Ловкач показал на красную палатку. – Иди, девочка. Может, хоть тебе удастся успокоить своего Булаву, а то он доставляет нам массу неудобств. Келси встревожилась и поспешила к палатке. Эти люди не были злодеями, но они были способны на жестокость, а жизнь Булавы, похоже, значила для них еще меньше, чем ее собственная. Стоявший у входа мужчина уставился на нее, как на диковинную зверушку, но она кивнула ему, и он позволил ей войти. Булава лежал на полу с завязанными глазами, надежно пристегнутый к вбитому в землю колышку. Его раны, по видимости, зашили столь же умело, как и рану Келси, но запястья и лодыжки его были связаны, а еще одна веревка обвивалась вокруг его шеи. Келси невольно присвистнула, и Булава обернулся на звук. – Вы не пострадали, госпожа? – Нет. – Памятуя о стоящем у входа стражнике, Келси уселась на пол рядом с Булавой, скрестив ноги, и тихо заговорила: – Разве что моей жизни немного поугрожали. – Если бы они хотели вас убить, вы бы уже были мертвы. – Они не… – Келси заговорила еще тише, стараясь передать странное впечатление, сложившееся у нее после разговора с Ловкачом. – Им что-то от меня нужно, но они не говорят, что именно. – Вы, наверное, не сможете меня развязать? – Чтобы ты мог меня спасти? – Можете смеяться, но во второй раз мне даже удалось выбраться из палатки. – А сколько всего было раз? Булава пожал плечами. – Неважно. В конце концов они связали веревки узлом, которого я не знаю. – Не думаю, что дальнейшие попытки побега – хорошая идея, Лазарь. – Не могли бы вы все-таки называть меня Булавой? – Кэрролл же тебя так не называет. – У нас с Кэрроллом своя история, госпожа. – Не сомневаюсь. – Келси на секунду задумалась, вдруг осознав, что про себя она всегда называла его Булавой. – И все-таки мне больше нравится Лазарь. Это имя несет в себе доброе предзнаменование. – Ну, как вам угодно. – Булава заерзал, попытавшись размять затекшие мышцы, отчего веревки на его лодыжках и запястьях заметно натянулись. – Тебе больно? – Скорее неудобно. Разумеется, бывало и похуже. Как нам удалось перебраться через реку? – Это была какая-то магия. – Какая еще?.. – Лазарь, – резко прервала его Келси. – Я хочу обсудить с тобой ошибки своей матери. Булава нахмурился, будто сжавшись от ее слов. – Моя приемная мать дала какое-то обещание хранить все в тайне. Ты тоже давал такую клятву? – Нет. Королевская стража дает обет хранить в тайне частную жизнь правителя, но его публичные поступки являются всеобщим достоянием. – Тогда расскажи мне, что она сделала не так. – Не мне вам об этом рассказывать. – А кому же? – Не мне, – сквозь зубы процедил Булава, и на лбу его выступили капельки пота. – Это что-то ужасное, да? – Да. Сердце Келси екнуло. Когда она была совсем маленькой, она часто фантазировала о своей родной матери, как, должно быть, делают все приемные дети в трудную минуту. Она представляла ее красивой, доброй женщиной, нежной и внимательной. В отличие от холодной и отстраненной Карлин, ее мать никогда не держится отчужденно. Однажды она придет за Келси, заберет ее из лесного домика и увезет прочь от бесконечной учебы и муштры. Просто ей требуется на это немножко больше времени, чем ожидалось. Однажды, когда Келси исполнилось семь, Карлин усадила ее перед собой в библиотеке и рассказала, что ее мать давно умерла. Это положило конец фантазиям о побеге, но не помешало Келси сочинять еще более подробные истории о своей матери: королева Элисса была великой правительницей, любимицей своего народа, героиней, которая заботилась о голодных и хворых. Королева Элисса восседала на троне и вершила правосудие, воздавая всем по справедливости. А когда она умерла, ее тело несли во главе торжественной траурной процессии по улицам города, народ оплакивал ее и батальон тирской армии отдавал ей честь, подняв обнаженные мечи. Келси пестовала этот образ, пока наконец не научилась вызывать его в памяти в любую минуту, окончательно уверившись в его реальности. Когда Келси вернется в столицу, чтобы занять свой трон, ее тоже будут встречать