Нет! — рычание было немедленным. — Я Аниос. Стефан ушел. Он ничто. Это тело принадлежит мне, и я могу делать с ним все, что захочу. Рева успокоилась. В этих словах была доля правды и нечто большее, что Бог, скорее всего, не собирался показывать ей: свою правду. Она увидела тогда, что он был королем лжи, что он использовал любого и отбрасывал, когда от него пропадала польза. Она знала, что он мог чувствовать ее запах, ее страхи, и что он воспользуется этим знанием, чтобы заставить ее думать, что он даст ей все, чего она пожелает. Ни у одного смертного не было его уважения или его любви, и никогда не будет. Если она и будет править вместе с этим богом, этим драконом, или принцем, или кем бы он ни был, то над жалким, выжженным миром. Она продолжала медленно кружить в воздухе и улыбалась. Ты не настоящий бог, Аниос. Человечество и боги служат друг другу и должны любить друг друга, а ты презираешь людей. Он зарычал на нее и повернулся к Сэму. Ты, — его голос был низким и сладким. — Столько лет взаперти, а потом… — его взгляд неумолимо метнулся к Реве. — Желание, — промурлыкал Аниос. — Наконец-то женщина, достойная тебя, твоего рода. Еще один дракон. Сэм колебался, и Реве хотелось крикнуть ему, чтобы он сопротивлялся зову, но она знала, что он должен справиться с этим в одиночку. Ато и Карлия подошли ближе, и она встретилась с ними глазами, надеясь, что они останутся в стороне. Однако Бог видел ее сосредоточенность. Он развернулся и зарычал на двух новых драконов. Бойцы. Вы пришли, чтобы напасть на меня, ничего не зная о том, что я могу вам дать, — он качнул головой между Карлией и Ато, и его глаза остановились на серебре чешуи Ато. — Ты хочешь быть в безопасности, чтобы построить дом со своей женой-пастухом. Я могу дать это. Никто не посмеет противостоять тебе, пока я правлю. И ты, старшая сестра, та, что испугалась за свою семью и скорбит. Ты хочешь отомстить, — он кивнул в сторону Ревы. — Она забрала у тебя все, не так ли? Присоединяйся ко мне, и ты получишь месть. Рева посмотрела в глаза Карлии и увидела глубину ненависти. Никогда Карлия ни словом, ни взглядом не выдавала, что обижалась на Реву за то, что случилось с ее семьей. Но теперь Рева могла видеть, что в самые темные минуты, в тишине долгих ночей Карлия ненавидела ее за смерть матери и отца. В этот момент Рева познала истинное отчаяние. Аниос продолжал извращать их самые глубокие, самые темные мысли в свою пользу. Как они могли бороться с ним? Она искала остальных, отчаянно нуждаясь в их поддержке. Было жутко, ведь, когда она сидела с Сэмом на залитых солнцем камнях замка Далур, когда они думали, что они союзники, но теперь она знала кипящую обиду, которая разделяла их: его несбывшееся желание, ее жажду власти, жажду мести Карлии тем, кто обидел ее, и потребность Ато в нормальности. Она не хотела этого. Она хотела верности и доверия больше всего на свете, но как они могли получить это, когда это касалось их всех? Ато ненавидел их за то, что они забрали его от будущей жены, и Карлия засыпала по ночам, тихо плача от ярости. А потом внутри нее вспыхнула правда, великая правда. Рева взмахнула крыльями вокруг себя и повернула голову, чтобы рассмотреть каждого из них по очереди. Это не единственные истины, которые у нас есть, — обратилась она к остальным. — Мы все злились на потери и цеплялись за мелочную ненависть, но мы создали узы, основанные на настоящей дружбе и любви. Прошло мгновение, и затем Карлия ответила ей: Наши семьи чуть не уничтожили друг друга, но мы втроем проложили новый путь. Я влюбился в мечту, — добавил Сэм уже тише. Он повернулся к Реве. — Кого еще я мог любить, кроме другого дракона? Я так думал. Но это не так. Это преследование менти забрало меня из дома, — вмешался Ато. — Вам нужна была моя помощь. Вы — не причина моей потери. Рева снова