Часть 25 из 47 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Странное заявление. С одной стороны, в нем не чувствуется особой любви ко мне, но и подвоха не ощущается тоже. С одной стороны, задевает то, что Кардан открыто восхищается моей беспощадностью и бессердечностью, но, с другой стороны, доставляет удовольствие то, что он вообще мной восхищается. В принципе. Ему хочется, чтобы я была рядом с ним, но, быть может, он меня и как-то по-другому хочет? Желать от него чего-то большего – это просто чересчур.
– Но теперь, когда ты, как Верховная королева, снова в силе, я не буду предпринимать ничего существенного. Так что если я погублю корону и трон, то сделаю это просто по невниманию.
Эти слова вызывают у меня смех.
– Значит, вот какое ты нашел себе оправдание? Будешь предаваться разврату, лишь бы не сделать что-нибудь, из-за чего может исполниться какое-то дурацкое пророчество?
– Совершенно верно. – Он берет меня за руку, и улыбка на его губах гаснет. – Хочешь, я извещу Совет о том, что ты встретишься с ними как-нибудь в другой раз? Для меня будет в новинку передать им твои извинения.
– Нет. Я готова к этой встрече. – Голова у меня идет кругом от всего, о чем мы только что говорили. Моя рука испачкана в позолоте. Когда я смотрю на Кардана, вижу остаток золотой пудры, размазанный у него на щеке в том месте, куда я влепила пощечину. Я не могу перестать глядеть на это пятно, не могу перестать думать о том, как смотрел на меня Кардан, перехватив мои пальцы. Только этим можно объяснить то, что я просто не замечаю того, как он ведет меня назад в свои комнаты, которые, как я полагаю, после нашей свадьбы могу также считать и своими тоже.
– Они здесь? – спрашиваю я.
– Думаю, это нужно считать своего рода засадой, – усмехаясь уголками губ, сообщает мне Кардан. – Они ужасно любят совать свой нос в чужие дела и просто не представляют себе, что могут пропустить что-то важное, включая ход выздоровления ее королевского величества.
Представляю себе, как ужасно было бы проснуться в окружении членов Живого Совета, когда я еще лежала в постели – помятая, грязная и обнаженная. Решаю не подавлять проснувшийся во мне гнев, надеюсь, что он только поможет мне держаться достаточно властно и высокомерно.
В комнате вижу дремлющего, сидя на полу перед камином, придворного шута Фалу. Остальные члены Совета – Рандалин с его бараньими рожками, Бафен, задумчиво поглаживающий свою синюю бороду, зловещего вида представитель Неблагого Двора Миккель и представительница Благого Двора, насекомоподобная Нигуар – сидят на стульях и явно раздражены затянувшимся ожиданием.
– Королева сенешаль, – вскакивает на ноги шут Фала и отвешивает мне глубокий поклон.
Рандалин бросает на меня сердитый взгляд. Остальные начинают подниматься на ноги. Мне становится очень неловко.
– Не надо, не вставайте, – говорю я. – Оставайтесь там, где сидите.
Отношения у меня с советниками всегда были напряженными. Когда я была сенешалем Кардана, мне частенько приходилось отказывать им в аудиенциях у короля. Подозреваю, что они считали моей главной заслугой, за которую я получила эту должность, умение лгать от его имени.
Не сомневаюсь, что они точно так же не считают меня мало-мальски пригодной и к моей новой роли королевы.
Но прежде чем они смогут это сказать, начинаю во всех деталях описывать им лагерь Мадока. Восстанавливаю по памяти морские карты, которые я видела в штабной палатке, и перечисляю все соединения, готовые воевать на его стороне. Рассказываю о том, что мне довелось увидеть в кузнице Гримсена. В этой части меня дополняет Кардан, вспоминает еще несколько деталей и предметов.
Количественный перевес на стороне армии Эльфхейма. И независимо от того, могу ли я полагаться на силу земли, знаю, что Кардан на нее точно может рассчитывать. Разумеется, по-прежнему остается открытым вопрос с мечом, который кует Гримсен.
– Дуэль? – говорит Миккель. – Возможно, он спутал Верховного короля с кем-то более кровожадным. С вами, например.
Слышать такие слова от него вовсе не оскорбительно.
– Ну, ведь Джуд спуталась с самой Гримой Мог, – замечает Рандалин. Он никогда меня не любил, и вряд ли недавние события улучшили его отношение ко мне. – Так, может, пусть себе сидит в изгнании и вербует покрытых позором мясников?
– Так это ты убила Балекина? – спрашивает, не в силах сдерживать дольше свое любопытство, Нигуар.
– Да, – отвечаю я. – После того, как он отравил Верховного короля.
– Отравил? – потрясенно переспрашивает она, глядя на Кардана.
– Да, но стоило ли мне упоминать вам о такой мелочи? – пожимает он плечами и, как всегда, утомленно разваливается в кресле.
Рандалин жадно бросается на эту наживку, просто того и гляди лопнет от нетерпения.
– Вы, ваше величество, заверили нас, что ее изгнание было правомерным и что если вы пожелаете жениться, то посоветуетесь…
– Хотя бы кто-то один из вас должен был сказать нам… – перебивает Рандалина Бафен.
«Вот что им на самом деле интересно, – думаю я. – Они хотят понять, была ли у них хоть какая-то возможность предотвратить то, что уже произошло, и сделать недействительным мое возвышение до Верховной королевы».
– Ну, ну, хватит, – поднимает ладонь Кардан. – Это все слишком скучно объяснять. Объявляю заседание закрытым. – Он щелкает пальцами, указывая членам Совета на дверь. – А теперь оставьте нас. Я устал от вас.