парадом, и она въедет в Цитадель под ликующие приветствия жителей, всю дорогу доброжелательно помахивая им рукой. «Какая же я была дура». – Еще не все потеряно, госпожа, – тихо сказал Булава, заставив ее опомниться. – Клянусь вам, вы нисколько на нее не похожи. – А как же мои куколки и платьица? – Я просто дразнил вас, чтобы посмотреть, как вы себя поведете. И вы дали мне сдачи. Келси на мгновение задумалась над его словами. – Как твоя голова? – В порядке. Паршивец ударил меня ровно как надо и куда надо. Мастерский удар. – Они тебя голодом не морят? – Нет. – Кто же расскажет мне, что такого ужасного сделала моя мать, если не ты? – Госпожа, я не могу. Она подумала было приказать ему, но быстро отказалась от этой идеи. С Булавой такой подход бы не сработал. В последнее время она видела достаточно мужчин подобного склада, чтобы понимать, что, несмотря на любые приказы, он все равно поступит по своему усмотрению. Понаблюдав с минуту за тем, как он ворочается в своих путах, Келси почувствовала, что остатки ее раздражения сменились жалостью. Его связали очень крепко – он едва мог пошевелиться. – Почему это такая страшная тайна? Карлин тоже не могла мне рассказать. – Не знаю, – ответил Булава. – Полагаю, королева рассчитывала все уладить к тому моменту, как вы вернетесь, и надеялась, что вы так ничего и не узнаете. Она ведь не знала, что умрет вскоре после того, как вас увезли. – А как она умерла? Булава отвернулся. Келси прикусила себя за щеку и сменила тему. – Кэрролл сказал, что это ты вывез меня тайком из Цитадели. – Я. – Ты всегда был стражником королевы? – С четырнадцати лет. – Ты когда-нибудь жалел о своем выборе? – Ни разу в жизни. Булава снова шевельнулся, напряг ноги, а потом расслабился. Келси с изумлением увидела, что ему удалось высвободить одну ногу из пут. – Как ты это сделал? – Это любому под силу, госпожа, стоит только потренироваться. – Он пошевелил ногой, чтобы размять затекшие мышцы. – Еще часок, и я освобожу и руку. – У тебя есть семья, Лазарь? – Нет, госпожа. Келси поднялась на ноги. Дойдя до выхода, она на мгновение в задумчивости остановилась, а потом сказала: – Я хочу, чтобы ты стал капитаном моей стражи, Лазарь. Подумай об этом, пока пытаешься выпутаться. Она вышла из палатки прежде, чем он успел ответить. Солнце уже садилось, оставляя за собой лишь оранжевые отсветы на темных очертаниях облаков вдоль горизонта. Оглядевшись по сторонам, Келси увидела Ловкача, который стоял, прислонившись к дереву, и пристально смотрел на нее бесстрастным испытующим взглядом. Когда их глаза встретились, он улыбнулся ей загадочной холодной улыбкой, от которой у нее по спине пробежали мурашки. За этим красивым лицом скрывался другой человек – ужасный человек, чья жизнь была черна, как воды замерзшего озера. «Он не просто вор, ему доводилось и убивать, – подумала Келси, содрогаясь. – И много, много раз». Ужин оказался неожиданно обильным. Мясо, запах которого Келси учуяла чуть раньше, оказалось олениной, причем было куда лучше, чем то, что она ела несколько дней назад. На столе также были вареные яйца, что удивило Келси, пока она не заметила небольшую клетку с курами позади собственной палатки. Морган большую часть дня пек хлеб на костре, и он вышел просто отменным – с хрустящей корочкой и мягкий внутри. Рыжий мужчина, Хоуэлл, налил ей кружку медовухи, которую Келси никогда прежде не пробовала и потому отнеслась к ней с большой осторожностью. Алкоголь плохо сочетался с управлением страной. И, если верить книгам, алкоголь вообще со всем плохо сочетался. Она ела мало. Впервые за долгое время она озаботилась своим весом. Барти и Карлин никогда не думали о подобных вещах, и кладовая коттеджа всегда была доверху забита едой. Обычно Келси без раздумий позволяла себе добавку за ужином, но сейчас она едва притронулась к еде, чтобы они не сочли ее обжорой. Чтобы он так не подумал. Ловкач сидел рядом, и когда он улыбался или смеялся, ей казалось, будто кто-то дергает ее за невидимую веревочку. Прекратить это не было никакой возможности.