— Пытать будете? — криво ухмыльнулся Ганц. — Извините. Шутка. Больно. — Понимаю… — Лиля осторожно обтерла рваную рану на боку и стала раскладывать шовный материал. — Вы говорите. Это важно, вам лучше быть в сознании. — Еще до той поездочки с пожаром, — помните, Раммит Экар? — я заподозрил, что что-то в полку не ладное есть. Вы, вояки, мне ж ничего не скажете — он укоризненно глянул на подпирающего стенку капитана. — Но я ж не слепой, два и два сложить могу. Стал я… Ай!! — Сидите, сидите. — Лиля начала зашивать рану. Неглубокая, вроде чистая. — Так что начал я думать, да искать — кто ж у нас про графики и патрули столько знает, кто поговорить об этом всем хочет? Зачем… Лилиан, а вы как-то… ох… про снадобъя от боли говорили? — Говорила. — вздохнула Лилиан — Да только те, что сделать сумела, они вам вреднее раны будут. Вы ж не захотите часа три спать? — Пожалуй, нет. Придется терпеть. Так вот и нашелся граф Молле. Все я следил, да вот не успел. Но вы не беспокойтесь, он бы вас берег пуще себя самого. Шевалье полковник… — Зарезали они его. Он первую роту перекрыть дорогу поставил, а они гонца связали, да его самого дождались. Только граф и тут надурил. С ним пять человек было, которые шевалье полковника и зарезали. Чужих. А он, вместо того, чтобы с ними за вами отправиться их из арбалетов расстрелял, да захотел вас себе прихватить, а не заказчику передать. Грозил, наверное? — Грозил. — Врал. Даже неважно что. Только его-то ближники кавалеристы, в доме работать не умеют. Ни к чему им это. Ему вас тихо надо было увезти, а потом разбирайся — кто там кого любил да бросил… Ох! — Все уже, все. — Лилиан завязала фиксирующий узел. — А вы где такую рану получили? Почему кольчуги на вас не было? — Да, ежели бы мне сразу быть таким умным, как вы сейчас! Не подумал. А в меня сулица на излете и стукнула. Да ладно, отлежусь. Вот допрошу эту падаль — и отлежусь. — Думаете, он знал, а не просто подсуетился? — Он-то? Что-то обязательно знал. Ему ведь все сказали, людей прислали, вон почти триста человек шуметь отправили — кто ж знал, что он такой дуралей? Одно плохо: я думаю, что он не знает, кто его нанял. — Вам надо отдохнуть. — На том свете отдохнем. Спасибо, Лилиан. — Ловко вы его залатали, Ваше Сиятельство. — Вдруг сказал сбоку капитан, который как оказалось тихонечко просидел рядом все время. — Ловко. Это вы, значит, всегда под рукой такую вот укладочку имеете? — Да, — Лиля глянула на свой "малый" набор, который она по медицинской привычке старалась держать под рукой. — Имею, лэйр капитан. — Просто капитан, Ваше Сиятельство. Когда изволите мне время уделить? Я теперь, пока что, так выходит, заместо шевалье полковника буду. Царствие ему Светлое. — Завтра. — сказала Лиля убирая малый набор. — Завтра. Жду вас, капитан. Лиля осталась одна. Звон в ушах проходил, зато ее начало трясти, а потом еще и бросило в холодный пот. Оказалось, вокруг нее крутилась такая карусель — а она-то искренне думала, что Ганц служит именно ей. А она-то думала, что сюда и муха не пролетит — что ж, мухи и правда тут не летали. А отдельным неприятным открытием стали для нее слова "Графу Иртону вы, давно помеха только". Ведь действительно — а зачем она ему? Получать оплеухи? Зачем ему это? В очередной раз Лилиан подумала, что данная ей Алисией и Эдоардом настоятельная рекомендация задавать вопросы "Кто?", "Почему?" и "Зачем?" была важной, но спокойствия и уверенности лишала напрочь. Через Пламенную Устала. Алисия устала — на пятый день дороги она призналась в этом даже самой себе. Сыро. Дорожная карета была довольно тесной, девочки… Альдонай пресветлый, конечно Их Высочества! — скучали. Алисии здорово не хватало того, что так легко получалось у Лилиан — умения заговаривать им зубы. Впрочем, Джолиэтт доставляла мало хлопот — Алисия, немного нарушив (ну, никто же не видел…) нормы поведения посадила ее рядом с собой и она, прижимаясь к ее боку, слушала ее рассказы. Алисии рассказы эти казались скучноватыми, но малышку почему-то вполне устраивало подробное описание гербов, платьев и подробностей давно забытых турниров. Но принцессе Анжелине, помоги Альдонай всем кто был поблизости, было СКУЧНО. Серо-коричневый пейзаж за окном явно не располагал к созерцанию, и здоровой отлично выспавшейся уже в первый день девятилетке надоел сразу. Как ни странно, помог лейтенант. В первый день он приглядывался. Во второй, когда к полудню уже не только служанки, но и Алисия стала сатанеть от нытья и капризов Анжелины, свесившись к окну кареты почтительно предложил прокатить принцессу по окрестностям. В сопровождении служанок, конечно же. И их сиятельство, буде она соблаговолит… Сиятельство НЕ соблаговолила, поставила условие — в прямой видимости от кареты — и отпустила. Принцесса Анжелина быстро оценила преимущества такого способа передвижения — куда больше разговоров, большая лошадь, почтительные подданные… Правда, совсем развлекаться не вышло — также почтительно лейтенант сообщил Ее Высочеству, что если Ее сиятельство останутся