Десять тысяч человек с тающими запасами продовольствия и голой землей, на которой они должны были жить, тогда как в тылу у них выжидали три армии. В тот вечер во дворе не было слышно ни смеха, ни приветственных возгласов, ни болтовни, лишь треск ярко пылавшего костра, в который солдаты подкладывали срубленные деревья, кухонные скамейки, вырванные двери кладовых и столы из комнаты, где ели слуги; из моего окна мне были видны их угрюмые лица, озаренные языками пламени. Небо потемнело, и медленно, бесшумно закапал дождь. Я вслушивалась в него, вспоминая слова Ричарда, и тут в коридоре зашуршало платье, и в мою дверь постучали. Глава 18 Дик стремглав бросился в свой тайник, а Мэтти убрала его чашку и тарелку. Я, все так же сидя в своем кресле, спиной к шпалерам, сказала: – Войдите. Это оказалась Гартред. На ней были, если мне не изменяет память, платье изумрудно-зеленого цвета и изумруды вокруг шеи и в ушах. Какое-то мгновение она стояла в дверях, и на губах ее играла едва заметная улыбка. – Добрая Мэтти, – сказала она, – всегда такая преданная. Какой хорошей подмогой является верная служанка! Я видела, как насупилась Мэтти, загремев на подносе тарелками, а губы ее угрожающе сжались. – Я помешала тебе, Онор? – спросила Гартред все с той же улыбкой на лице. – Может, сейчас неподходящее время – ты ведь, наверное, рано укладываешься спать? Весь смысл заключается в интонации – перенесенные на бумагу слова кажутся незамысловатыми и вполне безобидными. Я передаю реплики так, как их произносила Гартред, но затаенное презрение, насмешка, намек на то, что коль скоро я была калекой, то мне следовало к половине десятого уже лежать в темноте закутанной в одеяло – все это было в ее голосе и в ее глазах, когда она окидывала меня взглядом. – Когда ложиться спать, у меня зависит от настроения, как, несомненно, и у тебя, – ответила я, – а также это зависит от моего окружения. – Наверное, для тебя время тянется страшно утомительно, – продолжила она, – хотя ты, несомненно, уже привыкла. Ты так долго жила как в темнице, что в твоем нынешнем положении пленницы для тебя нет ничего нового. Должна признаться, мне оно не кажется интересным. Она, озираясь, вошла в комнату, хотя я ее не приглашала. – Думаю, ты слышала новости? – спросила она. – Что король в Боконноке и что вчера завязался бой, в котором мятежники потерпели самое жестокое поражение? Да, я слышала об этом. На окне на блюде лежали фрукты. Гартред взяла фигу и принялась ее есть, продолжая шарить глазами по комнате. Мэтти возмущенно фыркнула и, взяв поднос, вышла, бросив в спину Гартред такой взгляд, что, будь он замечен тою, он бы сразил ее наповал. – Если такое положение еще продлится, – сказала Гартред, – никому из нас тут не поздоровится. Солдаты уже в паршивейшем настроении, а поражение может просто превратить их в зверей. – Весьма возможно. Она выбросила кожуру от своей фиги и взяла еще одну. – Ричард в Ланхидроке, – сообщила она. – Это стало известно сегодня от одного пленного. Пожалуй, забавно, что сейчас тут у нас распоряжается владелец Ланхидрока. К концу этой кампании, чем бы она ни завершилась, тому мало что останется, после того как в имении похозяйничает Ричард. Джек Робартс мрачнее тучи. – Он сам виноват, – заметила я, – ведь это он посоветовал графу Эссексу войти в Корнуолл и бросить десять тысяч человек в западню. – Так это западня? – как будто удивилась Гартред. – И приманка в ней – мой не очень-то щепетильный братец? Я догадывалась об этом. Я промолчала. И так уже было слишком много сказано. А Гартред явно собирала сведения. – Что ж, посмотрим. – Она с наслаждением поедала фигу. – Но, если дело затянется, мятежники превратятся в каннибалов. Все захваченные ими земли, отсюда до Лостуитиела, уже разграблены, а в Фое нет продовольствия. Я содрогаюсь при одной только мысли, что сделает Джек Робартс с Ричардом, если ему удастся схватить его. – С равным успехом может случиться и обратное. Она рассмеялась и выдавила себе в рот последнюю каплю сока. – Все мужчины – глупцы, – сказала