– О, бедняжка, как печально. Поставь ведро сюда – да, и ткань, – теперь можешь пойти куда-нибудь и заняться своими ранами. И, если у тебя начнется припадок, обязательно дай мне знать. Когда девушка ушла, вполне довольная и резвая для того, кто сильно ушиб колено, подумала Лиллия, – ее тетя и монах протерли влажной тряпицей лоб и конечности женщины-ситхи. Когда они закончили и накрыли одеялом хрупкую стройную фигуру, Телия повернулась к монаху. – Брат, – сказала она, – вы не сходите в мою комнату? Найдите там книгу моего мужа «Лекарства Сорвана» – да, кстати, прихватите еще экземпляр Патиллана. Возможно, мы найдем там лист в форме сердца. – Но откуда нам знать, что она не ошибается относительно яда, леди Телия? Сегодня утром она бредила о ходящих горах! – Мы даже не знаем, зачем она здесь, Этан, – сказала тетя Тиа-Лиа, и Лиллии показалось, что она немного рассердилась. – Стоит ли отказываться от мер, которые могут принести пользу? Мы должны сделать все, чтобы попытаться ее спасти. – Конечно, она творение бога, что бы о ней ни думали некоторые. Я в этом не сомневаюсь. – Дело не только в этом, глупец. – Тетя повернулась, и на ее лице смешались смех и неудовольствие. – На минутку представьте, что будет с моим мужем, если мы позволим ситхи умереть до того, как у него появится шанс с ней побеседовать? Сердце Тиамака будет разбито. Вы помните, что случилось с ежом, не так ли? А зверек был старым, сварливым, и у него осталось только три ноги. Однако когда он умер, Тиамак страдал со Дня святого Танато до самой весны. – Она состроила гримасу. – И я не утверждаю, что это одно и то же. Бедная женщина. – Вы привели серьезный довод, миледи. – Брат Этан встал. – Я схожу за книгами. Он с некоторым беспокойством улыбнулся Лиллии, проскользнул мимо нее за дверь, и Лиллия подумала, что монах немного побаивается тети Тиа-Лиа. Внимания лорда-канцлера требовало слишком много вещей, чтобы он мог позволить себе просто так сидеть у окна, но он никак не мог от него оторваться. Внизу рыбацкие лодки усеивали озеро Кинслаг точно плавунцы, потом ветер изменил направление, и он услышал крики рыбаков – не сами слова, но лишь хриплые голоса, когда они перекликались с лодки на лодку. До полудня оставалось два часа, однако небо затянули тучи и вода приобрела блестящий серый цвет, словно тарелка из сплава олова со свинцом. Пасеваллеса посетил легкий приступ эгоизма: он подумал, что с сожалением уступит этот вид Эолейру, когда камергер вернется. Вид из окна его собственных покоев частично закрывала Башня Священного Дерева. Ему нравилось стоять на вершине башни, но находиться так близко к ее стенам, когда остается лишь ограниченный, почти тюремный вид, отчего у него возникала тяжесть на сердце, а сцена казалась мрачной, как суд или даже наказание, не доставляло ему никакого удовольствия. «Не нужно отвлекаться, – выругал он себя. – Фройе ждет ответа». Он отвернулся от окна, испытывая разочарование, но вернулся к письменному столу и последнему письму своего информатора при дворе Наббана и принялся читать его во второй раз. «Мой дорогой сэр, вы не представляете, как больно мне писать об этом, но я не исполню свой долг перед вашей добротой, если не поставлю вас в известность, что здесь становится очень опасно. Брат герцога, Друсис, как вы знаете, сделал нападения обитателей луговых земель на поселения Наббана причиной упреков. Он сетует на слабость брата на каждой встрече Доминиата. Конфликт вызывает большую тревогу, и не только в особняках знати, но даже на улицах, среди купцов, ремесленников и бедняков, так что иногда возникает ощущение, что люди не могут говорить ни о чем другом. Друсис во многом прав, мой добрый лорд, когда предупреждает об опасности, исходящей от этого врага. Народ Наббана всегда боялся и ненавидел тритингов, у которых нет постоянных домов, деревень или ферм и которые немногим отличаются от дикарей. К тому же рейды всадников участились. В последние полгода они несколько раз наносили удары, сжигали урожай и жителей деревень, а также атаковали арендаторов лордов, владеющих большими домами в приграничных районах. В том нет ничего нового, хотя количество жертв увеличивается. Видит бог, мы не ведем с ними войны, потому что тритинги многочисленны, к тому же они превосходные воины, хотя и плохо организованы. Они