Гаури Месяцы спустя после того, как я вытащила Налини из воды, город и деревни все еще так ликовали, что Сканда позволил мне стать своего рода поверенным. Мне разрешили присутствовать на заседаниях совета, и порой мы с Налини играли с сыновьями и дочерьми деревенских глав. Бхарата запомнила мое имя, и постепенно я полюбила родную страну, ее народ, обычаи и историю. Я думала, что мне повезло. Что сердце моего брата оттаяло. И только в четырнадцать лет поняла, почему он столь охотно прославлял мои лицо и имя на всю Бхарату. Сканда позвал меня в тронный зал. Я подозревала, что он сердит, ибо вчера в присутствии совета оспорила его решение насчет строительства храма в разоренной засухой деревне. – Молитвы хороши, но будешь ли сыт словом, коли не можешь испить воды? – сказала я придуманную Налини фразу и улыбнулась, глядя на восхищенные и потрясенные лица членов совета. Однако теперь брат встретил меня широкой улыбкой. Часть советников стояла в тени, наблюдая за нашим общением. Сканда поднял богато украшенный сундук, которого я прежде не видела. – Благодарю за столь щедрый подарок, дорогая сестра. – Какой подарок? – нахмурилась я. Он откинул крышку, а под ней… извивались молочно-белые змеи. Советники ахнули, но Сканда лишь поднял руку и рассмеялся: – Водяные змеи? Не тревожьтесь, советники. Это шутка, понятная только нам с сестрой. Он отпустил их взмахом руки, и зал опустел за несколько секунд, но прежде я удостоилась множества подозрительных и презрительных взглядов. – Я ничего такого не дарила, – в ужасе прошептала я. – Зачем мне дарить тебе ядовитых змей? – Сестренка, ты прямо сама невинность, – хохотнул Сканда. – Вот только ты не знала… Ядовит не их укус, а их прикосновение. И упав в колодец с питьевой водой, эти змейки могут за день уничтожить целую деревню. Угроза прозвучала ясно как день. Ведь я сама выступала за воду, пока совет не стал смертельной ловушкой. И раз брат перед всеми заявил, что змеи – мой дар, то и яд наверняка свяжут со мной. – Ты солгал. – Ложь! – рассмеялся он. – Все рассказывают сказки, сестрица. Может, я не так знаменит и любим, как ты, зато в моем распоряжении уши очень влиятельных людей. – Чего ты хочешь, Сканда? – Рад, что ты спросила. Я позволю прорыть этот колодец, но взамен хочу, чтобы ты убедила половину деревенской дружины присоединиться к войску Бхараты. – Они и так настрадались. Им нужна сильная дружина, чтобы сдерживать народные волнения, а войску Бхараты хватает солдат. Сканда подтолкнул ногой закрытый сундук со змеями, и сквозь дерево донеслось яростное шипение. – Им нужно то, что я скажу. А мне нужно обезопасить наши восточные земли. Во мне разгорался гнев. – А если я не соглашусь? Отравишь целую деревню и позволишь моему будущему погибнуть вместе с ними? – Сомневаешься? – Совесть не замучает? Брат ответил без колебаний: – Нет. Из-за подобных переживаний теряешь бдительность, а это всегда заканчивается перерезанной глоткой. Так что нет. Я не буду мучиться, если они умрут. Меня волнует лишь мой дворец. Мой трон. Моя жизнь. – Ты не сломишь меня лживыми россказнями, брат. – Ты ведь счастлива, да? Ты любишь и любима. Полагаю, народ убежден, что, если ты попросишь солнце не вставать, оно послушно останется за горизонтом. Но больше историй о восхождении к славе толпе нравится лишь одно – истории падения с пьедестала. Я могу низвергнуть тебя за секунду. Могу забрать все, что тебе дорого. Видишь ли, слова нужны не только для детских сказок на ночь. Они нужны, чтобы управлять. Я никогда не забуду его угрозы. После этого я старалась никому не давать над собой власти, но следующие три года была вынуждена играть в политические игры брата. Небо снаружи словно вернулось с битвы. Алые раны разрывали ночь на части. Скоро рассвет, и явятся ванары, значит, пора делать выбор. Умереть я могу в любом случае. А если съем фрукт и мы сбежим, что тогда? Доверять магии все равно что пытаться обуздать грозу. Но и прятаться в Иномирье целый месяц тоже нельзя, ведь Налини может в любую секунду лишиться жизни. Я стиснула зубы. Если выживу, то сражусь на этом Турнире. И к магии отнесусь так, как следует: не как к дару, а как к оружию. Которое нужно использовать с осторожностью. И без восторга. – Ветала, – позвала я шепотом, чтобы Викрам не услышал. – Кем я стану, если съем яблоко? Ветала хмыкнул и покачнулся: – Только собой, девочка. Только самой собой. Ведь что может быть страшнее нашего темного внутреннего Я? По камню застучали шаги. Я прикусила щеки, успокаиваясь. Все равно умру – либо от своей руки, либо от чужой, но решать за себя не позволю. Яблоко пело, сок стекал по моей ладони. Я подошла к Викраму и легонько его пнула. – Что? – буркнул он, поднимая покрасневшие глаза. – Отвлеки ванар. Он распрямился: – А потом? Я глубоко вдохнула: – Если выживем, я… я выступлю с тобой на Турнире. – И больше не станешь покушаться на мою жизнь? – Давай не будем торопиться. Викрам ухмыльнулся: – По рукам. – Если… – Я осеклась. – Если я потеряю разум, не оставляй меня в живых… – Чего ты хочешь прямо сейчас? – перебил он. В дверь замолотили кулаком. Очень вовремя. Викрам встал, заслонив свет, и лицо его потонула во мраке. Он склонился к моему уху и прошептал низким настойчивым голосом: – Знаю, ты боишься потерять себя, но думай только о том, чего хочешь больше всего. Иногда, чтобы сохранить разум, только это и нужно. Так ответь же, Гаури… О чем ты мечтаешь? Я подумала о Налини, запертой в темнице. О Сканде, что сидит на троне и источает ложь. – О свободе, – выдохнула я. – Я мечтаю о свободе. Викрам нахмурился, как будто ожидал чего угодно, только не этого. Тишину прорезал лязг железа, и дверь распахнулась. – Пора-с! – пронзительно крикнул желтый ванара. – Вперед и с песней, похитители фруктов. Время рубить головы. Ветала зевнул и расправил пергаментные крылья: – Если вдруг решите жить, то я тут, томлюсь в уголке. – Отвлеки их. Когда придет время, я сломаю стену, мы заберем веталу и сбежим. Викрам кивнул. Никто из нас не стал упоминать, что этот план зависел от одного: сумею ли я сохранить разум. – Готовы? – спросил ванара. Викрам бросил на меня последний взгляд. И в нем я увидела не молчаливое прощание, а понимание. На миг показалось, что пространство между нами залито огнем. Ярким и живым, напитанным нашей общей мечтой: загадать желание. Отточенная ухмылка скользнула по лицу Викрама, когда он повернулся к нашим пленителям. И в тот же миг я поднесла золотой плод к губам. На металлической кожуре вспыхнуло мое искаженное отражение. Я вонзила в него зубы, ожидая, что демоническое яблоко поддастся с трудом. Но оно оказалось мягким как шелк. Рот наполнился странным вкусом – сталью и холодом. Будто кровью и снегом.