– Мама, – обескураженно пробормотала она. – Это ты! Ты ее убила! – Спокойно, девушка, – полицейский повернулся к Полине, схватил за плечи – ловко и крепко, так, что она больше и шевельнуться не могла. – Ты! – Я не хотела, – забормотала Софья, – Полиночка, миленькая, ну откуда же я знала?! Я ведь сразу побежала к вам, я надеялась… – Это ты! – Полина разрыдалась. – Увести, – бросил полицейский. К Софье подскочил второй парень. Заставил ее сцепить руки за спиной, надел наручники и потащил к выходу. – Спокойно, девушка, – приговаривал полицейский – на попытки Полины вырваться и броситься догонять Софью он будто вовсе не обращал внимания. Бросил Тимофею: – Вероника очнулась. Час назад из больницы позвонили. Эпилог Тимофей просидел в палате дольше часа, когда Вероника, наконец, открыла глаза и уставилась на него. – Здравствуй, – сказал он. Вероника попыталась хмыкнуть. Получилось не очень. Тогда она разлепила губы и пробормотала: – Здоровее бывало. – Я принес тебе кефир. – Романтично… – В фильмах всегда приносят фрукты. Апельсины. Никогда не понимал. Даже если человек приходит в себя после отравления – ему приносят апельсины. Зачем? Чтобы добить? А еще – постоянно цветы. Мне кажется, посторонние запахи только раздражают, когда тебе плохо. – И не говори. – Голос Вероники немного окреп. – Что за психи вообще дарят девушкам цветы? Тимофей помолчал, глядя на нее. Потом нерешительным тоном добавил: – Наверное, они просто не пользуются в этот момент разумом. И такое поведение считается искренним порывом. Вероника уставилась на него испытующим взглядом: – Тиш, ты перегрелся? Он потер лоб рукой. В последнее время многое изменилось, это точно. И – да, можно сказать, что в какой-то момент он перегрелся, пытаясь обработать задачи, для которых его разум попросту не годился. – Что я проспала? – сменила тему Вероника. – Ты… – Тут у нее сверкнули глаза. – Господи! Да меня же отравили?! Тиш, я ее видела, я знаю, кто… – Ее арестовали, успокойся, – перебил Тимофей и, секунду подумав, добавил: – Я… я разобрался с этим. Бледное лицо Вероники выглядело странно. По нему невозможно было прочитать, рада она или нет, что он намекнул, будто совершил месть за нее. После короткой паузы Тимофей попробовал изменить стратегию: – Ты очень помогла, правда. Теперь в глазах Вероники был настоящий ужас. – Тиш, – прошептала она. – Ты… что сейчас делаешь? – Пытаюсь облечь информацию в такие формы, которые вызовут у тебя позитивные эмоции, – покаялся Тимофей. – О… Ты это в каком-то учебнике прочитал? – Вроде того. Насколько плохо у меня получается, по шкале от одного до десяти, где ноль – вообще не получается? – Ну… На пятерочку. Впрочем, забей. Большинство бы и на тройку не вытянули. Просто бэкграунд, знаешь ли, меня не подготовил. Ощущение такое, будто тостер решил зачитать прогноз погоды… А с чего вдруг такие героические самоистязания? Тимофей встал со стула и подошел к окну. Уставился на больничный дворик. – Это была она, – повторил он. – Дай угадаю, – предложила Вероника. – Она доставила тебе еду, и ваши взгляды встретились? – Ты почти угадала. Она однажды переоделась в форму курьера и якобы доставила еду в гостиничный номер Загорцева. Переоделась на случай, если полиция решит проверить камеру, установленную на входе в гостиницу. – Проверили? – упавшим голосом спросила Вероника. – Разумеется. Обязаны были это сделать. Но, конечно, на доставщика еды даже внимания не обратили. То есть расчет Софьи оправдался. – Кого? – Ее зовут Софья. Она гример. – А. Мне она представилась Настей. И не гримером, кем-то еще. – Разумная предосторожность. – А как же она… – Как вытолкнула из окна Загорцева? Говорит, что пыталась спастись от домогательства. Защищала свою честь. Но я думаю, что это ложь. Следов борьбы в номере, как ты сама видела, не было. У окна – столик, чашки, блюдца, ни капли воды не пролито… Загорцев доверял Софье. И, вероятно, просто встал у окна рядом с ней. – Ч-черт… – пробормотала Вероника. – И ради чего это все? – Месть. – Тимофей постучал пальцами по подоконнику. – На этот раз – никакого психического расстройства. В отличие от Сигнальщика… Один лишь расчет. Достаточно холодный. Забавно, как в жизни все устраивается. Ее бы никто не вычислил, или, по крайней мере, она могла бы скрыться безнаказанной, если бы не решила поступить по-человечески и искупить хотя бы часть вины. – А как же ты ее вычислил? – Съемка второго ролика. – Что? – удивилась Вероника. – В день, когда мы с Вованом снимали Полину. Перед сюжетом с ней режиссер решил по-быстрому, пока хороший свет, отснять Вована. А Вован в этом ролике говорил о том, что у него есть свидетель смерти Загорцева. Вероника ахнула. Тимофей кивнул: – Софья видела тебя в студии. Видела в окно, как ты подбежала к Загорцеву. Столкнулась с тобой, когда ты вошла в гостиницу. А потом присутствовала при съемках ролика – вместе с Полиной. Соображает она быстро. Попросила у Агнии твой телефон, позвонила тебе… – А имя Измайловой я назвала сама, – пробормотала Вероника. – Да. Ей даже повод для встречи придумывать не пришлось. На парковку задним ходом въехал автомобиль. Остановился. Но наружу никто не вышел. Водитель как будто ждал чего-то. Солнце отсвечивало от лобового стекла, лица не было видно, но Тимофей узнал машину. – Можно немного подробностей? – попросила Вероника. Ее кровать стояла далеко от окна. Что происходит на парковке, Вероника не видела. – Как ты сумел убедить полицию, что убийца – Софья? Тимофей коротко рассказал всю историю. Когда он заканчивал, зажужжал его телефон. Тимофей посмотрел на экран: – Вот, кстати. Еще кое-какие детали. Костюм курьера Софья купила на «Авито». Средство для дезинфекции, которым травила Ильичева, – то же самое, которым отравился ее муж. Взяла в гостинице – еще тогда, когда все это задумала. Вряд ли с этим были большие проблемы. А вот тебе повезло. У Софьи почти не осталось яда, концентрация оказалась очень мала. – Н-да уж, – после небольшой паузы сказала Вероника. – А можно спросить, где, черт возьми, был ты, когда я умирала в парке? – Точно не уверен… – Тимофей прислонился лбом к стеклу и закрыл глаза. – Может быть, кричал в вагоне метро, что не убивал своего отчима. Или валялся без сознания в луже собственной рвоты на перроне. А может, лежал на носилках… – Господи, что случилось?! – Вероника с усилием приподнялась. – Как ты вообще мог кричать в вагоне? Это физически возможно? – Сегодня я кричал на съемках телепередачи. Ты бы мной гордилась. Вероника откинулась на подушку. Пробормотала: – Так, ясно. Я умерла и переродилась в другом мире. Там, за окном – карета, запряженная пятеркой белоснежных лошадей, а на ступеньках нервно курит прекрасный принц, ожидая моего пробуждения. Так? Боковое стекло машины опустилось, и наружу высунулась рука с сигаретой. Стряхнула пепел.