– Тогда что… Она понятия не имела, как продолжать, а потому замолчала. Посмотрела на дом, потом на Армана. Мирна была почти одного роста с ним, и, хотя в куртке она выглядела грузной, в ее случае это не было иллюзией. – Вы знали, что отправитель письма умер полгода назад, и все же приехали, – сказала она. – Любопытство. А вы? – Ну, я-то не знала, что он умер. – Но вы знали, что история какая-то мутная. Так почему приехали? – По той же причине. Из любопытства. А что такого уж плохого могло случиться? Мирна понимала, что ее сентенция звучит довольно глупо. – Если услышим органную музыку[6], то бросимся наутек, верно, Арман? Он рассмеялся. Ему, конечно, было известно, что может случиться. Сколько раз опускался на колени подле распростертых на земле жертв в таких случаях. Его соседка, запрокинув назад голову, принялась разглядывать крышу, просевшую под слоем снега, образовавшегося за несколько месяцев. Увидела потрескавшиеся стекла, окна, зияющие пустотой. Она моргала, чувствуя снежинки – большие, мягкие и неотступные: они падали на ее лицо, попадали в глаза. – Но ведь это не опасно, правда? – Не уверен. – Не уверены? – Ее глаза распахнулись чуть шире. – Значит, все же опасность есть? – Я думаю, единственная опасность исходит от самого здания, – он кивнул в сторону прогнувшейся крыши, наклонившихся стен, – а не от того, кто в нем находится. Они подошли к дому, он поставил ногу на первую ступеньку крыльца, и та сломалась. Гамаш посмотрел на Мирну, вскинув брови, и она улыбнулась. – Я думаю, это в большей степени объем съеденных круассанов, чем объем сгнившего дерева, – сказала она, и он рассмеялся. – Согласен. Арман помедлил секунду, глядя на ступеньки, потом на дом. – Вы не уверены, опасно там или нет, верно? – спросила она. – Опасен ли сам дом или тот, кто внутри. – Да, – признал он. – Я не уверен. Вы не хотите подождать здесь? «Да», – подумала она. – Нет, – сказала Мирна и пошла следом за ним. – Мэтр Мерсье, – представился человек, выходя к ним навстречу и протягивая руку. – Bonjour, – сказал Гамаш, вошедший первым. – Арман Гамаш. Он оценил обстановку, начав с человека. Невысокий, стройный, белый. Лет сорока пяти. Живой. Дом был отключен от электричества, а потому и от отопления: воздух в доме был холодный и застоявшийся. Как в большой морозильной камере. Нотариус не снял куртки, и Арман видел: она заляпана грязью. Хотя и куртка Гамаша выглядела не лучше. Выйти из машины или влезть в нее зимой в Квебеке было практически невозможно, не заляпав одежду грязью и солью. Но куртка мэтра Мерсье казалась не просто грязной, а сплошь покрытой пятнами. И поношенной. Он и сам имел вид несколько небрежный. Человек, как и его одежда, казался потрепанным. Но в нем чувствовалось и достоинство на грани высокомерия. – Мирна Ландерс, – сказала Мирна, делая шаг вперед и протягивая руку. Мэтр Мерсье взял ее, но быстро отпустил. Скорее прикосновение, чем рукопожатие. Гамаш отметил, что поведение его соседки слегка изменилось. Страх ушел, она глядела на хозяина чуть ли не с жалостью. Есть в мире существа, вызывающие такую реакцию. У них нет ни брони, ни ядовитых зубов, ни способности летать или даже бегать, но есть что-то такое, что делает их не менее могущественными. Они выглядели такими беспомощными, такими нелепыми, что не могли представлять собой угрозу. Некоторые даже брали их под свое крыло. Защищали. Воспитывали. Признавали. И почти всегда жалели потом о своих поступках. Пока еще было слишком рано говорить, что мэтр Мерсье представляет собой что-то подобное, но первое впечатление он производил именно такое, даже на столь опытного и прозорливого человека, как Мирна