Прежде я была нежной, старалась не навредить тощей, убитой горем девушке передо мной. Но теперь ее отбросило назад, лицо исказилось от потрясения и гнева. Наверное, она потеряла возлюбленного, или жениха, или отца, или брата. Я не могла позволить себе переживать за каждого. Этот урок я усвоила еще в юности. Однажды я выпустила птиц из гаремного зверинца. Узнав об этом, Сканда усеял пол моей комнаты оторванными крыльями и сказал, что клетка – самое безопасное место для глупых пернатых. В другой раз, когда Сканда наказал матушку Дхину и запретил дворцовым поварам присылать ей обед, я отдала ей половину своего, за что меня морили голодом целую неделю. И это только те случаи, когда пострадала я одна. Брат многому меня научил, но самый важный его урок: эгоизм – залог выживания. Привязанности стоили мне будущего. Привязанности заперли меня под каблуком Сканды и управляли мной. Привязанности отняли у меня трон и все, чем я дорожила. Только это и имело значение. Служанка бросилась вперед, но я была наготове. Ногой ударила ее по голени, а правым кулаком с размаху – сильнее, чем мне полагалось, сильнее, чем требовалось – по лицу. С болезненным визгом девица упала, опрокинув изящный золотой столик. В воздухе вспыхнуло облако ароматов. На вкус мир стал как сахар, розы и кровь. Я отступила на шаг, грудь тяжело вздымалась. Я ждала, что служанка вскочит и кинется в драку, но она не шелохнулась. Так и сидела, скрестив ноги и обхватив руками тонкий стан. – Ты забрала моего брата, – всхлипнула она. – Ты не имела права. Он был моим. Девушка говорила сбивчиво. И в тот миг казалась такой юной. По щекам ее потекли слезы. – Ты монстр, – сказала она. Я поправила ожерелье: – У каждого из нас своя роль. 2 Пылающие розы Гаури Стражники сняли путы с моих запястий и втолкнули меня в красную комнату. Я дождалась, когда они уйдут, и только тогда вытащила шелковый мешочек с жемчужной пудрой, который украла со стола. В голове вновь прокручивался шаткий план: швырнуть порошок принцу в глаза, заткнуть ему рот, отнять оружие. Если он издаст хоть звук – приставить кинжал к его горлу и потребовать выкуп. Если решит промолчать – заставить освободить меня в обмен на его жизнь. Я знала, что самостоятельно далеко не уйду, но почти любого можно подкупить, а если не сработает подкуп, то угрозы точно не подведут. Радовало, что привели меня не в тронный зал. Последний раз в таком зале Сканда разрушил мои надежды на царствование и будущее. Арджун не смотрел мне в глаза. Он не поднял их, даже когда в комнату втащили его новоиспеченную невесту и мою лучшую подругу. Налини рухнула на колени. Ее безумный взгляд метался между мной, Арджуном и мертвецами на полу. Сканда прижал острый клинок к ее шее, достаточно сильно, чтобы по коже скользнули капли крови. – Я знаю, чего ты хочешь, – сказал он. Я зажмурилась, прогоняя воспоминания. Затем огляделась, выбирая, из какого угла лучше всего атаковать. С одной стороны стену покрывала решетка из роз. Сердце сжалось. Я выращивала розы. Одна решетка на каждую победу. Мне нравилось наблюдать, как вокруг шипов распускаются кроваво-красные лепестки. Глядя на них, я вспоминала любовь моего народа: красный – цвет жизни. За месяц до того, как отправить меня через границу с Уджиджайном, Сканда в пьяном угаре поджег мои розы. Когда я добралась туда, было уже слишком поздно – каждый лепесток свернулся и почернел. – Думаешь, эти цветы – знак любви Бхараты к тебе? – невнятно пробормотал брат. – Я хочу, чтобы ты увидела, сестрица. Хочу, чтобы увидела, как легко сгорает в пламени все, что ты любишь, все, о чем заботишься, все, что замышляешь. Меня никогда не покинет образ пылающих роз. Алых лепестков, раскаленных, гневных. Словно последняя вспышка солнца перед тем, как затмение слизнет его с небес. – Ты уверена, что они тебя обожают, но это ненадолго. Это ты роза. Не они. Они – пламя. И ты даже понять ничего не успеешь, как тебя поглотит целиком. Только шагни за очерченную мною грань, и они сожгут тебя. Я отвернулась от роз. Затем наконец выбрала угол и впилась зубами в щеку. Эта привычка появилась накануне моей первой битвы. От нервов зубы стучали, так что я достала зеркало и уставилась на себя. Не помогло, но мне понравилось, как выглядит лицо. Казалось бы, крошечное движение, но скулы стали острыми, точно шамширы, а стоило поджать губы, и от меня повеяло угрозой, будто во рту спрятаны кинжалы. Кусание щек превратилось в боевую традицию. И сегодня я отправлялась в бой. Вдалеке скрипнула дверь. Я припомнила все, что знала об уджиджайнском принце. Здесь его звали Принц-лис. И судя по тому, с какой завистью некоторые солдаты произносили это прозвище, вряд ли оно было связано со звериными чертами лица. Часть года принц проводил в ашраме, куда отсылала сыновей вся знать. Вроде как выдающийся ученик. Не очень хорошо. Но с оружием не в ладах. А это прекрасно. Стражники любили рассказывать об испытаниях, что устроил ему совет. Чтобы стать наследником Уджиджайна, принцу Викраму пришлось