сражаются толпой и очень яростны, когда побеждают, но склонны быстро разбегаться и отступать, если встречают серьезное сопротивление – вот почему Наббану и Эркинланду удавалось все эти годы удерживать их в луговых землях. И, хотя они остаются серьезной угрозой, мое письмо к вам спровоцировали не рейды, а брат герцога. Друсис, несмотря на поддержку нескольких восточных и северных лордов в Доминиате, не может добиться преимущества в борьбе с герцогом Салюсером из-за недостаточной поддержки со стороны знати, чьи владения находятся далеко от пограничных земель тритингов. Его попытки заставить брата начать действовать всякий раз заканчивались неудачей. В последнее время положение изменилось. Недавно у Друсиса появился могущественный союзник, чье состояние связано с Домом Ингадарин, который, как вы знаете, является вторым по значимости в Наббане после собственного герцогского Дома Бенидривина. Друсис и Далло Ингадарис встречались много раз, и ходят слухи, что скоро граф Далло объявит, что Друсис женится на его дочери. Конечно, я не порицаю Дом Ингадарин. Я знаю, что половина крови Верховной королевы Мириамель из этой семьи, да и в венах Салюсера течет та же кровь. Но то, как обстояли дела в те дни, когда два дома были тесно связаны, сейчас уже не соответствует действительности. За последние годы все чаще и чаще между ними возникают конфликты, и уже ни для кого не является секретом, что Далло Ингадарис хочет, чтобы Доминиат, где его позиции сильны, имел больше влияния на правительство Наббана. А так будет только в том случае, если герцог Салюсер ослабеет, естественно, именно по этой причине Далло продемонстрировал расположение Друсису, предложив ему в жены свою дочь Турию…» * * * Пасеваллес не стал перечитывать остальное, где Фройе рассказывал о вещах, которые он ему поручил выяснить, большая их часть относилась к продолжавшейся борьбе между двумя ведущими торговыми союзами Светлого Арда, Синдикатом Пердруина и выскочками из Северного Альянса. Но ни одна из оставшихся новостей графа Фройе не имела такого значения, как приготовления к свадьбе Друсиса с дочерью Далло Ингадариса, которая заметно осложнит и без того запутанную ситуацию, беспокоившую Пасеваллеса уже несколько месяцев. Друсис слишком быстро набирал силу, и герцог Салюсер, казалось, относился к этому равнодушно или попросту ничего не мог противопоставить. Пасеваллес считал, что данное положение вещей может привести к катастрофе. Иногда он спрашивал себя: возможно, он помогал не тому брату? Что можно предпринять? Король Саймон и королева Мириамель прибудут в Хейхолт только через две недели. От купцов, чьи корабли недавно вернулись с юга, до Пасеваллеса дошли слухи, что конфликт между двумя соперничающими Домами Наббана перешел в открытую и жесткую форму, с пьяными драками на улицах и едва не начавшемуся мятежу в цирке Ларекса после гонок колесниц. Дом Ингадарин уже давно возмущался из-за власти, которую король Джон дал Дому Бенидривиса, а теперь сторонники Ингадариса, носившие эмблемы Альбатроса и называвшие себя «Буревестниками», устраивали публичные драки с приверженцами герцога Короля Рыбака. «Это вроде опрокинутой лампы, – подумал Пасеваллес. – Как погасить пламя, прежде чем оно выйдет из-под контроля?» Однако Наббан являлся самой густонаселенной частью Верховного Протектората, и все его лидеры исторически отличались гордостью и упрямством. Что он может сделать, чтобы предотвратить быстрое распространение пожара? «Я бессилен, – понял Пасеваллес. – Только королю и королеве по силам сделать то, что требуется. А их здесь нет». Его мрачные размышления прервал стук в дверь. Стражник сообщил о приходе брата Этана, поэтому Пасеваллес сложил письмо и спрятал его в кошель. – Простите меня за беспокойство, милорд. – Ерунда, брат Этан. Я с радостью отвлекусь. Каковы новости? Казалось, молодой монах смущен. – Леди Телия навестила ситхи. Когда та сумела заговорить, она сообщила, что ее отравили, и мы полагаем, что это весьма вероятно. Прошел почти месяц с того момента, как в нее стреляли, а она все еще страдает от жестокой лихорадки. – Какой яд может дать такой эффект, но не убить? – Я не могу сказать, милорд. Мой опыт лежит в другой области, к тому же не забывайте у нас очень… необычная пациентка. Пасеваллес не сумел сдержать улыбки. – Это