Ландерс. Гамаш почувствовал это даже на себе. Его защитные механизмы в присутствии этого печального маленького человека расслабились. Хотя и не отключились полностью. Арман снял шапочку, разгладил свои седеющие волосы, огляделся. Наружная дверь открывалась прямо в кухню; такое нередко встречалось в фермерских домах. Казалось, тут ничего не менялось с шестидесятых. А может, и с пятидесятых. Шкафы были изготовлены из фанеры, выкрашенной в веселенький синий цвет, в цвет васильков, столы из расцарапанного желтого ламината и полы, покрытые затертым линолеумом. Все, что имело какую-то ценность, было унесено. Весь инвентарь отсутствовал, стены остались голыми, если не считать давно остановившихся мятно-зеленых часов над раковиной. Он на мгновение представил себе кухню такой, какой она, вероятно, была прежде. Сверкающая, не новая, но чистая, ухоженная. Двигаются люди, они готовятся ко Дню благодарения или к рождественскому обеду. Дети, гоняющиеся друг за другом, как дикие жеребцы, а родители пытаются их приручить. А потом сдаются. Гамаш отметил прорези на дверном косяке. Отметки роста. А потом время остановилось. «Да, – подумал он, – эта комната, этот дом когда-то были наполнены счастьем. Весельем». Он снова посмотрел на мэтра. Нотариус, который существовал, хотя и умер. Может быть, этот дом был его домом? Был ли он когда-то счастливым, веселым? Если так, то никаких признаков этого Гамаш не видел. Все с него было содрано. Мэтр Мерсье сделал пригласительный жест в сторону кухонного стола. Они сели. – Прежде чем мы начнем, я бы хотел, чтобы вы подписали это. Мерсье пододвинул по столу лист бумаги Гамашу. Арман откинулся на спинку стула, подальше от документа. – Прежде чем мы начнем, – сказал он, – я бы хотел знать, кто вы и почему мы здесь. – И я тоже, – произнесла Мирна. – В должное время, – ответил Мерсье. Странно было услышать такие слова – и потому, что такой оборот вышел из употребления, и потому, что он полностью отвергал их требование. Причем весьма обоснованное и исходящее от людей, которые вовсе не были обязаны приезжать сюда. Мерсье выглядел и говорил как диккенсовский персонаж. Причем отнюдь не героический. «Интересно, – подумал Гамаш, – чувствует ли Мирна то же самое». Нотариус положил авторучку на лист бумаги и кивнул Гамашу, который и не собирался прикасаться к ней. – Послушайте… – сказала Мирна, положив большую руку на руку Мерсье: она почувствовала, как дернулась его рука под ее ладонью. – Дорогой… – Ее голос звучал спокойно, тепло, ясно. – Либо вы отвечаете на вопрос, либо я ухожу. А я предполагаю, вы этого не хотите. Гамаш оттолкнул лист назад к нотариусу. Мирна похлопала Мерсье по руке, и тот уставился на нее. – А теперь скажите, как вы воскресли из мертвых? Мерсье посмотрел на нее так, словно сумасшедшей была она, потом отвел глаза, и Гамаш и Мирна, проследив направление его взгляда, увидели, что он смотрит в окно. Подъехала еще одна машина. Маленький грузовичок. Из двери выпрыгнул молодой человек, уронил рукавицы в снег. Но быстро наклонился и поднял их. Арман перехватил взгляд Мирны. На новоприбывшем была высокая шапка в красно-белую полоску. Ее конус заканчивался хвостообразным помпоном, который доходил до самой земли и потащился за ним по снегу, когда он двинулся от машины. Заметив это, молодой человек поднял «хвост», один раз обернул им шею, словно шарфом, а потом набросил на плечо таким щеголеватым движением, что Мирна не смогла сдержать улыбки. Кто бы он ни был, он излучал энергию в той же мере, в какой от мертвого Мерсье исходило бессилие. Доктор Сьюз[7] встречается с Чарльзом Диккенсом. Кот в шляпе собирается войти в Холодный дом[8].