За огромными дубовыми столами пили офицеры флота и их жены, но Кейл также заметил дворцовых гостей и членов семьи короля. А затем он увидел Лани. Она вплела белые цветы в свои длинные темные волосы и подкрасила губы красным оттенком в тон шелковой накидке. Обнажены были только икры и предплечья, но ее тонкое платье являло достаточно изгибов, чтобы легко смутить Кейла. Он оглянулся и увидел, что половина зала рукоплещет, а остальные учтиво встают, чтобы присоединиться. Он понаблюдал за фигуркой Лани, за ее трогательной возней с платьем, за ее улыбкой, когда принцесса заметила Кейла. Ему удалось перевести взгляд на офицеров и поднять руку в знак благодарности, дружелюбно кивая и надеясь, что мальчишки позади него сделали так же. Слуги отвели их на заранее подготовленные места: юнг разбросали между офицерами. Кейл предположил, что капитана удостаивали чести сидеть рядом с королем, но в его случае сделали исключение – впрочем, король и не восседал за собственным столом. Вместо этого Кейла усадили с семьей адмирала Махэна – дворянина, чьи предки были военачальниками с тех самых пор, как в Шри-Коне начали документировать такие вещи. Лет пятидесяти от роду и худощавый, он выглядел здоровым, несмотря на жидкие седеющие волосы. Он представил Кейла своей жене, двум сыновьям и двум дочерям – все высокопоставленные офицеры флота либо состоящие с оными в браке. Но они тотчас проявили себя дружелюбными, приятными людьми, а их непочтение к флоту приободрило Кейла: мужчины попеременно шутили над карьерой, отвагой и сексуальной удалью друг друга. В обязанности адмирала явно входило расспросить Кейла о планах на будущее и дать наставления по поводу карьеры во флоте, но получалось у него тактично, и Кейл обнаружил, что этот человек ему нравится. К тому времени, как подали второе блюдо и старший сын адмирала возблагодарил милость Просветленного за то, что в этом году не было речей, Кейла похлопал по плечу лакей Эка. – Ваш отец желает видеть вас, мой принц. Пожалуйста, извинитесь и следуйте за мной. Кейл повиновался и встал, все его тело объял холодок при мысли о том, чтобы вновь предстать перед Фарахи. Он ждет извинений, понял юноша. Да и как не извиняться? При мысли о двух выпоротых стражниках к лицу Кейла прилил жар. Но был ли причиной гнев на отца или стыд за собственный поступок? И важно ли это вообще? Какой выбор был у него на самом деле? Он лишь надеялся, что исполнивший наказание человек был снисходителен, и чувствовал вину за то, что не присутствовал, чтобы наблюдать и хотя бы так разделить их боль. Погруженный в свои мысли, он проследовал за размашисто шагающим лакеем к одной из множества маленьких приемных комнат, в которых никогда раньше не был. Эка остановился, взявшись за дверную ручку, и посмотрел на Кейла, ожидая согласия, чтобы продолжить. Дыши глубоко, ты справишься. Кейл кивнул и прошел мимо стражей в простую комнату из серого камня, без окон и украшений. Морсержант Квал ждал, стоя навытяжку на тянувшемся до приподнятой платформы синем ковре. За ней сидел Фарахи – неподвижно, будто ястреб, следящий за морем, полным добычи. Кейл встал рядом с Квалом и услышал, как дверь позади закрылась. Они ждали в тишине. – Докладывай. – Король смотрел в упор, его тон был ужасающе глухим. – Я и мои люди прочесали побережье бухты, государь, и не нашли никаких следов юнги. И никто из тех, с кем мы говорили, не видел его. Лицо Фарахи ничего не выражало. – Я нахожу это странным, сержант, поскольку я уже выслушал совсем другой отчет, который указывает на то, что вы нашли юнгу. И что мне с этим делать? Квал насупил брови, его нос картошкой покраснел еще сильнее. – Я… не знаю, государь, я не понимаю. – Ты представляешь, какое наказание за ложь своему королю? – спросил Фарахи так, словно ему просто любопытно. – Наказание за убийство? Мужик моргнул, и его толстая шея стала такой же красной, как и лицо. Он посмотрел на короля так, словно его ударили ножом. – Государь, кто выдвинул такое обвинение? Тон Фарахи стал резким: – Благонадежность твоего обвинителя вне подозрений, морсержант. В отличие от твоей. Ты отрицаешь, что сам, в одиночку, нашел Ютани – или, вернее, встретился с ним наедине в заранее оговоренном месте? – Конечно, я это отрицаю. Это ложь. Кейл застыл на месте, безуспешно пытаясь осознать все это, не улавливая ни капельки обмана в тоне пьяного сержанта. – Тогда я могу также предположить, ты будешь отрицать, что при встрече с ним задушил его насмерть, привязал железный груз к его трупу и сбросил в бухту? Квал выглядел потрясенным. – Да, я отрицаю это! – Очень хорошо. Засим я осуждаю тебя не только за преднамеренный срыв