так. Но расскажи мне, как она себя чувствует сейчас. – Большую часть времени она спит – с того момента, как леди Телия дала ей лекарство. Сейчас ее сон выглядит чуть более спокойным, но у нас нет уверенности. Она все еще очень слаба. Ситхи едва дышит, а ее грудь почти незаметно поднимается и опускается. – Я буду молиться за нее, как, вне всякого сомнения, это делаешь ты. – Пасеваллес постарался рассеять бесконечные тревоги, осаждавшие его словно туча надоедливых мух. – Не хотите выпить вина, брат? – Нет. Нет, благодарю вас, милорд. Мне нужно вернуться в монастырь Святого Сутрина для Нонамансы, и я не хочу, чтобы его преосвященство архиепископ Джервис уловил алкоголь в моем дыхании. – Клянусь чашей святой Пелиппы, что же тебе следует пить? Только колодезную воду? Тогда тебя ждет короткая, печальная и нездоровая жизнь, разве не так? Этан улыбнулся, но его улыбка получилась напряженной. – Наверное, вы правы, милорд. Но мне бы хотелось поговорить с вами еще об одном. Это касается принцессы. Принцессы Иделы. – Вот оно что. – Пасеваллес изо всех сил постарался сохранить веселое выражение лица. – Да, конечно. Я попросил тебя помочь разобраться с книгами ее мужа. Ты знал принца, Этан? – Принца Джона Джошуа? Нет, лорд-канцлер. Я находился в аббатстве Святого Катмана в Мермунде, когда он нас покинул. Но я знаю, что молодого принца очень любили и он был замечательным ученым. – В выражении лица Этана появилось нечто странное, но Пасеваллес не сумел понять, в чем дело. – Да, он был замечательным человеком, брат. Но бог не дал ему сильного тела, и он очень болел. Это одна из причин, по которой он так сильно увлекся книгами. Тома, собранные им, помогали ему отправиться в такие места, куда он не мог попасть из-за слабого здоровья. Пасеваллесу хотелось вернуться к письму Фройе. – Насколько его книги представляют ценность и стоит ли передавать их в новую библиотеку? Конечно, уже один тот факт, что они принадлежали принцу, придает им особую значимость, я полагаю, ведь библиотека создается в его честь. – Да, милорд. Большая их часть интересна, но в них нет ничего необычного. Однако… Этан смолк. Пасеваллес также услышал шум потасовки за дверью, его рука потянулась к висевшему на поясе кинжалу, но через мгновение он узнал один из голосов – высокий и пронзительный. Дверь распахнулась, и в комнату ворвалась Лиллия, за которой тут же последовал растерянный эркингард, который с тем же успехом мог поймать намазанную маслом змею. – Пасеваллес! – закричала девочка. – Лорд Пасеваллес! Вы слышали новость? – Я сожалею, милорд, – сказал краснолицый стражник. – Я боялся причинить ей вред и не мог остановить… Пасеваллес махнул ему рукой, но, прежде чем стражник успел отступить, в дверях появилось еще одно лицо. – Ах ты, вредный ребенок! – сказала графиня Рона. – Мирча любит тебя, ты быстра, как кошка! Я сожалею, лорд Пасеваллес, она убежала от меня. – Вы слышали? – воскликнула Лиллия, подпрыгивая на месте от возбуждения. – Вы слышали? Бабушка и дедушка возвращаются! Пасеваллес попытался разобраться в этом внезапном извержении. – Что я слышал? Да, они скоро возвращаются. Возможно, через две недели… Лиллия замерла на месте, и ее глаза широко раскрылись от важности сообщения и поразительного, замечательного незнания Пасеваллеса. – Нет! Они здесь! Он беспомощно повернулся к графине: – О чем она говорит? – На самом деле она говорит правду, лорд Пасеваллес. Только что появился курьер. Они еще не здесь, Лиллия, глупая девчонка, но уже очень близко. Курьер говорит, что прошлой ночью они остановились в Дальчестере, но сегодня двигаются по дороге домой. – В Дальчестере? Значит, они будут здесь завтра вечером! Почему они так быстро вернулись? Графиня Рона покачала головой: – Курьер от короля и королевы ничего не сказал – во всяком случае, мне. Он ждет вас в нижнем зале. Вы спуститесь к нему? – Конечно. – Пасеваллес встал. – Это превосходные новости! Брат Этан, мы продолжим наш разговор в другое время, хорошо? – Да, милорд. – Выражение лица монаха показалось Пасеваллесу немного мрачным, но лорд-канцлер решил, что воспоминания о разговоре с принцессой-вдовой доставляли ему не слишком большое удовольствие. «Возможно, он расстроен из-за того, что я использую его в качестве щита против принцессы Иделы. Впрочем, это несущественно».