повернулась к Аниосу. Ты говоришь нам правду о нас самих, но мы не измеряемся нашими самыми мрачными мыслями. Нас измеряют наши действия. Это не будет очередной битвой четырех королей, — согласился Сэм. — Мы не будем настроены друг против друга. Ненависть Аниоса выросла в силу, которую они могли чувствовать, она вызывала отвращение у всех. Если бросите мне вызов, как и остальные, то умрете вместе с ними, — прорычал он. Карлия! Ато! Первая атака! — Рева отпрянула с Сэмом, когда Аниос бросился на них. Ато и Карлия взмахнули крыльями, рубя когтями и выдыхая огонь по кровоточащим ранам. Они оттащили Аниоса, когда он мог наброситься на Реву и Сэма. Оба быстро спустились по спирали, отпуская своих всадников, а Рохеса и Джосс унесли Лотти в здание быстрее, чем ожидала Рева. Затекли ноги или нет, они знали опасность, когда видели ее. Два дракона прыгнули в воздух, чтобы охранять людей, Рева махала крыльями так быстро, как только могла, взмыла, чтобы схватить Аниоса зубами за горло и потащить его к воде. Во всяком случае, она попыталась это сделать. Хотя он истекал кровью и не должен был бить крыльями, он казался нетронутым, и то, что должно было стать трудной, слабой позицией для борьбы, имело больше силы, чем следовало. Он остановил ее, его глаза горели, пока он боролся. Если ее зубы у него на горле и доставляли ему неприятности, он этого не показывал. Сэм поднялся над ними, а теперь рухнул, чтобы оттащить Аниоса от Ревы. Два дракона сплелись при падении, царапая друг друга, и Сэм вскрикнул от боли. Когти Аниоса впились в его относительно незащищенную грудь, и он тяжело дышал. Следующим нанес удар Ато. Его зубы разорвали крыло Аниоса. Сильный или нет, летать с такой дырой в крыле было бы трудно, и Ато увел Сэма, рыча на Аниоса, пока Карлия бросилась на него, чтобы отомстить за рану брата. Пламя поглотит тебя! — воскликнул Аниос. Он повернул голову, из его челюстей вырвался огонь, и атаке Карлии помешала ее попытка уклониться. Огонь горел жарче, чем когда-либо прежде Рева видела у дракона. Она приблизилась к Ато и Сэму. Мы должны работать вместе. Если огонь — его сильная сторона, то вода — его погибель, — она вспомнила костры, которые зажгли последователи Стефана, и почувствовала себя плохо. Все трое устремились к Аниосу, отбросив его через сады с террасами, а затем над городом. Аниос рычал на них, но вся его сила не могла соперничать с тремя драконами, окружавшими его, и еще одним, изнуряющим его огненными залпами и взмахами когтей. Крики доносились снизу, и Рева могла только надеяться, что люди наблюдают за битвой, а не будут убиты последователями Аниоса. Она обменялась взглядами с остальными четырьмя, а затем крикнула: Сейчас! Ато и Сэм бросились вперед и схватили врага за суставы крыльев. Они понесли его вниз, ревя сквозь стиснутые зубы, пока все трое не погрузились под волны в гавани. Пар шипел и поднимался между ними тремя, а Рева и Карлия кружили все ниже и ниже. Аниос вырвался на свободу, над поверхностью, и они вдвоем нырнули, чтобы снова утащить его вниз. Рева смутно осознавала, что Сэм и Ато всплыли на поверхность, чтобы сделать огромные вдохи воздуха, но затем вода сомкнулась над ее головой. Под поверхностью пар клубился облаками пузырей, пока Аниос рвался на свободу. Он уставал, но не так быстро, как они. Он снова вырвался на свободу, и Рева и Карлия отчаянно поплыли вверх, хватая воздух, а Сэм и Ато нырнули. Секунды превратились в минуты, в глотки воздуха и мгновения битвы. Линии боли открылись вдоль тела Ревы, вода наполнилась кровью. А потом ее челюсти, сжимавшие крылья Аниоса, ничего не укусили. В воде она почти ничего не видела. Драконы выбрались и кружили, с любопытством перекликаясь друг с другом. Теперь Сэм едва мог летать, и Карлия поддержала часть его веса, летела под ним, помогая ему вернуться на