флотских тренировок и порядка и ложь твоему королю, но и за умышленное убийство новобранца Ютани. Ты будешь заключен в каземат до конца этой жизни. Желаю обрести там больше благодати для следующей. Зрачки Квала беспрестанно метались, будто хотели найти какой-то ответ. – Государь, несмотря на… мое прошлое… Я верно служил вам всю мою жизнь… – Он посмотрел на Кейла – сперва словно в откровении, затем обвиняюще-свирепо. Он потянулся к чему-то у себя на поясе, и Кейл успел только поднять руки, прежде чем сзади возник Эка, в чьих длинных пальцах был зажат какой-то голубоватый металл, края которого мерцали в свете фонаря. Эка метнулся вперед и вонзил клинок в спину Квала. Тот вырвался из его груди с едва уловимым звуком, и Эка прошептал что-то слишком тихо, чтобы можно было расслышать, отвернув лицо, так что Кейл не рассмотрел, что оно выражало. Затем он дернул и провернул нож и выпустил Квала, и тот, сопротивляясь, упал на землю. Он с ужасом смотрел на Эку, прикасаясь к своей окровавленной груди, пока удерживал себя в сидячем положении. Но после захрипел и откинулся на спину, его тело подергивалось от усилий вдохнуть, руки бесполезно ощупывали то место, где прошло лезвие. Он закрыл глаза и замер, ни разу не вскрикнув. «Лакей» сразу же принялся заворачивать Квала в ковер, а Кейл смотрел на отца, не в силах вымолвить ни звука. – Я велел следить за ним, сын мой. Он убил юнгу, чтобы скрыть свою вину. Ответственность лежит на нем, и только на нем. Кейл снова повернулся к трупу морсержанта Квала, его разум все еще силился осознать произошедшее. Он сумел выдавить лишь: – Да, отец. – Ты преуспел, Кейл. Сейчас и в последние несколько месяцев. Мастер Асан держал меня в курсе твоих трудностей. Изобретательный ум всегда принесет тебе пользу, как и обращение за советом к мудрым людям. Я достаточно посмотрел на твоих юнг, чтобы распознать их преданность. Вдохновлять последователей на любовь – это зачастую роскошь, которую король не может себе позволить, но ты и не король. Это полезный талант, и я надеюсь, ты будешь использовать его в последующие годы, чтобы оказывать помощь твоему брату в его правлении. Кейл сглотнул и, казалось, безмолвно кивнул. Вид мертвого тела, которое заворачивают словно рыбу, достаточно шокировал, но… мой отец только что меня похвалил? – Ты не должен говорить о том, что произошло в этой комнате. Ты скажешь, что я привел тебя сюда, чтобы поговорить наедине. – Тут монарх пожал плечами. – Я послал морсержанта найти Ютани – задание, с которого он, очевидным образом, не вернется. В конце концов мы выплатим пособия его осиротевшей семье, как подобает солдату его ранга, и я поручу кому-нибудь выяснить, есть ли родственники у Ютани, и мы что-нибудь устроим. Истина здесь не пойдет на пользу никому. В разуме Кейла осталась лишь мысль: «У него был отец, он сказал мне об этом», но она осталась не озвученной. Где-то в отдалении болтались такие вопросы, как «с какой стати Квал это сделал» и «почему он так сильно меня ненавидел», но в любом случае Фарахи ему не сказал бы, и ему требовалось больше времени, чтобы подумать. – Да, отец, – сказал он, а потом вспомнил, зачем вообще пришел. – Я… хотел извиниться. За наш прошлый разговор. Я был… Король пренебрежительно отмахнулся с легкой улыбкой на лице. – Когда-то я тоже был юношей. Я знаю, что между тем днем и этим для тебя прошла вечность. Другая жизнь. Не так ли это? Кейл закрыл рот. Это было совершенно верно. Он хотел извиниться без ненависти или стыда, не чувствуя почти никакой связи с мальчиком, который закатил истерику. Отец кивнул. – Я обращался с тобой как с мальчиком, но ты практически мужчина. Теперь ступай, сиди и ешь и пей с мужчинами. Не забывай эту ночь или то, что привело нас сюда, – он указал на аккуратно завернутый труп, – но помни, кто ты есть. Помни свои обязанности. Вот почему я послал и за тобой, и за Квалом. Завтра мы обсудим твое будущее. * * * Кейл в оцепенении вышел от родителя. Мне ужасаться или ликовать? Можно ли чувствовать и то и другое? Зная теперь, что сделал сержант, он не испытывал жалости к этому человеку. Но бедный Ютани, он должен был прийти ко мне. Мотивы офицера по-прежнему имели мало смысла, кроме разве что королевской неприязни. Могут ли жестокость и мелочность оказаться прологом к убийству? Простая, накапливающаяся горечь мужчины, чья жизнь пошла не по плану? Кейл задумался, посулили что-то юнге за его предательство или же хватило угроз. Он нахмурился, так как считал, что, проведя всю жизнь среди королевских подхалимов, хорошо разбирается в людях и научен распознавать ложь и лжецов. Но и Квал, и Ютани сумели его одурачить. Урок, который