Я знаю, что мне нужно сделать, если я хочу победить моих врагов, но почему-то не хочу больше этого. Стоя так близко от змея, я могу думать только о том, как уздечка впивается, врастает своими ремешками в кожу Кардана, и он навсегда, навсегда, навсегда теряет свою свободу. Когда-то он уже был под моим полным контролем. И каким же упоительным казалось ощущение безграничной власти, когда он поклялся повиноваться мне ровно один год и один день. Я вдруг почувствовала тогда, что мне подвластно все на свете и ничто не может причинить мне вреда. Делаю еще один шаг навстречу змею. Затем другой. Вновь поражаюсь чудовищным размерам змея. Осторожно поднимаю раскрытую ладонь и прикасаюсь ею к черным чешуйкам. На ощупь они кажутся сухими и прохладными. Ничего не могу прочитать в этих золотистых глазах, но представляю Кардана лежащим на полу в королевских покоях. Думаю о его ускользающей улыбке. Думаю о том, как ненавистна будет ему жизнь на привязи. И как нечестно, несправедливо обращаться с ним таким образом, да еще сметь называть это любовью. «Ты уже знаешь, как разрушить заклятие». – Я люблю тебя, – шепчу я. – И всегда буду тебя любить. И я убираю золотую уздечку, затыкаю ее за пояс. «Две дороги передо мной, и только одна ведет к победе». Но я не хочу такой победы. Возможно, я никогда не буду жить без страха, возможно, власть ускользнет у меня из рук, возможно, боль от потери Кардана окажется сильнее, чем я смогу вынести. И все же, если я люблю его, выбор у меня только один. Я вытаскиваю из-за спины одолженный меч. Это Хартсворн, который способен разрубить что угодно. Этот клинок я попросила у Северина и взяла его с собой на эту битву, потому что, как бы я ни пыталась это отрицать, подспудно мне было уже известно, какой выбор я сделаю. Золотистые глаза змея спокойны, а вот со стороны собравшегося народа доносятся удивленные возгласы. Слышу рычание Мадока. Да, такой конец сегодня не предполагался. Пытаюсь закрыть глаза, но не могу. Тогда я поднимаю Хартсворн, взмахиваю им, и одним плавным движением опускаю клинок по широкой дуге на голову змея. Сверкнув в воздухе, меч легко рассекает чешуйки, плоть и кости. Голова змея скатывается к моим ногам, его золотистые глаза гаснут и подергиваются пленкой. Повсюду кровь. Обезглавленное тело змея бьется в конвульсиях, затем обмякает. Дрожащими руками возвращаю Хартсворн в его ножны. Меня бьет крупная дрожь, такая сильная, что я валюсь на колени прямо в почерневшую траву, на кровавый ковер. Слышу, как лорд Джарел что-то кричит мне, но не разбираю слов. Возможно, я сама кричу сейчас. Народ бежит ко мне. Слышу клацанье стали и свист летящих по воздуху стрел, но мне кажется, что все это происходит где-то далеко-далеко от меня. А в ушах у меня громом отдается проклятие, сказанное мне Валерианом перед тем, как ему умереть. «Пусть твои руки всегда будут запятнаны кровью. Пусть смерть будет единственным твоим спутником». – Ты должна была сделать то, о чем мы с тобой договаривались, – злобно выкрикивает лорд Джарел, сидя в седле и замахиваясь в мою сторону копьем. – Твое правление будет коротким, смертная королева. На его пути вырастает Грима Мог верхом на своем олене. Ее клинок уже обнажен. – Вначале я собираюсь убить тебя, – говорит она ему. – А затем съесть. Две черные стрелы вылетают из-за деревьев и вонзаются в горло лорда Джарела. Он валится с лошади под несущиеся со стороны Двора Зубов испуганные крики. Успеваю заметить мелькнувшие сквозь листву белые волосы Бомбы. Грима Мог разворачивается и вступает в поединок сразу с тремя рыцарями из Двора Зубов. Ловлю себя на мысли о том, что она, возможно, когда-то командовала ими и знает их, но это для нее ничего не меняет. Криков вокруг меня становится все больше, а звуки боя постепенно утихают. Со стороны моря я слышу призывное пение рога. Возле черных камней вскипает, пенится вода. Из морских глубин поднимаются мерфолки и селки, их чешуя блестит, отражая солнечный свет. Вместе с ними верхом на спине акулы поднимается Никасия. – Подводное королевство уважает договор с сушей и с Верховной королевой, – кричит она, и ее голос далеко разносится над берегом. – Опустите свое оружие. Спустя мгновение армии Подводного мира накатывают на берег. Передо мной встает Мадок. Его щека и лоб испачканы запекшейся кровью, лицо выражает какую-то дикую, жуткую радость. Красные шапки рождены для этого – кровопролития, жестокости