Впрочем, подозревал он, на самом деле это случилось давно. Кэролайн могла придрейфовать поближе, но всегда оставалась сама по себе. Чувствительной к потокам и подводным течениям. Приливам и струям мнений и суждений. Вероятно, с самого детства. За ними он видел фотографии на полках. И хотя снимки находились далеко, а глаза у него все еще слезились, он разглядел серебряную рамку и туманное изображение трех улыбающихся детишек. В мокрых, провисших купальных костюмах. Загорелые руки свободно лежали на плече того, кто рядом. Кэролайн в центре, братья по бокам. Была ли она счастлива тогда? Счастлива когда-то? Или трещина уже начала образовываться? Охлаждение, затвердевание. Дистанцирование. Было ли это в ее характере, или что-то случилось? И всегда, всегда на заднем плане Гамашевых мыслей главный вопрос. Почему один из них мертв? – Ваш брат, – сказал Бовуар, посмотрев сначала на Кэролайн, потом на Гуго. Потом он перевел взгляд на Адриенну. – Ваш бывший муж. – (Она едва заметно кивнула в подтверждение.) – Погиб не в результате несчастного случая. Его смерть была умышленной. – Он замолчал на секунду, потом продолжил: – Его убили. Сообщение было коротким, резким. Бовуар и Гамаш знали, что человеческий мозг не воспринимал с легкостью факт убийства. Оно всегда было слишком большим, слишком чужим. Слишком чудовищным. Большинство просто смотрели непонимающим взглядом – именно так они и уставились на него сейчас. А слова и их смысл постепенно доходили до них. Проникали все глубже и глубже в их мозг, в их сердце. Где они теперь останутся до конца их дней. Убийство. Кэролайн напряглась, а Гуго после нескольких секунд неподвижности, когда рот на его припухлом лице открылся от потрясения, протянул руку, ухватил ладонь сестры. «Жест автоматической, непроизвольной, инстинктивной взаимной поддержки», – подумал Гамаш. Адриенна, сидевшая в одиночестве, крепко сомкнула пальцы на подлокотниках «ушастого» кресла. Она сжимала руки, пока костяшки ее пальцев не побелели в тон бледного как смерть лица. Гамаш подумал – эта женщина вот-вот может упасть в обморок. Бовуар встал и отправился в кухню, откуда вернулся со стаканами воды. Но прежде подошел к двери и дал знак инспектору Дюфресну. Гамаш услышал голоса в прихожей, топот ног входящих в дом криминалистов. Вскрытие началось. Гуго, не притронувшись к принесенному стакану, направился к бару. – К черту воду, – сказал он и налил три порции виски. Когда он передавал стаканы Кэролайн и Адриенне, руки у него дрожали. Адриенна сделала большой глоток, цвет стал понемногу возвращаться на ее лицо. Но Кэролайн просто взяла стакан и сжала его в руке, словно забыла, как делать самые обыденные дела. Например, выпивать. И дышать. – Как? – спросила она. – За что? – спросил Гуго. – Вы уверены? – спросила Адриенна. Последний вопрос был самым естественным. Хотя она и знала ответ. Конечно, старший инспектор уверен. Иначе он не сказал бы то, что сказал. Но не спросить она не могла. А остальные все же могли. Они задали другие естественные вопросы. Как? За что? Но вот чего не сделали двое других: они не стали ставить под сомнение сообщение о том, что их брата убили. – Мы уверены, – сказал Бовуар. – Вы не знаете, кто мог желать ему смерти? В этот момент на другом континенте инспектор службы контроля Гунд сел на стул. Время шло к полуночи. Тихий вечер на его участке – у него было время, чтобы поискать то, о чем его просил коп высокого ранга из Квебека. Он думал, ему предстоит рутинный поиск пусть и очень старого завещания. «Пожилое событие». Он улыбнулся, вспомнив титаническую борьбу этого бедняги с немецким языком. Но улыбка исчезла с его лица, когда он стал читать с экрана. Он прокрутил текст. Еще. И еще. Наконец откинулся на спинку стула и задумался. – Ни одна жизнь не безупречна, – начала Кэролайн строгим голосом. – Но я не могу себе представить, чтобы Энтони так сильно насолил кому-то, чтобы тот желал его смерти. – Не обязательно, чтобы насолил, – сказал старший инспектор Бовуар. – Мотивы могут быть… – он помолчал в поисках подходящего слова, – сложные. Может быть, у вашего брата имелось что-то такое, что непременно хотелось заполучить кому-то еще. Он мог мешать кому-нибудь двигаться по карьерной лестнице на работе. Или он мог узнать что-нибудь. Гамаш сидел молча за пределами круга разговаривающих и слушал. И наблюдал. Искал какого-нибудь прозрения. Какой-нибудь реакции. Но все трое только покачивали головой. – Месье Баумгартнер работал в «Тейлор энд Огилви инвестментс», – сказал Бовуар. – Кажется, это фирма – советник по инвестициям. – Верно, – сказала Кэролайн. – Он инвестировал деньги вкладчиков. – Работал кем-то вроде управляющего инвестициями, – пояснил Гуго. – Он предлагал портфель, получал одобрение клиента, после чего другие сотрудники совершали соответствующие транзакции. – Понятно. Агент, сидевший чуть поодаль, вел протокол. – Мы, конечно, проверим, – сказал Бовуар, – но не было ли на его работе чего-то необычного? Недовольного клиента? Неудачного вложения? Какие-нибудь сведения о чем-то выходящем за рамки нормального. – Ничего, – ответила Кэролайн. – Его ценили на работе? – Очень, – сказала Адриенна. – Извините, что прерываю, но позвольте мне задать вопрос, – сказал Гамаш. – Пожалуйста, – сказал Бовуар. – Кто-нибудь из вас инвестировал деньги через него? Они переглянулись, потом отрицательно покачали головой. – Почему нет? – Я инвестировала. Давно. Но мне казалось, что это не слишком хорошая идея – смешивать дела семейные и бизнес. Гуго помалкивал, что было не похоже на него, а Адриенна сидела прямо, как жердь, на своем месте. – Мадам? – обратился к ней Гамаш. – Когда мы развелись, я, конечно, перевела мои деньги в другую фирму. – Хотя вы и оставались друзьями. – Ну, дружба возникла не сразу. – Понятно. А ваши дети? – Что – мои дети? – Я вот думаю: у них есть какие-нибудь инвестиции, какие-нибудь деньги в доверительной собственности или сбережения на обучение? Что-нибудь такое? – Да. У них у каждого свой счет. – Деньги вложены через отца? – Нет. – Вы их тоже перевели?