берег. Затем Рева увидела это: человеческое тело под поверхностью. Она нырнула и схватила его когтями, затем бросила на брусчатку возле пристани. Под хор криков солдаты, одетые во все черное, оттеснили толпу, чтобы Лука и его менти могли пройти. Они взяли лошадей из дворца и были покрыты потом и кровью. Лука спрыгнул с лошади, подбежал к Реве и прижался руками к ранам на ее боках. Она опустила морду, чтобы подтолкнуть его, и он рассмеялся. Он ни разу не взглянул на тело своего брата; его внимание было сосредоточено на его союзниках. Позади него Нико ухаживал за Сэмом, сосредоточенно закрыв глаза и соединяя воедино мышцы, кожу и чешую. Когда раздались крики, все обернулись. Тело не было мертвым. Он подтянулся, неестественно бледный, схватился за голову. — Мое! — прорычал он не им, а себе. — Тело мое! И меня нельзя убить! Лука жестом отослал их всех, выхватил оружие и в ужасе уставился на труп своего брата. — Стефан, — прошептал он. Это был детский голос, тихий и умоляющий. Рева увидела, как он покраснел от стыда. После всего случившегося было очевидно, что Лука все еще испытывал к этому существу какую-то братскую любовь. Тело замерло. Оно покачнулось на ногах, а затем застонало, схватившись мертвыми пальцами за голову. Когда он посмотрел на Луку, его глаза больше не были ямами безумия. Лука сглотнул. Было что-то пугающее в возвращении Стефана в это тело, но Стефан принес в мир столько жестокости, столько насилия, что он заслужил безжалостный конец. Лука взял себя в руки и глубоко вдохнул. — Стефан? — снова спросил он. Рот тела бесшумно открылся и закрылся, а затем оно произнесло: — Лука, — голос Стефана, его голос. Звучал он хрипло. Пальцы сжались, и он задохнулся. — Он хочет… он хочет забрать тело. — Стефан? — резко сказал Лука. — Аниос… — Он сильнее меня! — Стефан едва дышал. — Ах, боги, если бы я знал… — его голос оборвался, и он зажмурился. — Я хотел это себе, — теперь он звучал раздраженно. — Не так. Все эти годы я отказывался от себя ради нескольких иссохших старых монахов. Рева увидела, как разочарование окутало Луку, как плащ. В конце концов, Стефан ничем не отличался от того, каким он был до того, как Аниос забрал его тело. — Хотел бы я, брат, чтобы все было по-другому, — Лука был теперь спокоен. В его словах было горе, но и смирение. — Я бы хотел, чтобы мы были лучшими братьями друг для друга. Жаль, что ты пошел меня убивать. Голова Стефана дернулась вверх, и он посмотрел на Луку с крайней ненавистью. — Ты ненавидел меня. Вы все ненавидели меня. — Ты заслужил свою справедливую долю ненависти, — непоколебимо сказал Лука. — Но я бы хотел, чтобы было не так. Были времена, когда ты мог повернуть назад. Глаза Стефана встретились с глазами Луки, и Реве почти показалось, что старший брат понял. Она могла видеть в нем печаль из-за пути, который был не принят и не выбран. А затем его тело снова напряглось, и смех вырвался из его горла. Этот смех не был человеческим. Все бойцы на пристани потянулись за мечами, но брат Аксил побежал к одной из лодок и начал перепиливать веревку. — Никакой поножовщины! — крикнул он. Он вытащил веревку и начал завязывать ее на глазах у остальных, озадаченных. Тело сердито смотрело на них всех, с чистой ненавистью в глазах, и яростно вопило, а люди кричали от ужаса. — Держите его! — закричал брат Аксил. Стражи ринулись вперед, чтобы схватить тело, и им потребовалось все, чтобы удержать его, пока брат Аксил обвязывал веревку вокруг его шеи. Священник покачал головой. Рева видела чистую усталость в том, как Аксил держал себя, наряду с полным принятием того, что должно было произойти. Это не доставляло ему удовольствия. — Смерть трех узлов, — сказал он. — Тебя можно убить, и ты заслужил эту смерть. Аниос, пусть вместо тебя восстанет новый бог. Настоящий Принц Истины и Света, а не то, чем ты стал.