недовольны, или, скажем, почтительные подданные не смогут надлежаще удовлетворить пожелания Ее Высочества, то… придется ехать в карете. Намек был понят. В карете ехать не хотелось. Взамен подданые выучили ее свистеть, отличать вкусную рябину от невкусной, назвали всех птиц на деревьях и показали как седлать лошадь. Она видела зайца, согнала с дерева сову, насчитала семь кривых елок и выслушала потрясающую воображение быль о том, как ведьмы растят свои метлы. "Ведьмина метла" к рассказу была продемонстрирована и внимательно осмотрена. Время проходило с толком. Когда лейтенант забирал служанок и принцессу "прокатиться", Джолиэтт перебиралась на освободившуюся скамью и начинала играть в куклы. Ее кукольный домик Алисии все время хотелось поставить подальше и беречь — потому, что в ней буквально все восставало против не очень аккуратных игр пятилетней девочки с этим произведением искусства. Но — вещь была не ее, а именно самой Джолиэтт, слушать же плач и препирательства сил не было. Джолиэтт доставала свои куклы, ставила трон (или кровать) и начинала гонять фигурки и бормотать. Постепенно она сползала на пол, потому что с колен все смотрелось лучше. Алисия после пары одергиваний просто постелила ей плащ и (если не дремала) смотрела на отыгрывающую приемы девочку. — Ваше Сиятельство, а вот на утреннем приеме рыцарь может быть?.. — Да, Ваше Высочество, может. Если дама уже одета. А иначе это может быть только муж. Он — муж?.. Джолиэтт крепко задумалась. Алисия прямо видела, как она взвешивает перспективы — либо вот прямо сейчас вести диалог (который она себе не очень представляла), либо придется его убирать — но тогда можно закатить целый спектакль про замужество… Или просто одеть? — А зачем может придти муж? — Например, если дама нездорова. Или… э-э-э… не должна вставать. — Брюхатая?! — радостно спросила Джолиэтт, ввернув новое словечко. — Где вы слышали это слово?! Джолиэтт погрустнела. Такое замечательное слово прямо просилось играть, а оказалось — оно неприличное. — Так, просто. А как сказать? Алисия поджала губы. Тема ей не нравилась. — В тягости, например. В положении. Принцесса просияла и полезла в домик. Спектакль оказывался огромным. Алисия подумала, что еще десятинка такого пути и все ее усилия пойдут насмарку — воспитывать еще и полуроту кавалеристов, чтобы они прилично выражались (или задумывались о том, насколько их слышно) было бы совсем наивно. Алисия дремала, через прикрытые глаза наблюдая за игрой Джолиэтт. Девочка положила большую куклу в центре композиции на какую-то коробку, к одной из маленьких куколок привязала любимую розовую ленту и стала переставлять всех вокруг, что-то бормоча. За три дня эта сцена в куклах повторялась уже пятый раз, и почему-то вызвала у Алисии беспокойство, но никаких оснований мешать игре у нее не было. В конце концов, это было явно лучше, чем появившееся у Джолиэтт обыкновение выпрашивать у неё на постоялых дворах разрешения подоить корову. Всего три дня, которые пришлось пережидать выздоровления Анжелины после ночевки в шатре (долго вытаскивали застрявшую карету и воз, не успели до темноты) — просто простуда, слава Альдонаю — и вот, пожалуйста! Дура Мариэтт пошла у принцессы на поводу и показала ей корову. А хозяйка не нашла ничего лучше, чем показать ей как её доить. И это хорошо еще, что молочных коров, разумеется, держат в чистоте. И на всю дойку ребенка не хватает. Пока не хватает — упрямство у Джолиэтт фамильное. Невозможно, положительно невозможно воспитывать аристократку в путешествии. Она выглянула в окно и задумчиво посмотрела на поднимающиеся вверх лесистые холмы и задумалась о вещах более насущных. Вчера прибыл курьер, которого они отправляли во Флам, и сообщил, что Его Величество будет пребывать в замке Лорн. К путешествию прибавлялась минимум десятинка. На постоялом дворе, к удивлению служанок, Алисия велела им оставаться при карете и ничего не распаковывать. Сама же она пошла к лейтенанту и, дождавшись пока он спрыгнет ей навстречу с лошади, спросила: — Лейтенант, куда мы едем? Мне погоня не заметна, а мы забираем к югу. Вы нас куда ведете?.. Лейтенант не смутился, не стал звать солдат или выкручиваться, а серьезно ответил: — Октябрь кончается, по короткому пути шлях раздолбан — подморозить-то его и не успело. Чутка в сторону приняли. Многовато, это Ваше Сиятельство верно подметили. Я так мыслю, надо нам через Пламенную пройти — иначе меня люди мои не поймут совсем, да я себя изругаю. — Где пройти? — Через Ступу. Еще то место Пламенной горой называют. Такое, Ваше Сиятельство, место, что всенепременно надобно там побывать. Послезавтра днем увидите — не пожалеете. Только полотенцами надо запастись. — Чем?.. — Полотенцами. Искупаетесь. — Вы в своем уме? Октябрь кончается! — Такое, Ваше Сиятельство, место. Верьте мне — удивительнейшее. Следующий день выдался светлым, серым и холодным — они ехали через лес, забираясь все выше и выше — между голых стволов берез и кленов, шурша толстым желто-коричневым ковром из листьев. Ощутимо подмораживало.