она, – а особенно во время войны. Они теряют всякое представление о ценностях. – Это зависит от того, – отозвалась я, – что понимать под ценностями. – Я ценю лишь одну вещь, – призналась Гартред, – собственную безопасность. – В таком случае ты явно пренебрегла ею, когда десять лет назад пустилась в дорогу. Она посмотрела на меня из-под своих тяжелых век и улыбнулась. – Твой язычок с годами не потерял своей остроты, а несчастье не смягчило твоего нрава. Скажи, ты по-прежнему увлечена Ричардом? – Это мое дело, – возмутилась я. – Его ненавидит вся офицерская братия. Полагаю, тебе это известно, – сказала она. – Его одинаково не любят как в Девоне, так и в Корнуолле. В действительности единственные, кого он может считать своими друзьями, – юнцы, что не осмеливаются грубить ему. Они-то и составляют его маленькую свиту, которая следует за ним как тень. «О господи, – подумала я, – ну и стерва же ты, цепляешься за какие-то досужие вымыслы, чтобы свести меня с ума». Я смотрела, как она поигрывает своими кольцами. – Бедная Мэри Говард, – проговорила Гартред, – что ей пришлось вынести. Знаешь, Онор, не став его женой, ты избавила себя от нестерпимых унижений. Я догадываюсь, что Ричард последнее время разыгрывал любовь к тебе. Несомненно, он любит тебя на свой извращенный лад. Для него это скорее новое, диковинное времяпрепровождение – женщина, которая не в состоянии ответить на любовь. То, как он обращается с Диком, и в самом деле внушает сильную тревогу. – Она зевнула и направилась к окну. – Бедный мальчик обожает мать, а теперь, по моим представлениям, Ричард намеревается воспитать его уродом, чтобы только досадить ей. Как он тебе показался, когда был здесь? – Юный и чувствительный, как и многие другие дети, – ответила я. – Для меня остается загадкой, как он вообще появился на свет, – сказала Гартред. – Когда я думаю о той возмутительной истории, которую мне поведала Мэри. Все же я поберегу твои чувства, если ты все еще держишь Ричарда на пьедестале. Я рада за мальчика, что Джек Робартс не нашел его здесь, в Менебилли. Он поклялся повесить любого из родственников Ричарда. – За исключением тебя, – заметила я. – Ну, я не в счет, – ответила Гартред. – Миссис Денис из Орли-Корта не то же самое, что Гартред Гренвил. Она в очередной раз бросила взгляд на стены, а затем снова выглянула во двор. – Это ведь та комната, где они обычно держали слабоумного? – неожиданно спросила она. – Я еще помню, как он осыпал ругательствами Кита, когда мы приезжали сюда двадцать пять лет назад. – Не имею понятия. Эта тема в семье не обсуждается… – Было что-то необычное в строении этого дома, – сказала она небрежно. – Не могу в точности припомнить, что именно. Кажется, какой-то чулан в стене, куда они его обычно заталкивали, когда он становился буйным, – так мне рассказывал Кит. Ты обнаружила его? – Здесь нет никаких чуланов. – Я старалась оставаться невозмутимой. – За исключением вон той комнатки. – Мне очень жаль, – проговорила она, – что из-за моего приезда тебе пришлось уступить свою комнату Джоан Рашли. Я бы преспокойно обошлась и этой. Как сказала мне одна из служанок – до тебя этой комнатой никогда не пользовались. – Гораздо проще было, – переменила я тему разговора, – разместить тебя с дочерьми в комнате попросторнее, где ты могла бы за ужином принимать посетителей. – Тебя по-прежнему привлекают сплетни слуг? – ответила она. – Страсть всех старых дев. У них разыгрывается аппетит, когда они воображают, что происходит за закрытыми дверьми. – Не знаю, – парировала я. – Едва ли вкус моего бульона становится лучше от сознания того, что ты лежишь в объятиях лорда Робартса. Она взглянула на меня, придерживая руками платье, и я подумала: кто из нас двоих способен на бо?