тебе лучше запомнить, подумал он, и какого черта Эка убивает людей ножом так, будто закуски подает? Прогулка обратно в обеденный зал помогла ему прочистить мозги, прохладный ночной ветерок высушил пот со лба. Кожаные ботинки шлепали по мощеным дорожкам вдоль дворца, и осознание смерти офицера напомнило Кейлу, что сам он молод, жив и он – принц. Его будущее словно простиралось перед ним теперь, как открытое поле, тогда как раньше оно воспринималось тюремной камерой. Ему еще многое предстоит узнать о себе и своем отце – о том, каково быть принцем, и о мире в целом, но сейчас ему не терпелось действовать. Он обрел внезапно благосклонность короля; он, как всегда, обожает своего брата, молодого щедрого наследника, который в ответ обожает его; казалось, вековому миру и процветанию Пью ровным счетом ничего не угрожает, а это значило, жизни Кейла не коснется война. И еще – он влюблен. Он улыбнулся, подумав о Лани, – а затем вспомнил, что сказал ему брат при дворе: Ты, наверное, достаточно незначим, чтобы самому выбрать себе жену. Это правда? Теперь, когда отец доволен, думает о его будущем, настало время? Его сердце заколотилось в груди, и он ускорил шаг; несколько слуг поклонились, затем отскочили в стороны, когда он почти бежал по садовой дорожке. Какого черта я не могу жениться на ней? Она тоже хочет меня, разве нет? Король Капуле имел около двадцати детей, и Лани была далеко не самой старшей – наверняка столь же маловажная, как и сам Кейл. Наверняка этот союз поможет сохранить мир в их семье и никак ни на кого не повлияет. Обеденный зал жужжал, как пчелиный рой, – гул множества разговоров, который обычно Кейл находил утомительным, но сейчас тянул его вперед. Тяжело дыша, он прислонился к холодному камню внешней стены и высунул голову наружу, чтобы увидеть Лани. Она смотрела в его сторону, без умолку болтая с тетей Кикай: осанка прямая, платье… обтягивающее, внешность – само совершенство, кроме нескольких непослушных прядей волос, которые она то и дело смахивала с лица. Он выждал, пока она не заметила его. Удивленно моргнув, она поглядела на Кикай, похоже, не обратившую внимания, затем выгнула бровь, как бы спросив: «Ты что делаешь?» Кейл поманил рукой и спрятался обратно за стену, постукивая ногой и отталкиваясь от камня, борясь с желанием выглянуть снова. К тому времени, как послышались шаги, он вовсю лыбился как идиот, затем она cвернула за угол и скрылась из виду зала. Повернув голову в сторону, она проверила, не смотрит ли кто, затем повернулась к Кейлу и сказала: – Что происхо… Одной ладонью он обхватил ее лицо, а другой рукой обнял ее, прижимая спиной к стене. Он остановился в дюйме от ее губ, желая, чтобы она удивилась, но догадалась. – Я скучал по тебе, – сказал он и встал вплотную, когда ее губы приоткрылись. Она не сопротивлялась и на вкус была как вино, которое пила этим вечером; ее сладкий аромат глубоко проник ему в разум, как воспоминание о юности. – Я тоже по тебе скучала, – сказала она, когда он дал ей минутку отдышаться, а затем снова к ней прижался. Это напоминало погружение в теплую ванну; ее кожа скользила о его собственную, такая же гладкая, как и тонкое платье. Он поднял ее, чтобы усадить на каменный выступ стены, затем протиснулся меж ее ног и развел их в стороны своими руками. Она ахнула, и он увидел ее выпуклые соски сквозь тонкую завесу шелка. Он поцеловал ее шею, скользя ладонями вверх по бедрам, остро сознавая, что теперь ее платье задралось. Он отодвинулся достаточно, чтобы просунуть одну руку внутрь. – Не здесь, – сказала, тяжело дыша, Лани; ее груди поднимались и опускались с каждым вдохом. Его мысли заметались в поисках уединенного места. – Идем со мной. – Он помог ей спрыгнуть с выступа и протянул руку, но Лани не приняла ее. – Я просто хочу поговорить, – пообещал он, и она приподняла бровь с безошибочно недоверчивым видом. – Ну ладно, сначала я хочу поговорить, а потом ты можешь делать, что захочешь. Она взяла паузу, но также взяла его руку. Он вывел ее в залитый лунным светом двор, к мягкой траве и рядам статуй в человеческий рост: изваяний богов, Просветленного или предков-Алаку, расставленных между безупречными рядами цветов, за которыми ухаживали дворцовые садовники. Кейл осмотрелся и не увидел слуг, только сотню зеленых навесов из кустов и теней, чтобы спрятаться от любопытных глаз. Он завел ее за статую дородного улыбающегося короля – возможно, своего прапрадеда, – все еще держа ее руку, когда они остановились. Он повернулся к ней лицом, и она застенчиво опустила глаза. Он взял ее за подбородок и приподнял его, удерживая так, пока она не встретилась с ним взглядом.