и убийства. Думаю, что он даже сейчас может – хотя бы отчасти – разделить эту радость со мной. – Вставай. Большую часть своей жизни я провела, подчиняясь его приказам. Встаю на ноги и тянусь рукой к золотой уздечке, той самой, к которой привязаны волосы Мадока, к той, которой я могла – и еще могу – связать его. – Я не собираюсь побеждать тебя, – словно издалека слышу я собственный голос. – И хотя мне не доставило бы большого удовольствия видеть, как впиваются в твою кожу ремешки уздечки, но и оплакивать тебя я не стала бы. – Хватит, – говорит он. – Ты уже победила. Смотри. Он берет меня за плечи и разворачивает так, чтобы я посмотрела туда, где лежит огромное тело змея. Я вздрагиваю от страха и пытаюсь вырваться из хватки Мадока. И тут замечаю, что бой остановился, а народ уставился на змеиное тело, которое начинает светиться. А затем из этого сияния выходит Кардан – обнаженный, покрытый кровью… …Живой. «Только из пролитой им крови может восстать великий правитель». Весь народ, до одного, опускаются на колени. И Грима Мог тоже. И лорд Ройбен. Даже те, кто секундой ранее жаждал убивать, замерли, потрясенные. Никасия с моря смотрит на то, как весь Эльфхейм низко кланяется Верховному королю, восставшему и возродившемуся. – Я склоняю голову перед тобой, – еле слышно говорит мне Мадок. – И только перед тобой. Кардан делает шаг вперед, и у него из-под ног по земле разбегаются тонкие трещинки. Затем он громогласно, так, что его слова слышны каждому, кто находится здесь, произносит: – Заклятие снято. Король вернулся. Сейчас он не менее грозен, чем любой змей. Но мне на это плевать. Я бегу, я мчусь в его объятия. Глава 27 Пальцы Кардана впиваются мне в спину. Он дрожит, только вот не понимаю отчего: от того, что магия заклятия его отпустила или от страха. Но держится он за меня так, словно я для него единственная прочная опора на целом свете. Приближаются солдаты, и он резко отрывается от меня. Стискивает свою челюсть. Отмахивается от рыцаря, который предлагает ему свой плащ, хотя ничего, кроме крови, на Кардане нет. – Я уже несколько дней не носил никакой одежды, – протяжно произносит Верховный король, и если промелькнула при этом какая-то неуверенность в его взгляде, заметить ее вряд ли кому удается, поскольку все смотрят на него с благоговением. – И не понимаю, почему должен сейчас вновь начать ее носить. – Из благопристойности, быть может? Из скромности? – пытаюсь подыграть ему я, удивляясь тому, что он может шутить по поводу заклятия. И вообще шутить в такую минуту. Кардан беззаботно, широко улыбается мне. Это одна из тех улыбок, за которыми можно спрятаться. – Каждая часть меня восхитительна, – хмыкает он. Когда я смотрю на него, у меня все сжимается в груди. Хотя Кардан стоит передо мной, боль от его потери все еще жива во мне, и она ничуть не утихла. – Ваше величество, – говорит Грима Мог, обращаясь ко мне. – Могу я отойти, чтобы заковать в цепи вашего отца? Я медлю, вспоминаю, как стояла с ним лицом к лицу, держа в руках золотую уздечку. «Ты уже победила». – Да, – говорит за меня Кардан. – Арестуй его. Подъезжает карета, грохоча колесами и подскакивая на камнях. Грима Мог выкрикивает приказы. Два генерала надевают кандалы на запястья и лодыжки Мадока – тяжелые цепи, издающие при каждом малейшем движении металлический звон. Арбалетчики берут Мадока на прицел и уводят прочь. Его армия тем временем поспешно капитулирует, приносит клятву верности Верховному королю. Слышу жужжание крыльев, звяканье доспехов, крики раненых. Обладатели красных шапок освежают на них краску. Кое-кто из народа – немногие, правда – лакомятся убитыми. В воздухе стоит дым, смешиваясь с солеными запахами моря, крови и мокрого мха. Наступают обычные даже после короткой битвы последствия – догорает адреналин в крови, наступает время перевязывать раны и чествовать победителей. А во дворце уже начинается праздничный пир, который продлится гораздо дольше, чем сама битва. В карете, поникнув, сидит Кардан. Я смотрю на него, на кровь, подсыхающую потеками на его теле, похрустывающую в его слипшихся волосах. Усилием воли заставляю себя отвести свой взгляд в сторону и уставиться в окно. – Как долго я?.. – начинает Кардан, но не договаривает, хотя и так все понятно. – Меньше чем три дня, – отвечаю я. – Можно сказать, всего ничего. О том, какой вечностью показались эти дни мне самой, умалчиваю.