выполнить три задания: дать мертвому новую жизнь, зажечь пламя без огня и добыть самое мощное оружие в мире. Для начала принц вырезал кинжал из куска коры и доказал, что даже брошенные вещи могут получить вторую жизнь. Затем он выпустил из кувшинов тысячу светлячков и удержал в ладонях горстку крошечных насекомых – горящих без огня. И наконец, принц заявил, что отравил весь совет. Отчаявшись получить противоядие, совет назначил его наследником. Тогда Принц-лис признался во лжи, тем самым доказав, что самое мощное оружие в мире – вера. Всякий раз, слушая эту историю, я закатывала глаза. Она больше походила на байку из тех, что травят у костра крестьяне с буйным воображением. До меня долетали слухи о принце. О его происхождении. Будто он сирота, которого император пожалел. Но я сомневалась, что жестокий император Уджиджайна способен на жалость. По словам стражников, он держал подле себя жутких зверей, способных разорвать глотку любому, кто посмеет ему перечить. Из коридора донеслись шаги. Я вцепилась в шелковый мешочек с пудрой. Будь принц хоть тысячу раз умен и красноречив, смерть словами не одолеешь, а я не собиралась давать ему и шанса открыть рот. Судя по полученным сведениям, он мне не ровня. Я поставлю его на колени и за считаные секунды заставлю молить о пощаде. Дверь в комнату распахнулась. А вот и Принц-лис. 3 Зимняя тьма Викрам Прошедшие два дня стали расплывчатым пятном. В ашраме ждал посланник из Уджиджайна, дабы отвезти наследника во дворец. Викрам едва обратил внимание на его слова – что-то о дипломатической срочности, – ибо мыслями витал далеко-далеко, плененный рубином. Даже сейчас казалось, будто кожа его слишком обтягивает кости, словно те разбухли от магии, и Викрам не помещался внутри себя самого. Замерев перед тронным залом Уджиджайна, он бросил взгляд за окно. Будущее взывало к принцу. Тело его томилось от беспокойства. Жаждало действий. Двери распахнулись. Уши наполнились пением птиц, шорохом перьев, скрежетом когтей. – Его величество примет вас, принц Викрамадитья. За последние десять лет отец превратил тронный зал в зверинец. Потолок взмыл так высоко, что не разглядеть, сквозь стеклянные окна комнату заливал теплый солнечный свет. Гобелены были забрызганы птичьим пометом, а ковры – вытоптаны когтистыми лапами различных животных. – Сын! – воскликнул император Пуруравас. Викрам улыбнулся. Его отец, раздобревший и близкий к слепоте, поковылял вперед. На плече его сидела одноглазая золотая обезьяна. Рядом вышагивала огромная пантера. Даже без одной лапы она выглядела величественнее половины придворных. Она прикрывала императора сбоку, подпирала, словно желала защитить старика от неумолимой руки времени. Викрам огляделся: – Смотрю, ты все так же увлечен коллекционированием слабых и беспомощных. – Они не в обиде, – хмыкнул император. – С чего им обижаться? Они благодарны. Как и я. Он покраснел: – Ты не какой-нибудь побитый зверек, которого я спас. Разве? Одиннадцать лет назад император нашел Викрама склонившимся над обрывом. Телом он был невредим, но осколки разбившегося сердца резали его изнутри. До сих пор неясно, что император разглядел в нем тогда. Он мог бы бросить мальчишке несколько монет и уйти, но поступил иначе: привел его во дворец, заполнил пустоту в его сердце и надел корону на его голову. – Тебя в этом ашраме хоть кормят? – Пуруравас ткнул Викрама под ребра. – Прекращай тратить время на бег. Ты стал еще костлявее. – Ты хотел сказать, стройнее. – Да ты жилистый как моринга![7] – Ты хотел сказать, высокий. Император засмеялся: – Как всегда ловко играешь словами. Из тебя выйдет прекрасный правитель. – Ты хотел сказать, марионетка, – ляпнул Викрам, не успев остановиться. Император помрачнел: – Только не начинай снова, мальчик мой. Возможно, со временем ты сумеешь убедить совет прислушаться к твоему мнению. Ты умен, как любой истинный принц. Викрам едва не подавился, представив, как будет убеждать совет. Он ведь уже пробовал, когда его подвергли Королевскому испытанию, и преподнес им новую жизнь, пламя без огня и мощнейшее оружие, не имея под рукой ничего, кроме куска дерева, насекомых и лжи. Но его подвиг – или «представление», как некоторые называли это до сих пор – породил лишь прозвище Викрама и его репутацию. – Зачем ты призвал меня, отец? – спросил он. – Твой посланник сказал, что дело срочное и дипломатическое. Пантера подралась с обезьяной? Пантера, устроившая морду на передней лапе, возмущенно фыркнула. – Ситуация прелюбопытнейшая. Бхарата готова вступить с нами в мирные переговоры, но только если мы публично казним присланного ими пленника. Одна загвоздка: пленник – принцесса Гаури. Викрам вскинул брови: – …Жемчужина Бхараты? Он усмехнулся. Что за нелепое прозвище! Но тут вспомнил, что его самого собственный народ сравнил с зубастым пушным зверьком, и перестал улыбаться. – Я полагал, она вторая в очереди на трон после раджи Сканды. Сомневаюсь, что после стольких лет он разродится наследником. Почему они хотят ее смерти?