льшую ненависть – она или я? – Мое присутствие здесь по крайней мере избавило вас от куда худших неприятностей, – заявила она. – Я знакома с Джеком Робартсом многие годы. – Тогда занимай его получше, – посоветовала я. – Это единственное, что от тебя требуется. Меня это в конце концов начало забавлять, и, поняв это, она направилась к двери. – Не могу гарантировать, – ответила она, – что его хорошее настроение продлится долго. Сегодня за ужином он был в отвратительном расположении духа, узнав, что Ричард в Ланхидроке, и сейчас отправился в Фой на совещание с Эссексом и начальниками штабов. – Что ж, – сказала я, – надеюсь, тебе удастся смягчить его нрав к завтрашнему утру. Она стояла, взявшись за дверную ручку, ее глаза обшаривали обивку стен. – Если они проиграют эту кампанию, – заявила она, – то распрощаются и со своим прекрасным настроением. Солдат разгромленной армии – животное опасное. Джек Робартс прикажет разграбить Менебилли, разрушить его как изнутри, так и снаружи. – Да, – согласилась я. – Мы все сознаем это. – Заберут все, – продолжала Гартред, – одежду, драгоценности, мебель, провизию, достанется и обитателям дома. Твой зять Джонатан Рашли, должно быть, престранный субъект, раз бросил дом, отлично зная, что неминуемо случится с его имением. Я пожала плечами. Затем, уже уходя, она выдала себя словами: – Он ведь по-прежнему королевский сборщик… Тогда я в первый раз улыбнулась, поскольку получила ответ на вопрос, почему она здесь. – Не могу знать, – сказала я. – Понятия не имею… Но если ты дождешься, когда дом подвергнут обыску, то, может, нападешь на столовое серебро, которое, по-твоему, он тут спрятал. Покойной ночи, Гартред. Какое-то время она смотрела на меня, а затем вышла из комнаты. Наконец-то я узнала, что ее тут держит; если бы я была меньше поглощена своими собственными проблемами – как спрятать Дика, – я могла бы догадаться об этом и раньше. Гартред не особенно волновало, кто проиграет или выиграет кампанию, для нее было важно иметь опору на стороне победителей. Она могла шпионить и на одних, и на других. Я была настроена, уподобившись Темперанс Сол, процитировать Писание: «Ибо, где будет труп, там соберутся орлы». Если была возможность что-то урвать в суматохе сражения, Гартред не могла остаться дома, в Орли-Корте. Я вспомнила ее хватку при составлении брачного контракта с Китом, а позднее ее отчаянные поиски потерявшейся безделушки в то утро, когда, овдовев, она покидала Ланрест. Мне вспомнились слухи, которые доходили до меня, когда она овдовела во второй раз, о том, что Орли-Корт опутан долгами и должен быть поделен между ее дочерьми, когда те достигнут совершеннолетия. Гартред еще не подыскала себе третьего мужа, который пришелся бы ей по вкусу, ну а до тех пор ей нужно было на что-то жить. Столовое серебро Корнуолла было бы и в самом деле как нельзя кстати, если бы ей удалось прибрать его к рукам. Такова была ее цель, и у нее уже возникли подозрения относительно моей комнаты. Она не знала тайны контрфорса, но память подсказывала ей, что где-то в стенах Менебилли есть что-то вроде тайника. У нее мелькнула догадка, и она сделала вывод, что мой зять, по всей видимости, воспользовался тайником в военную пору. То, что этот тайник мог также служить укрытием для ее племянника, я уверена, никогда не приходило ей в голову. Не действовала она, я полагала, и в паре с лордом Робартсом. Она вела самостоятельную игру, и если в этой игре ей помогало то, что она позволяла лорду любить себя, то это было как бы между прочим. Куда приятнее есть жареное мясо, чем суп на воде; кроме того, ей были по вкусу дородные мужчины. Но если она обнаружит, что одной ей не заполучить того, что ей хочется, тогда она выложит свои карты на стол – и черт с ними, с последствиями. Именно этого нам и следовало опасаться, и никто в доме, кроме меня, не знал об этом. Так прошел воскресный день, 11 августа, и вот мы проснулись на следующее утро, с которого началась новая неделя, полная проблем, и когда могло произойти что угодно, учитывая, что три королевские армии с каждым часом все теснее и теснее сжимали кольцо вокруг мятежников; полоска земли графства, все еще находившаяся у тех в руках, с каждым днем принимала все более голый, опустошенный вид, а беспрерывный секущий дождь превращал все дороги в непролазную грязь.