Да, мне еще предстоит научиться умению держаться с таким же бесстыдным высокомерием.
Члены Совета ворчат, однако поднимаются с мест и тянутся на выход. Фала, уходя, посылает мне воздушный поцелуй. Спасибо.
Еще немного, и мы с Карданом остаемся одни.
И тут раздается короткий стук в потайную дверь, что ведет в покои Верховного короля. Никто из нас шевельнуться не успел, а в комнате уже появилась Бомба с подносом, на котором приготовлено все для чаепития. Белые волосы Бомбы собраны в пучок на затылке, а вид у нее самой то ли очень уставший, то ли печальный.
– Виват, Джуд, – кивает мне Бомба, устанавливая на столе поднос с чашками, блюдцами, чайником и прочей всячиной. – Не благодари меня, не стоит.
– Я очень рада, что ты таким никудышным стрелком оказалась, мазила, – ухмыляюсь я.
– Припарка, – поясняет она и кладет на стол пакетик с сушеными травами. – Изгоняет из крови любую лихорадку и помогает скорее выздороветь. Правда, вытащить ядовитое жало из твоего языка не сможет. Нет такой травки, к сожалению. – Она достает из своего кармана несколько бинтов и говорит, обращаясь к Кардану: – А вам нужно выйти.
– Но это моя комната, – возмущенно возражает Кардан. – А это моя жена.
– Это вы можете рассказывать кому угодно, – отвечает ему Бомба, – а я собираюсь снимать швы и не думаю, что вам захочется смотреть на это.
– Ну, не знаю, – замечаю я. – А может, ему приятно будет послушать, как я кричу.
– Может быть, – говорит Кардан, поднимаясь. – Когда-нибудь, возможно, я и захочу это услышать.
Проходя мимо, он легонько касается моих волос и в следующую секунду исчезает за – дверью.
Глава 19
Снимать швы – дело долгое и болезненное. Моя сестра великолепно проделала свою работу, аккуратно зашив мне живот и бок бесчисленными мелкими стежками. Теперь Бомбе приходится разрезать каждый стежок, осторожно вытаскивать нитку из кожи, а затем наносить сверху целебную мазь.
– Вау! – в миллионный раз восклицаю я. – Да кончатся они когда-нибудь, эти швы, или нет?
– Их нужно было снять еще несколько дней назад, – отвечает Бомба и длинно, глубоко вздыхает.
Я прикусываю язык, чтобы в очередной раз не вскрикнуть от боли. Когда же вновь обретаю возможность говорить, пытаюсь отвлечь себя вопросом.
– Кардан сказал, у тебя есть надежда, что Таракан поправится, это так?
Бомба наклоняется надо мной. От нее пахнет порохом и горькими травами.
– У меня всегда «есть надежда», когда он заходит, – морщится она.
В дверь осторожно стучат. Бомба вопросительно смотрит на меня.
– Кто там? Войдите, – говорю я, опуская задранный подол платья, чтобы прикрыть тот ужас, который творится у меня на животе.
В комнату входит посыльная с маленькими, как у мотылька, крыльями и нервным выражением на лице. Что ж, ее появление дает мне пусть небольшую, но передышку от пытки, которая называется снятием швов. Посыльная низко кланяется, и у нее такой вид, будто она вот-вот может упасть в обморок. Возможно, ее приводит в такой ужас груда окровавленных ниток, которые она видит перед собой.
Собираюсь было объяснить посыльной, что здесь происходит, но отказываюсь от этого намерения, решив, что не могу опускаться с высоты своего королевского положения до разговоров с прислугой. Это поставит в неловкое положение нас обеих. Итак, вместо этого я изображаю то, что мне хотелось бы считать похожим на ободряющую улыбку, и спрашиваю:
– Да?
– Ваше величество, – говорит посыльная. – Вас хочет видеть леди Аша. Она послала меня, чтобы я привела вас к ней, прямо в комнату, где она томится.
– Томится, – недовольно повторяет себе под нос Бомба.
– Передай ей, что я встречусь с ней так скоро, как только смогу, – величественно, как мне хочется надеяться, отвечаю я.
Хотя это совершенно очевидно не тот ответ, на который рассчитывает ее госпожа, посыльная не возражает, просто стоит еще какое-то время на месте, потом спохватывается, смущенно отвешивает мне новый поклон и исчезает за дверью.
– Ты Верховная королева Эльфхейма, вот и веди себя соответственно, – с серьезным лицом говорит мне Бомба. – Никому не давай собой командовать. Даже мне.
– Но я же сказала ей «нет»! – возражаю я.
Бомба начинает не слишком бережно снимать очередной шов.
– Леди Аша не имеет права просить тебя к ней зайти, – нравоучительно говорит она. – И уж тем более не в свои покои. Особенно когда ты еще не оправилась от ран. Она лежит в постели и тоскует, ожидая, когда ты по ее велению упадешь к ней прямо с потолка.
– Уй! – мычу я, то ли реагируя на очередную, выдернутую из меня, нитку, то ли на вполне оправданный нагоняй, который мне устроила Бомба, то ли на ее резкий, уничижительный отзыв о леди Аше.
После того как Бомба закончила со мной, я игнорирую ее драгоценный совет и направляюсь к комнатам, которые занимает леди Аша. Нет, дело не в том, что я не согласна с Бомбой. Просто мне нужно кое-что сказать матери Кардана, и сейчас, кажется, наступило самое подходящее для этого время.
Пока я шла через зал, меня остановил Вал Морен, загородивший мне путь своей тростью. Глаза последнего смертного сенешаля Верховного короля были полны злобы.