Борман». Инспектирующий: «Я помню господина Бормана. Вы уже были на этом суде, не так ли?» Борман: «Да». Инспектирующий: «За посягательство на своих сородичей». Борман: «Да». Инспектирующий: «В каком преступлении он обвиняется на этот раз?» Служитель: «Грубое нарушение законов ада, сир». Инспектирующий: «Но эти двое других… они более современные?» Служитель: «Люди, сир, из двадцать первого века». Инспектирующий: «Люди были созданы, чтобы обучаться быстро, а не веками, как ангелы и демоны. Разве они еще не усвоили урок?» (Нет ответа.) Инспектирующий: «Боюсь, у нас не найдется пыток, соответствующих преступлениям подобного рода. Не говоря уже о месте. Отправьте их обратно». Служитель: «Сир?» Инспектирующий: «Отправьте их обратно к их сородичам. Пусть живые найдут, как лучше наказать своих злодеев. Откройте врата Ада и изгоните обреченных на муки, одного за другим!» К полудню мадам де Рош устала, и ее паства убралась из дома, кроме Феттла, которого она попросила остаться. В двенадцать тридцать в старом доме с каменными стенами воцарилась тишина. Мадам де Рош приказала своему арбайтеру принести им по стакану чая со льдом. Гладкая черная машина отправилась на четырех паучьих ногах через столовую на кухню. – Вы не опубликовали чего-нибудь нового, Ричард? – спросила мадам, когда они сидели на веранде, глядя на пыльный зелено-серый каньон за домом. – Нет, мадам. Я пишу не для публикации. – Да, конечно. Подначивает меня. Как мило. – Ваша история произвела впечатление. Мы все любили Эмануэля Голдсмита. Я была с ним хорошо знакома, когда мы были моложе, когда он писал пьесы. Вы знали его тогда? – Нет, мадам. Я был говноработником. А с ним встретился тринадцать лет назад. Мадам де Рош кивнула и покачала головой, нахмурившись. – Пожалуйста. Мы оба помним дни, когда речь была культурной. – Прошу прощения. – ЗОИ уверены, что Голдсмит – убийца? – Похоже, что так, – сказал Ричард. Она приняла задумчивый вид, позволив рукам успокоиться на плетеных подлокотниках своего «павлиньего» кресла. – Было бы крайне любопытно – Эмануэль-убийца. Мне казалось, это всегда в нем присутствовало, но мысль представлялась безумной. Я никогда этого не говорила… до этой минуты. Вы были его приверженцем, не так ли? Восхищались некоторыми из его женщин? – Я был льстецом, мадам. Восхищался его творениями. – Значит, вы впечатлены. – Удивлен. – Но не опечалены? – полюбопытствовала она. – Если он сделал это, то я на него чрезвычайно зол. Он предал всех некорректированных. Он был одним из наших великих. Нас будут преследовать до самой смерти, наши стили деградируют, работы – отвергнуты. – Это плохо. Ричард кивнул почти с надеждой, словно предвидя тяжелые испытания. – Эта зои-трансформант, с которой вы познакомились… Не негроид, сказали вы, но черная. – Отчасти восточные черты, мадам. – Черная мстительница. Я хотела бы как-нибудь встретиться с этой женщиной… Элегантная, уравновешенная, я полагаю? – Весьма. – Из корректированных? – Я бы сказал, да. В ней ощущался дух Комплексов. – Было время, когда работа в полиции – то, что теперь делают защитники общественных интересов, – была низкооплачиваемой, низшего класса. – Я помню, мадам. – Вероятно, им нравится иметь дело с теневой стороной. – Эмануэль жил в третьем крыле Первого Восточного Комплекса, мадам. Она кивнула, припоминая. – Меня не огорчит, если его поймают и осудят, – сказала она голосом легким, как пух. – Он никогда не был одним из нас. Некорректированный, конечно, но натуралам это не требуется. Никто из нас не натурал, дорогой. Мы просто некорректированные. Знак нашего пародийного протеста. О нет. Эмануэль позорит гораздо более высокую категорию, чем наша. Мадам де Рош отпустила его, и он пал духом сразу, как вышел за дверь. Все в большей степени я никто, когда один. Одиночество – дурная компания. Ричард прошагал ярд туда, ярд сюда по вспученному корнями бетону. Через пять минут после сигнала от его бипера другой небольшой округлый белый автобус прожужжал по эвкалиптовой аллее и раскрыл широкие двери. – Место назначения? – спросил автобус приятно андрогинным голосом. Люди. Место, где можно расслабиться. Ричард указал адрес в Глендейле на Пасифик, на авеню, заканчивающейся в теневой зоне у Третьего Восточного Комплекса. Литературный салон, где можно взять домашнего пива, а самое главное, где он будет не один. Возможно, он снова сможет рассказать историю о максимальном эффекте максимального очищения. Черная мстительница. Поработай над этим. – Один час, – сказал автобус. – Так долго?